Около месяца мы провели в кошмарном сне. 36 дней в городе-воронке, стране без надежд, перспектив и просветов: Минск, Беларусь - государство-тюрьма и ботанический сад советских метастаз. Идеальное место для стимуляции красной ностальгии "по старым добрым временам". Именно здесь могла бы раскинуться резервация для всех старцев Мордора, всех сталинских рудиментов и прочего биологического мусора. Беларусь - хранилище "святого вчера".



Бетонные экскременты, передающиеся воздушно-капельным путем, фуражки с приподнятыми носами и бесконечные хороводы хмурцованных лиц - всё это часть пирующей макабрии Бульбалэнда. Люди-стоптыши - не персонажи хоррора, но средние граждане Белой Руси. Десятки черных ртов пожирают пищевые массы в витринах Центрального Гастронома. Сотни ботинок, омывающихся в озерных лужах. Вместо крови - березовый сок. Вместо грудины - ссохшиеся пеньки. И где-то там, посреди разбитой медузы, сияют редкие сердца, умеющие чувствовать и мечтать, но вынужденные жить в стране, где само завтра лишено смысла, а крылья режут ржавыми пилами.



Вся та критика, что рисовала из Минска жопоротое чудище, всегда, признать, воспринималась мной как жанр профессиональной истерики правозащитных организаций, которым "выгодно сгущать краски", дабы получить очередную порцию грант-леденца. Впрочем, и "чистые улицы", всплывающие в большинстве разговоров на тему "в Белоруссии не так плохо как говорят", никогда не казались мне достойным аргументом. Мне действительно хотелось увидеть другую Беларусь, выпадающую из малоинтересных дуалистичных россказней. И я действительно был готов разглядеть Беларусь, которая лучше, чем о ней принято думать. Но увы...







Поездка в Минск была вынужденным маневром. В конце октября мы очутились в ситуации необходимости выползти на месяц из Европы и выбрали Минск как точку "пересидеть". Те, кто озабочен вопросами нашей безопасности, настояли, чтобы мы не прилетали в Киев даже ради справки-однодневки. Мотивировали это не столько моим мартовским конфликтом с "неизвестными христианами", сколько угрозой "сесть под шумок как создатель запрещенного педофильского сайта". Тревоги подогрел и тот факт, что до меня вновь пытался достучаться следак. Получив инструкции "приезд не афишировать, с друзьями не встречаться", мы залегли во всем этом тотале мрака, ожидая последнюю бумажку, которая освобождала нас от необходимости когда-либо возвращаться на планету вареников.

Большую часть времени мы вели вампирский образ жизни: ложились на рассвете \ вставали на закате. Жили в мрачной норе, главными героями которой были старое расстроенное пианино, матрас на полу в обоссаной котами комнате, ревущие раковины, скрипучие газ-колонки, "дореволюционный" котел "one, two, Freddy come to you" и невменяемая старуха, которая, затачивая столовый нож, рассказывала о том, как "одна секта сбросила сына ее подруги с крыши". Катарсисом ее историй было следующее сообщение: "Я очень люблю Путина. Он так переживает за народ. Это же сразу видно. Вы видели его пресс-конференции? Он говорит, а у него венка на виске так, знаете, дрожит... бедный, как же он волнуется за Россию... Ну а про Моего (это она про Лу-Лу - прим. АУ) я и вообще молчу. Если бы он знал, как я его люблю, мне бы уже давно сухари носили...".







К концу поездки я начал получать письма от наших белорусских читателей и коллег, которые узнавали нас на улице. Я был искренне потрясен тем, что у нас есть столько соратников за пределами Украины, которые готовы помочь и поддержать, которые верят в дело ПРОЗА и вдохновляются им. Все они были на нашей стороне, и, тем не менее, извиняюсь, друзья, что так и не смог пообщаться с вами по-человечески. Вы - единственное приятное, что случилось со мной в рамках этого по-мутному незабываемого визита.



В целом, месяц в Беларуси - это как если вам надевают на голову пакет и топят в безнадеге. Все пахнет статикой. Все недвижимо. Мертвое и холодное. Беларусь - это такой шатающийся от собственной дряхлости микротитан, возглавляемый злобной бульбой. Из картофеля, к слову, сотканы и сознания большинства тамошних людей, разговаривающих на языке, который я встречал, пожалуй, только в кино про колхозы и красную интеллигенцию. Беларусь - это такой вечный коматоз с посланием "весны не будет".



И дело не в удобствах, не в бетонном аду улиц-аэродромов и химерах гигантских памятников. Дело в самой атмосфере контекста и содержании умов. Помнится, Кормильцев шутил на тему того, что под Москвой установлены глушилки, вызывающие непрестанную подавленность. Так вот Минск - сам по себе является такой глушилкой. Здесь невозможно дышать - можно лишь задыхаться. Здесь заторможенные люди ходят с глазами окуня и машинально понижают голос, произнося имя своего вождя. И нет оправдания всем этим красным звездам на каждом углу, венкам героям, вечному огню, Дворцу Республики и непрекращающимся военным колоннам, марширующим под окнами столовых. Черношапочники, тулупщики, зомби-пенсионеры и чумазые менты в белых кроссовках, орущие продавщицы и бомбоубежища в детских садах - прохожие, словно гвозди, забитые в самих себя - именно поэтому, вероятно, им приходится прилагать такие усилия, чтобы ответить незнакомцу. Они как будто выползают из панциря на секунду, выделяют робкий ацетон, а затем проваливаются во мрак панциря обратно. И пресловутая чистота - это скорее стерильность всех и вся, абсолют отполированных смыслов. Там, где нет надежды - нет и жизни.



Женщины, работающие в отделе регистрации, выискивают любовников по граждан-потоку, улыбаться неприлично, непрестанно звонит телефон, на окнах нет решеток и распахнуты шторы - жизни рабов из посткоммуналок на ладонях. Все для всех. Есть тушенка. Шоколад фабрики "Коммунарка" напоминает об Аленке, недожившей до наших дней. ЖЕК звонит, обещает отключить телефон за неуплату, бросает трубку. За курение на лестничной клетке вызывают милицию. В следующее воскресенье выступает дуэт-комиков "Кролики". Куранты не бьют, но стонут. Двери кабинета открываются. Выходит мент, за ним девушка с красным заплаканным лицом: "Ну я вас умоляю!". Жду приема. Выхожу. Стоят два азербайджанца. Один другому: "Ты понимаешь, что еще раз, и меня выгонят из страны?!!! ПОНИМАЕШЬ!!!??? Я устал, устал...".









Там нет смысла в ненасильственном молодежном сопротивлении. Там травят и закапывают. Единственное, что стоило бы делать - это объединяться здравыми умами, сохранять умственный генотип и копить корпус альтернативных идей, из которых будет соткано новое общество, которое обязательно случится, но лишь тогда, когда сам картофельный режим рухнет от бессилия продолжать эту пляску смерти. Здесь все решит или самообрушение режима или партизанская война - но не чистая культура. Увы.

Сохраните себя, друзья. Зафиксируйте свои идеи. Распространяйте их между собой и образуйте пленку, на которой начнут расти новые города, когда красные идолы падут. Отбросьте стариков. Отбросьте созревших. Бороться у вас следует лишь за головы тех, кому до 25. Необходимо перепрограммировать детей и подростков. Необходимо совратить их идеями необходимости иного будущего. Необходимо сделать так, чтобы они, к моменту совершеннолетия, уже физически не могли думать по-старому.

Улетая из Минска, я испытывал радость. И также думал о том, что "оставшиеся в Беларуси" - пускай отчаянные, но герои духа. Куда большие герои, чем "оставшиеся в Москве" или "оставшиеся в Киеве". Потому что российский империализм и украинский хуторской фашизм - это детский лепет, по сравнению со злобным ничто трупа лукашенковской Белоруссии. Там вас убивают не только жандармы. Там вас убивает сам воздух. И если вы сумели одолеть его, то в жизни уже не будет ничего, чего бы вы одолеть не смогли. Главное, чтобы картошка в мозгах не выросла.