Tuesday, November 17th, 2020

Time	Event
12:44a	Интересно что, в отличие от смены парадигм, ломка эпистем приходится в точности на мировые войны. Это конечно некоторая условность; например, для этого придётся две понумерованные мировые войны слить в одну -- ну так там переплетено, между ними возникли и фрейдизм (лежащий скорее в эпистеме Максвелла-Маркса), и квантовая механика (предвосхищавшая уже послевоенную эпистему). Мне доводилось встречать это наблюдение в контексте пропасти между геометриями Джона Ди и Декарта: мол, если Джон Ди считал геометрию (стартующую в физических явлениях, абстрагированных до полной невещественности -- 'линия есть протяжённость, не имеющая ширины' -- и продолжающую их изучать чисто умозрительно) мостом между миром плотным и бесплотным, идя по которому, можно научиться енохианскому и получить от ангелов истинную религию, которая положила бы конец раздорам, то Декарт, насмотревшись на резню по поводу истинной религии-той, осознал, что второго берега в данном случае тупо нет, а всю ценность представляет сам мост (не имеющий конца). Но в общем случае, кажется, оно работает не так. Сначала происходит фальсификация эпистемы -- в том смысле, в каком фальсифицировали мощи святых синодальные попы, набивая их глиной и трухой -- при сохранении порождённой ею формы содержание заменяется бледным дисфункциональным муляжом (переход от Фичино к Кальвину, от Вилкинса к Руссо, от Маркса к Ленину и Мёллер ван ден Бруку, от Макалипса Младшего и Фуко к Бэннону и антирасистским тренингам). Эпистема фальсифицированная становится достоянием масс, а следовательно, как учит классик, ядром конденсации массового психоза. Звучит как чудовищно фанерная схема, притом наглухо противоречащая самой фукольдианской идее, но первые бомбардировщики тоже были из фанеры (и противоречили сантос-дюмоновской идее о том, что раз все армии видать с воздуха, войны станут невозможны и ненужны). Ещё придумал хорошую частную иллюстрацию, а именно понятие функции в математике. В математике Возрождения его просто нет: знак с означаемым и памятью об их отождествлении нераздельны и неслиянны, бла, бла, бла. В классической науке вместе со знаком логично возникает и функция, причём исторически первая функция -- температура -- преодолевает ровно ту критику, которую может придумать ренессансный муравейник: как вы холодное и влажное отличите от столь же холодного, но сухого, и т. п. В эпистеме Максвелла-Маркса с её корпускулярностью функция, а точнее наблюдаемая, есть выражение от функций мириад частиц, которые сами не наблюдаемы; в послевоенной эпистеме ненаблюдаемых функций нету, а есть только меры -- которые, однако, на доступном нам уровне дают функции в силу явления концентрации меры. Именно поэтому сейчас, думаю, никакой войны пока что не будет: ещё концентрацию меры толком не обмозговали. При этом одновременно с Максвеллом и Марксом в 1860-х годах работал и Риман, благодаря которому случился переход от эллиптических интегралов к алгебраической геометрии, и математический фокус во многом сместился от функции к многообразию. На этом примере явно видно, чем смена парадигмы отличается от ломки эпистемы: для смены парадигмы достаточно необъяснимого явления (того, что Эйлер открыл многозначность логарифма), которое проявляет себя в важных, но плохо осознанных местах (теорема Абеля-Руффини) -- ну и одного гения, который это явление объяснит. Впрочем, что бы Риман делал без итальянской школы... но всяко лучше, чем мировая война. Current Mood: depressed (Comment on this)
10:41p	К предыдущему Отсюда кстати напрашивается нехитрое наблюдение: Россия обречена навеки. Если Иван Грозный не оказал на Европу никакого влияния (за вычетом пары строк в Зимней сказке), то уже начиная с классического периода России в этой схеме отводится малоприглядная роль панголинов в эволюции коронавируса, промежуточного резервуара, в котором недофальсифицированная -- уже нефункциональная, но ещё не вполне вредоносная -- эпистема, по крайней мере в своём политическом проявлении, отстаивается, чтобы потом переметнуться обратно в Европу, достигая при этом высшего градуса зловония. На Петра I, идиотскую макаку Кольбера, возводил взоры Вольтер, лопоча что-то про недалёкость Карла XII, задумавшего сокрушить империю в момент её зарождения; про Ленина и Путина всё ещё более ясно. Этим объясняется и живучесть россики как жанра: если у Маржерета это просто путешествие в экзотическую страну, более-менее чисто развлекательное, то у Кюстина, Кёстлера или Кеннана там обнаруживаются новые измерения. Впрочем это всё же не сам жанр, а его гальванизация, потому что у просветителей единственный кажется образец россики это путешествие д'Отроша в Тобольск, тоже нимало не философское. У Дефо есть кажется немного про Василия Голицына (я впрочем не читал), но только среди всего прочего: это лишь подчёркивает ещё невычлененность России из ряда других варварских стран. Но надо понимать, что в XVIII веке и литературы в привычном нам понимании ещё не сложилось. С другой стороны, в наши дни россика (ютуб-ролики с видеорегистраторов и тиктоки с Цоем) также развлекательная. То есть высокая россика это жанр, присущий именно эпистеме Максвелла-Маркса. Это даёт ключ к пониманию явления 'великой русской литературы': та непропорциональная серьёзность, которая ей придаётся, есть производная её статуса аппендикса к Кюстину, аналогичного которому не могло быть у его эквивалента при старом режиме -- это как если бы Панглосс, воротясь из Эльдорадо, мог привезти сочинения его жителей о самих себе и присовокупить их к изданию Кандида. Причём если в XVIII веке русские имели достаточно времени, чтобы оверрайднуть петровский проект и вступить в посленаполеонов мир не будучи носителями какой-то особой заразы (и в какой-то мере даже наоборот, находясь в положении, чтобы дать идею нового устройства -- картонность которой Кюстин впрочем быстро доказал), то после 1945 года панголин так и остался панголином, не таким заразным как изничтоженная летучая мышь, но всё ещё более чем. В этом свете калединская мысль о том, что вирус мог бы мутировать в этос, если бы Хрущёв велел напечатать после XX съезда 'Преданную революцию' миллионным тиражом, звучит совсем отчаянно. Но для русских любое небессмысленное действие отчаянно -- в противном случае им придётся вечно существовать как панголин за санитарным кордоном. Current Mood: hopeful Current Music: Комсомольск -- Зависть (1 Comment | Comment on this)

<< Previous Day

2020/11/17 [Calendar]

Next Day >>