* * *

О, как я молод был, как я парил,
Как я сорил людьми, часами, днями,
Пока не оказался так бескрыл,
Что ничего не слышу за плечами.

Крошится снег... О, Боже, для меня
Слепи такой снежок, для одноверца,
Чтоб я сошёл с ума, его храня
Нетающим у ледяного сердца.

О, как я молод был и как велик.
Я отворачивался. Я любовью
Шутил. Теперь, как немощный старик,
Хочу прильнуть к пустому изголовью.
И не могу.
Она давно ушла.
Вот — золотится вмятиной подушка.
Вот — в покрывале хладный след тепла.
А со стены — как из лесу — кукушка.
Сбежать бы в этот лес!
Но там царит
Совсем другая жизнь... На тех же струнах
Там снова юность бредит и сорит,
Там даже листья падают для юных.
Банально-грустный снег слегка дрожит.
Всё нежно-снежной копотью коптится...

Как будто Бог мне белый хлеб крошит,
Но и к нему летит другая птица.


* * *

Пластинка должна быть хрипящей,
Заигранной... Должен быть сад,
В акациях так шелестящий,
Как лет восемнадцать назад.

Должны быть большие сирени –
Султаны, туманы, дымки.
Со станции из-за деревьев
Должны доноситься гудки.

И чья-то настольная книга
Должна трепетать на земле,
Как будто в предчувствии мига,
Что всё это канет во мгле.