Я уже не помню, когда я познакомился с Лехой.
Вроде у меня уже заканчивался контракт, и мне дали дослужить последние три месяца по халяве.
Халява заключалась в том, что Нужно было ремонтировать Храм пророка Самуила недалеко от вокзала в Воронеже.

На разводы утром можно было не появляться. Сразу на объект. Можно даже не бриться. А еще там кормили. Какая-то служка из этой церкви, живущая там же в частном секторе, кормила нас. В принципе кроме Петровского поста – очень даже. А еще у них был договор со спортивным комплексом. Насчет душа. Как раз между этой церковью и 2-кой - Воронежской тюрьмой находился какой-то спорткомплекс и телевышка рядом. До обеда мы долбили кувалдами кладку, потом нас кормили. Потом еще пару часов работы – и мы свободны. В части всем нам завидовали.

Не знаю, как Леха попал на эту шару. Видать начальство решило его заслать подальше, дабы не видеть. Там мы с ним и познакомились. Ну, там, житье-бытье. Рассказал про детство свое трудное. Про то, что он десятимесячный. Про то, чтобы его не считали в открытую за дебила – качался день и ночь. Типа как Слай. И достиг результатов. Как работал после ПТУ на местном заводе сварщиком. Как его перед армией не хотели рассчитывать. Как он сидел в приемной директора и у всех приходящих отбирал деньги. Беспредельщик, хуле.

Ну, там, попал в погранвойска. И даже на тихий участок. В Карелию. Но и там отличился. То бишь, когда задедовал, то забил на службу и поселился в местном ЦПХ. Закончилось тем, что за ним пришли два офицера, скрутили, и доставили на местную губу, где он просидел до самого Светлого Дембеля. Ну, там, работы нету, пошел по контракту. В мою часть. За 100 км от родного города.
Когда настали тяжелые времена (после 17 августа), пошел в охрану. Как-то повстречал его дежурящего возле Электроники на Никитинской. Работал от Трудовых резервов. У них спортзал был возле цирка в Воронеже. Два раза в неделю у них была тренировка. Рукопашка. Много бойцов оттуда вышло.

После этого больше года с ним не виделся. Встретил ровно восемь лет назад В середине марта 2000-го.
Как-то съездил в центр города, проведал родню, возвращаюсь – оп-па! Леха идет.
Закопченный весь не по-мартовски. Поздоровался. Оказывается, он только с Грозного вывелся.
С Кантемировской брал Промысловский район. Там загорел. Сказал, что снова туда собирается. Пока боевые платят. Ищет попутчиков. Меня звал. Мол, тебе не впервой. Задумался я. Работал за гроши на заводе, жилья своего не было. Сказал – подумаю.

Погудели мы той весной. От той хаты, что я снимал, он где-то пару кварталов жил. Стал у него зависать. Пиво жигулевское, подусты сушеные (на Дону они вместо воблы), самогон у баб Мани. Двух девок хороводили. Близняшек. Леша их дрессировал. Заказал ножик на заводе местном, построенном при Мишке Горбатом для двигателей Бурана. Чистый свинорез. Толщина лезвия – чуть ли не с сантиметр, а при этом бриться им можно – на алмазе заточено. Посадит он двух близняшек на диван, и давай этим 35-сантиметровым ножиком им щеки гладить. Сидят не шелохнутся. Глаза у Леши дикие. В голове тараканы бегают. Может невзначай и порезать.

Он пока меня не встретил, один культурно отдыхал. Сядет, к примеру в скверике напротив бюста Пушкина и задумается о Вечном. Подойдет к нему какой-нить мусор, набранный из соседней деревни по объявлению и примахается: «Гражданин, почему употребляете в общественном месте?». Ну, там, Леша пошлет его куда надо и давай дальше пиво прихлебывать. А мент уже руки свои тянет. И совершенно напрасно. Ибо Леша его, не отпуская из другой руки бутылку, душить начинает. Ну там напарник ментовской попытался что-то по рации нашептать. Зря. Леша отнял у него матюгальник и разбил его. Сел на лавочку, и опять пивко хлебать. Ну, там, первый мент перестал хрипеть, отдышался и опять к нему руки тянет. Тут уж Леша осерчал. Обоих отпиздил сгоряча. Ну и домой неспешным шагом. Непуганые мусора ему какие-то попались. Наверное еще не знали, что в нашем городе их бывает и по двое на одной веревке вешают под мостом. Народ у нас горячий, чё уж там. Не любит, когда ему мешают культурно отдыхать.

Где-то прибрел он для видака своего кассету знатную. Там два фильма. «Чистилище» Александра Невзорова и «Россия, которую мы потеряли» Говорухина-старшего. Леша эту кассету день и ночь по пять раз на дню смотрел. Уставится в одну точку и смотрит. Тока самогон подливает. Чокнемся, захрустим огурцами – и опять смотрим.

А там Перегар приехал. Он тоже те же самые Промыслы брал. Только с Софринской бригадой. Пизда тому городу настала. Сидим в парке. Культурно отдыхаем на скамеечке. Подходит какой-то кекс. Типа налейте мне ребята, я в Чечне воевал. Народ конечно и охуел с непривычки. А расскажи милок, в каких войсках и местностях. Видит клоун, что промахнулся и давай назад сдавать. Типа а я Таджике, я точно был. Народ переглянулся – но даже и встать не успел. Слинял тот кадр. Даже в морду зарядить ему не успели.

Как потеплело – рыбалка пошла. Браконьерили с сетями на Дону. Под уху и шашлычки самогон нехило шел.

И был мне меж делом ЗнакЪ С Выше – типа нехрен тебе в родном городе киснуть, съезди с пацанами на Юга отдохни. Решился я короче.

Леха еще свою медкомиссию не прошел, как я в рекордные сроки (всего за четыре дня) прошел медкомиссию. Где-то у кожвенврача нагнал я его. Ну, там, справку про СПИД нам заочно, за два дня до результатов выдали. Врач, друг детства и коллега моего покойного батюшки посодействовал. Ему Леха на пальцах объяснял - типа да разве в нашем колхозе СПИД водится? Там Лехины одноклассницы попались. Так он весь изоржался: «Все ясно, девочки» - «Пошел вон, скотина» - а Леха тока ржет с них.

Только уже на областном призывном чуть не стопорнулся. Примахалась баба какая-то. Взвесила – а у меня там чуть ли не дистрофия. Давай таблицы веса и роста сопоставлять. Повздыхала. Но все же подписала. Зато психиатр – без проблем. Захожу – а там молодых людей расспрашивают сколько будет поделить пол-литра на двое. Ну, там, дважды два скока – народ делает вид задумчивый – и такая мука на лице написана. Такая внутренняя борьба! Типа скажет он пять – и не служить ему в Армии, а дальше деревенских баб портить. Или там спрашивают их как звали последнего русского императора. Николай, - говорю с ходу. А ты еще кто? По контракту. Аааа… - вон что. Так вы все там ненормальные, кто сейчас в Чечню ломится. Подписала не глядя, что здоров и вытолкала. Типа не мешай развлекаться с ребятками.

Леха раньше меня в команду попал. Правда, дальше Воронежа его не отпустили. Кто-то там на сборном у него попытался вышмонать фотоаппарат. Так Леха давай своим ножиком размахивать. Приехал в запачканной кровью майке. Кого-то зацепил. Тормознули пока его. Он после меня через неделю поехал. Попал потом в комендатуру одну. Сначала не хотели, но нехватка людей была. Всех брали. Закрывали глаза на судимости и на порванные контракты.

Через неделю моя партия. Когда поехали в Воронеж в составе команды, познакомился с Серегой Суриным. Тот еще Серый Гусь. Он с нами на дагестано-чеченской границе был. В минбате. Потом по контракту в пехоте. Кажется в 66-й. Короче тот еще беспредельщик. Только он и я через все шмоны водку на поезд протащили. Я в грелке два литра самогона, он даже в открытую из фляжки на перроне водяру хлестал. Ну, там, как сели, давай нам подпол сопровождающий лекцию о поведении читать. Типа в 23:00 – отбой. И ни-ни. Серега ему вопрос задает: «Товарищ полковник, а на каком боку спать?». Тот все понял и умолк. А мы в два часа ночи тока песни петь начали.

К нам в купе с Серегой и моим земой с Коротояка один клевый чувак попался. С Воронежа. Он на призывном с мобилой попался (тогда дефицит огромный). Ему медсестры – «Ты то мол куда? Тоже за деньгами?» - «А мне небезразлична судьба России!». Вот мы с него угарали. Потом эту фразу понравившуюся «Мне небезразлична судьба России» стали всю дорогу повторять. Типа он малый обеспеченный. Не то, сто мы, босота. На какой-то девке, дочке чина ГАИ-шного его родня женила. А у самого ни гроша типа за душой. Вот он и решил после очередного скандала с женой – хоть на машину да заработает себе. Наш пацан. Воронежский. Потом он с Серегой Суриным в 245-й вместе попали. Под Урус-Мартаном стояли в группировке. Тоже артуха. Только не помню – «Гиацинт» или «Акация» у них была. Серегин экипаж тогда весь духсотыми пошел. Он один успел за пять минут до затяжного выстрела до ветру сбегать – помидоров объелся. Только присел – глядит летит башня, вся красная, и в воздухе по швам расходится. Ему потом налили, попросили ошметки от пацанов с брони соскрести. Чтобы не пустой спальник в цинк запаивать. Кажется это в сентябре 2000-го было. Сначала на нашей батарее в 15-ке 2C3 рванула, а через неделю в 245-м полку. Ну и выпустили потом этот идиотский приказ. Про то, чтобы боеукладку в орудии не держать, а загружать только перед стрельбой. Философы хулевы.

Привезли в Пятнашку нас. То есть в расположение 15-й МСП 2-й Таманской Гвардейской Безбашенной. Ну, там, пару дней на поляне между штабом и казармой домашние пирожки доедали, пока закуска не закончилась. Много команд прибыло. Наша воронежская – где-то тридцать рыл, липецкие, курские, тамбовские, орловские, с подмосковья несколько команд было. Большая партия была. Почти 200 гаврыл. Одни славянские рожи.

Последнюю медкомиссию там прошли. Простенькую. Сняли зубную карту, да взяли образцы волос для опознания по ДНК.

Переночевали в казарме – а там, кого в 15-ке оставили - на Уралах на вокзал. Все рады были. По слухам пятнашка в горах долбится, и ей еще боевые платят. Народ меж делом засуетился. Контракты всем раздали, но они со стороны командира части не подписанные. Давай всем мимо проходящим офицерам протягивать на подпись. Никто не отказывал. Мне какой-то майор подписал на коленке. Прибыли на Курский вокзал, и тут уже, перед поездом давай всем по списку жетоны раздавать. Алюминиевые. В надписью ВС СССР.

Полторы сутки в поезде. Доехали вроде тихо. Только пару стекол разбили. Проводницы не восторге, что им такие пассажиры выпали. В предыдущую партию один кого-то прирезали, а проводницу изнасиловали. А у нас вроде тихо прошло все. Пока трезвые были еще лапались к ней, а как масть пошла – забыли про нее и на своих разговорах сосредоточились. А навстречу, с южного направления – бронетехника с противогазами к броне приплавлеными.

В Прохладном кажется нашли в вокзальном толчке надпись «Все русские – свиньи». Пока возмущались, дедок один, местный осетин, сбежал оттуда не доделав дел своих мирных. А дальше два часа на электричке. До Моздока. И взлетка.

Их там три коровы (МИ-26) кажется. Номера 45 и 95 вроде были. Ну, там, пока очереди своей ждали – в местном пруду за котельной искупались. Когда взлетели – один паренек в тельняшке с радости с горла белой засадил и в иллюминатор выкинул. Типа в Чечне уже.

Приземлились в Автурах. Не успели сесть – навстречу носилки с раненым. Какого-то летчика в горах с пулемета достали. Ну, там, передали слухи, что недавно корову (МИ-26) одну с сотней дембелей сбили. Не поверил. Типа по ящику ничего такого не говорили. Посмотрел на меня так пристально, тот, кто это сказал и вздохнул только.

Там 31-я Ульяновская в этих курчалойских сопках стояла. У них там уже Устав свирепствовал. Бирочки, таблички - все не по-людски. Дали нам палатку, что под баню выделили. А там даже пол деревянный. Из РС-овских ящиков. Лафа. На полу этом и заночевали. На другой день пришли пара чуваков бородатых в кедах и с автоматами. Говорят с пятнашки нашей. Ну и давай расспрашивать. Мол нету ли у Вас ПТУРСов? Да у нас как бы и автоматов еще нет. Жаль. А зачем Вам? Да, грит, их можно за штуку баксов толкнуть. Чехам что ли? А то кому же. Переглянулись мы.
С Автуров нас на МИ-8 перекинули в 15-ку. Она только-то только расположилась вокруг деревни Анкичу-Борзой (или Ахкин-Ча-Борзой – везде по-разному она называлась). Там-то я Ваньком и встретился. С Иван Васильичем Кашкиным, который с Лехой в одной охранной фирме в Воронеже работал.

Но это все уже другая история.