| |||
![]()
|
![]() ![]() |
![]()
ТУССЭ В АДУ ТУССЭ В АДУ пусть позируют или "фоновые холокосты" ![]() Идея наглого художественного жеста, хулиганства и террора, озвученная во дне сегодняшнем, не редко звучит и является чем-то из области синдрома ностальгии по 90-м, когда ползать хмурой псиной по улицам и выкладывать телами азбуку народной мысли было искрой времени и всячески "аффтар жжот" да "+1". Но вот уж лет десять всё это, вроде как, вне производственной моды. И если какой-нибудь киевский Эдик решит испражниться в музее, придав теплому итогу форму библейских строк, его, скорее всего, не пустят на светскую тусовку. Критики скажут: "Эдик, ну ты же не Бренер какой-то...", а галерейные прихожане пискнут вдогонку: "Всё это не по-Фэн-шуй". И тем не менее, именно во дне сегодняшнем появляется всё больше оснований утверждать, что идея радикального жеста, вписанная в действительность украинского contemporary art, не есть чем-то, что принадлежит исключительно контексту 90-х, но тем, что, пускай не в ходу, не модно, но, - казалось бы, парадокс, - абсолютно актуально здесь и сейчас. И созидательное насилие над культурой тут, как ни странно, не первично. Я бы хотел поставить акцент на роли произведения в таких злачных художественных ситуациях, как например ситуация киевская. Но прежде упомяну пронзительные слова философа Ильи Кормильцева: "Попробуйте поставить обычному человеку серьезную музыку и заставьте его ее слышать (а не слушать), то есть чтобы она звучала не просто как фон. Вы увидите, как ему будет неуютно. Именно поэтому он нуждается в таком количестве как бы «стертой» музыки, которая создавала бы впечатление, что музыка есть, но в то же время убивала бы ее сущность. Огромным количеством такой музыки, звучащей вокруг, современный человек загораживается от тайны музыки настоящей. То есть музыка звучит, чтобы ее не слышать" Нечто схожее происходит и на территории современного искусства в Киеве, где само туссэ воздоминировало над поводом. Уж не впервой это моё роптание - произведение превратилось в фон, который создает видимость полноценного галерейного вернисажа, по факту являясь чем-то из рода декоративных барельефчиков в общепите. Произведение есть, но оно отсутствует. Оно лишь белый шум на фоне леопардовых прихожан и какого-нибудь нелепого Ройтбурда, дожившего до публичного сотворчества с певичкой Ириной Билык. Потому-то сегодня и необходимо прекратить агонию немого фонового искусства для "всех випов нашей деревни", и самовольно запустить в галереи новые фоны - нечто, что обличало бы изгнивший контекст. Подлинное геройство художника в сложившейся ситуации - сделать так, чтобы нынешним галерейным прихожанам, - их Кабаков называл "розовым гноем", - было жутко. Произведение должно мешать им "отключаться" в водопадах шампанского. Раз уж большинство художников согласилось быть свитой и обслуживать глянцевую свинину, должны найтись те шахиды-одиночки, которые наведут резкость, напомнят пластмассовому скоту, где и зачем мы здесь сегодня собрались. Это необходимо сделать, пока свинина окончательно не забыла, что речь изначально шла вроде как об искусстве, хоть ныне об этом и упоминать-то неприлично. А вообще все дело в том, что я посмотрел очередной выпуск монументально-истязающей, чрезмерной и неуемной передачи "Арт-простір". Это такая светская хроника, но вроде как вокруг культуры. Там ещё можно увидеть всяческие вести с того света - обзор вернисажей годовой выдержки. И там же, в этой передаче, все эти галерейные прихожане, всё это дебилириумное "випово племя", мелькает слишком часто с непростительно счастливыми лицами - им тупо хорошо. Они вещают словно с курорта, в который превратилось услужливое и холопское contemporary art украинского пошива. Искусство-курорт - это искусство, произрастающее на свином запросе. Спрашивается, где, мать вашу, новые Маринетти, которые несут обратную сторону Луны? Смотрю передачу. Вот, к примеру, мурло-тусовщик Олег Пинчук, позиционирующий себя гением украинского искусства. Стоит в кадре с какими-то химерами-плоскодонками (тоже, кстати, певички), и одна из них, та что справа от порнографичной брюшной зоны Пинчука, говорит: "Мне нравится эта выставка. В ней есть все, что сейчас модно - цвет, стиль...". А Пинчук такой: "Обязательно шота куплю". И тут вновь химера: "Да-да, цвет - это то, что сейчас актуально". А потом ещё какие-то Поярковы и Чичканы, мелят шопопало... И все лезут в кадр, бросаются, словно зверье, на повидло камер, чуть не в кишки операторам и фотографам ныряют. И вот я думаю: "Ах вы бордельные черви, ах вы аскариды кисти - всё забыли, суки, всё...". В ситуации, когда розовый гной улыбается, боксер Кличко, словно Золушка, превращается в куратора, а от ретроспективы Херста закипает моча последней базарной прошмандовки из джипа - актуальность наглого художественного жеста, хулиганства и террора совершенно очевидна. Так пусть же настоящая лошадка будет привязана к столу, пускай играет оркестр, в ритм которому алмазные сверла, торчащие из белоснежных машин, будут пронзать её тело и копытца. Когда лошадка будет трепетать, а ошметки плоти разлетаться в стороны - пусть тогда и на этом фоне позируют камерам все эти щелкающие челюстями дамы с собачками, все эти поярковобразные слизни и проценкоидные чебурашки, а мы посмотрим на их сладкие рожи. Пускай они, эти миражи человека, позируют на фоне расстрела бродячих котов, на фоне оргии гигантских насекомических клубней; пускай обнимаются и ласкают друг дружку не под релаксирующий "лаунж", но под рев электрических мясорубок и бурлеж племенных котлов. Пусть с галерейного потолка непрестанно льется испарина толстушки Шубиной, сыплются волосы киборга Влады Литовченко и снегопад из ногтей копченого гнома Валида Арфуша, а по земле - по земле гады ползучие, скорпионы, пауки и анаконды. Пускай позируют, пускай работают на камеры и пьют свое бесплатное шампанское - главное, чтобы на стенах и в залах, куда они пришли, были не удобоваримые декорации, но орущие газенвагены. |
|||||||||||||
![]() |
![]() |