Более лучше

Главным оппозиционером в стране сегодня является Путин. Может, даже единственным, а может, двое их с Навальным. Это не так важно. Всяко, Путин – самый влиятельный.
Это ведь Путин – кстати, так вдруг повернулись колеса истории, что даже не интересно рассуждать о персоне, проще – о коллективном Путине, который нарос на стране за истекшие двенадцать лет, - коллективный Путин, персональный Путин, не то, чтобы напуганный, наверное, это слишком сильное слово, но, очевидно, растерянный, неадекватный, неспособный выбрать правильный способ реакции на вызовы окружающего мира, неспособный даже понять, где они, эти вызовы, в чем они, заметить, поверить, что колеса истории повернулись как-то по-другому, - вот этот самый Путин делает для крушения наличного в России режима больше, чем любые оппозиционеры с дипломами и без.

1

Режим, конечно, заслуживает пристального рассмотрения, - по-своему ведь интересное было время, и вот, оно кончается, на наших глазах, и, выдыхая на морозе пар, прощаешься с эпохой. Но это все потом, забавы для историков, сейчас хочется хотя бы на уровне эмоций сформулировать собственные претензии к этому режиму. К этому коллективному Путину и к этому конкретному Путину.

Ну, то есть, да, понятные проблемы, - оттирание общества от власти, политзаключенные, списки которых никак не могут согласовать нынешние оппозиционеры, но дело не в списках, конечно, - мы и так понимаем, что есть политзаключенные, есть несвобода. Где-то там есть конкретная, понятная, ощутимая несвобода: решетки, надзиратели, казенной краской крашеные стены. Страх. Все это существует, физически, по-настоящему.

Пока не с нами, мы, на самом деле, свободны, вот они мы: можем митинговать, теперь за это даже и бьют не часто, писать что угодно в блогах, даже в газетах. Кто-то замелькал уже на телевидении, на метровых каналах, не шутки. Но в уме держим: любой из нас – а вы почитайте эти самые несогласованные списки, там ведь не только вожди с миллиардерами. Миллиардер, вернее, один, а вождей ни одного, вожди, - вон они, на метровых каналах, веселы, счастливы, творят историю. Там какие-то совсем простые люди, вроде нас. Не то ляпнул и – в тюрьме. Причем такое «не то», какого мы за день в Твиттере тонны производим, просто нам повезло, а ему почему-то нет. Нас ретвитят, а его судят. Итак, в уме держим – любой из нас в любой момент может оказаться внутри ощутимой, физической несвободы.

2

Нет, ну конечно, рассуждая здраво, - режим-то очень мягкий. Добрый, даже можно сказать, режим, комфортный. Ест людей, но редко, на десерт, что ли. О массовых репрессиях нет и речи, страх над головой в осязаемые тучи не сгущается. И все же, все же.

Живем при этом – опять же, если честно, - неплохо. Сытно. Кто постарше, помнит, что не всегда так было. Кто помоложе – видел много передач по телевизору про лихие девяностые, а там ведь не только вранье. Кризис проскочили. Войны, более или менее, кончились. Где-то в Дагестане, на телевизионном краю света временами гибнут в спецоперациях или собственных автомобилях какие-то силовики, но мы на самом деле помним ежедневные сводки в новостях. Фамилии срочников – пять, шесть, семь каждый день, изо дня в день, пять, шесть, семь, которые с войны уже не вернутся. Никогда не вернутся.

В мире нас не любят, - планида такая, нас никогда не любят, нас всегда не любят. Но вроде бы считаются зато. Не унижают публично. Уже неплохо.

Но главное – сытно. Что-то вокруг заводится, работает, несмотря на зверства силовиков, усилия рейдеров, - несмотря на мрачность картины газетного мира, то есть, в мире обычном-то не так уж все и мрачно. Мы стали более лучше одеваться, как верно заметила одна прославленная особа, более лучше есть, более лучше зарабатывать, более лучше, более лучше. Мы вообще стали более лучше, кажется.

Спокойнее, во всяком случае.

И за этим всем – коллективный Путин и конкретный Путин. Экономисты могут объяснять, что все хорошее – это ему (или им?) вопреки, зато все плохое – благодаря. Но тут незачем влезать в споры – мы ведь видим, что жить стало лучше. В примитивном, материальном плане – лучше. Да, без него, без них, не исключаем, вообще бы процвели невообразимо, но ведь и так не бедствуем.

Только вот несвобода, ну, да где она, несвобода? Какие-то люди, какие-то списки, все далеко, не с нами, нет, в уме, конечно, держим, но.

3

Есть еще коррупция, вот, пишет в блоге специальный ловец человеков: очередной губернатор украл очередные сто миллиардов. Вроде как у нас, у меня украл. И ничего ему за это не сделают. Неприятно, но есть нюанс: украл-то он у меня, но у меня ста миллиардов никогда не было. И не будет никогда, приходится уже это с печалью признать. То есть, вроде бы, и не у меня украл. Ну не мог же он украсть у меня то, чего у меня нет? Это что-то из древности, греческие софисты, словесные ухищрения.

Нет, всегда под боком гаишник, и участковый, и этот еще скот в ЖЭКе, и эта тварь, через которую детишек в садик, и мразь в управе, и все лоснятся, и каждому дай. Неприятно, эти-то уж точно у нас, у меня, из кармана, не сто миллиардов, сто долларов всего, ну, тысячу, две, зато точно мои, эти-то были у меня, а теперь нет. Но – по большому счету – мелочи, и удобно. Детишки в садике, батареи горячие, права в кармане, хотя и развернулся через две сплошных. Тем более, сейчас, когда вообще сытно, и мы стали более лучше зарабатывать. Не обеднеем. Еще добудем.

И за ними, конечно, - коллективный Путин и конкретный Путин, но когда их не было? При каком царе, при каких коммунистах, куда они денутся, если Путин сегодня, немедленно, отсюда? Тем более, что они – это еще и мы, потому что мы им, как минимум, даем.

4

И так далее, и так далее, и так далее. То есть, можно опытному читателю газет или просто умеренно ленивому наблюдателю такие рассуждения множить без конца. Но из конкретного, содержательного, безусловного – только пожалуй одно: они запретили «Боржоми», сволочи! А «Боржоми» с похмелья лучше, чем не «Боржоми». Все прочее – упирается рогом в тот факт, что мы стали более лучше одеваться. Но ведь стали же! На самом деле – стали.

И хором бормочут защитники – ну что ты делаешь, ну чем ты недоволен, ну, того посадили, этого обобрали, но не тебя же. Не всех же. И вообще – сытно. Тебе ведь – сытно? И бормочут не только какие-то нанятые, косноязычные, вот и свой брат, писатель, курчавый что одуванчик, очками поблескивает в модном кафе – (тесно, накурено, еда дрянь, главное – дорого, но можем себе позволить, мы ведь стали более лучше зарабатывать) – ты что, говорит, не читал разве Аверченко, певца ужасов русской революции? Хочешь ремень варить на ужин? Перчатки отпаривать? Вывески перед сном читать? И что-нибудь еще красивое ввернет про сосны. Это же беречь надо, сытно ведь, а между нами и кошмаром бескормицы – только они, коллективный Путин и конкретный Путин.

А против – хором говорят – кто, ну, кто? Ты посмотри на них. Они же не про тебя и не для тебя. Им бы только на трибуне постоять. А с трибуны даже сказать нечего. Потому что влезли, все, цель достигнута, главное – чтобы на тебя сверху вниз. Они же яростней всего спорят о том, какого цвета шарики вам нести. Тебе нести. Тебе – шарики! Понимаешь? Они же за два месяца суровой борьбы породили один безусловный тезис касательно будущего: «Термосы будут запрещены!» Единственный внятный. И вот ты – с ними? Ты что, ты куда? А ты хоть понимаешь, что если они, бессовестно тебя используя, выиграют, все беды, на которые киваем, вполне могут остаться, но почти наверняка мы станем более хуже одеваться? Гораздо более хуже!

Задумаешься, в общем. Есть о чем.

5

Задумаешься и увидишь, что во всем этом «более лучше» есть какой-то подвох. Тебя покупают – дешево, очень дешево, за еду, которая еще и неизвестно, все же, благодаря этим Путиным, коллективному с конкретным, или вопреки.

Они говорят тебе – поставь «лайк». Тебе ведь нравится, на самом деле, что сытно, что мы стали более лучше, а мы, может быть, даже «Боржоми» вернем. Ну, или губернаторские выборы. Чего ты, кстати, больше хочешь – «Боржоми» или губернаторские выборы? Видишь, мы даже мнением твоим интересуемся. И длинные статьи писать умеем. И вообще.

Но в переводе на доступный русский это значит – здесь всегда будет так. Вот так. Сытно. Серо. С перспективой – что тебе прилетит вместо ретвита статья за разжигание однажды. Или дубинкой по голове. Или не хватит денег на взятку, чтобы детишек в садик, потому что не только ты хочешь более лучше зарабатывать. И ты никогда, никак не сможешь на это повлиять, потому что их мир специально выстроен, чтобы тебя не слышать. Они годами его строили, с запасом, так, чтобы ты при полнейшей свободе слова никогда не смог от слов перейти к делу. Так, чтобы даже если ты вдруг захочешь поговорить, переговорщиком оказался бы Немцов какой-нибудь, яростно обсуждающий запрет термосов. Чтобы кандидаты на президентские выборы шли с целью их проиграть. Ну и так далее.

Это им нравится мир, в котором у тебя только одно право – содержать их в обмен на некоторую сытость. На некоторую целость. С перспективой в любой момент той и другой лишиться, просто оказавшись не вовремя и не там.

Чтобы они тебе ни говорили – неважно. Они говорят с тобой, чтобы с тобой не разговаривать. Никогда, ни о чем. Не пугайся. В этом нет парадокса.

Но есть некоторая безвыходность – вот за этим нежеланием разговаривать, замечать, прячется простое. Теперь или они – или ты. Не ужиться вместе. Да и незачем дальше уживаться.

6

Кстати, да, конечно, это все капризы сытых. Тех, которые «более лучше одеваться». Но ничего не поделаешь. Да, мы тут теперь такие. Мы ж не виноваты, что мы стали более лучше. Само собой как-то вышло.

7

Это все была лирика. А теперь вернемся к началу, к вещам сугубо практическим. Кто сейчас активнее прочих работает на слом сложившегося режима, их режима? Коллективный Путин и конкретный Путин. Напуганные, очевидно, протестами, которые им почему-то кажутся массовыми, они симулируют желание разговаривать, - статьи, митинги сторонников, агитационные танки и черт знает, что еще. И это, как пишут в «Фейсбуке» восторженные девочки, провал. Те, кто понял, в чем разводка с «более лучше», и почему разговаривать не о чем, только убеждаются в собственной правоте: ну, происходящее ведь явно не разговор, а так, сценка для детского утренника, воспитатель вытирает носы актерам, чтобы через секунду о них забыть. Но ведь и те, кто будут, - согнанные насильно, - мерзнуть на митинге за сохранение статус-кво под зажигательные речи брадатого Вассермана, - они ведь тоже теперь это поймут. И те, кто по телевизору посмотрят постановку, - поймут.

Конкретный Путин – в очень печальной ситуации. Обсуждать, говорить, менять, меняться, - не про него. У него нет языка, чтобы разговаривать с теми, кто сегодня протестует. В ответ он может компилировать статьи, где сообщает, что хорошее хорошо, а плохое - плохо, да расширять ряды протестующих посредством дурацких мероприятий с ряжеными сторонниками.

Он, конечно, выиграет эти выборы, мы ведь все это знаем. Но – если выиграет их в первом туре, то есть нагло, беспардонно, по-чуровски, с чеченской удалью, - то нарвется на рост протестных настроений уже даже, наверное, не в арифметической прогрессии. А если во втором – тогда конкретный Путин, лишившись харизмы, перестанет быть ценностью для Путина коллективного. Коллективный Путин уберет конкретного и сломает заодно, сам того не желая, и без того трещащий по швам режим.

Он выиграет эти выборы и станет техническим президентом переходного периода, у него просто нет других вариантов. Он сам строил государство, в котором можно не считаться с населением. Получилось государство, в котором считаться с населением нельзя. Ну, не заточена под это машинка. То есть – и хотел бы, да не получится, а он еще и не хочет.

И значит – смешные вот эти самозваные переговорщики, любители кричать с трибун, принципиальные и последовательные борцы с запретом термосов, - они не имеют никакого значения. Это смешно, но значение имеешь только ты. Ты и есть оппозиция.

И если «лайк» государству, которое так выдумано, чтобы тебя никогда не услышать, ставить не хочется, надо делать совсем простые вещи. Обязательно выйти на шествие четвертого февраля. Потом – на выборы четвертого марта. Проголосовать за всех. Неплохие ведь парни. Или за любого конкретного, кроме Путина. Или вписать в бюллетень кого-нибудь симпатичного – Чебурашку, Гомера Симпсона, демона Ваала.

Надо помочь президенту Путину, конкретному Путину, выиграть выборы себя с максимальным треском. И потом они с коллективным Путиным сами все доломают.
А параллельно – пользуясь тем, что трещинки в стенах режима уже появились, и многое из того, что представлялось бетонным, на проверку оказалось фанерным, - действовать. Искать сообщников. Объединяться. Формулировать претензии на будущее более сложные, чем фраза о запрете термосов.

Лень, конечно, но с этой возней, в этой возне (ведь мы же знаем, из какого сора) появляется шанс.

8

И да, конечно, есть риск, что мы станем более хуже одеваться. Или поубиваем друг друга, как уже не раз на этой почве случалось. Что проросшее сквозь фанеру путинскую окажется еще хлеще. И будет так же серо, но уже не сытно.

Есть. Осознаем. Будем пробовать избежать. Но по-другому не будет вообще ничего. Только серое, бег довольных по кругу, в котором пустота, и ты – никто, со стороны, с перспективой вечно дрожать за свою более сытую, чем некогда, жизнь или вовсе ее лишиться.