крест и радуга

адмиральского шелка, который побывал и в Чесме, и при Трафальгаре
Перечитывая письма Чернышевского к детям, писаные им из Вилюйска, в которых он разоблачает глупости разнообразных Гельмгольцев и Лобачевских (и видимо Римана), утверждая априорность трёхмерного евклидова пространства и т. п., обнаружил, что не такие уж они и смешные. Дело тут не только в том, что писаны они из Вилюйска; дело в том, что оттуда на самом деле легко считывается, что Чернышевский не дурак. Он Рип ван Винкль, вылезший из епитрахили саратовского протопопа-латиниста и выучившийся читать по его старопечатным книгам, которые на другом конце ойкумены были сожжены ещё ирокезами при разорении гернгутерских колоний в Пенсильвании. Те учёные, которых он превозносит -- Ньютон, Лаплас, Эйлер, Лагранж -- все умы чисто XVII--XVIII столетия, а те, кого он денонсирует, начиная с Канта и кончая Дарвином, по Фуко суть апостолы 'модерной эпистемы'. Tаково же, подозреваю, и его отношение к Рикардо, и тем же объясняется их собачье отношение друг друга с Марксом. Чернышевский -- писатель-классицист.

И это, как ни тупо такое произносить, сближает Чернышевского с Мандельштамом. Конечно, Мандельштам для Фуко был бы не препаратом, а референтом: не главы про Ламарка в Путешествии в Армению выглядят списанными из Слов и вещей, но скорее наоборот. Ко временам Мандельштама и Кузина современная эпистема вступила в права своей тотальности, и они не могли не признавать её правоты. К до-гауссовским (не сумел образовать притяжательную форму от имени Кювье) формам разблюдовки знания они не могли относиться столь же ревностно, им оставалось лишь видеть в них эстетическую и нравственную ценность (а для Кузина, подозреваю, это была консервированная кровь замёрзшего в Альпах мертвеца, которую он пытался перелить оседланной эпигенетиками биологии ради омоложения).

Вообще попытки придумать сталинизму -- не тому кровавому, гнойному, говняному, а некому иллюзорно-дистиллированному 'сталинизму без Сталина' Стихов о неизвестном солдате -- классицистическую генеалогию, быть может, были довольно искренними. Интересен случай Гуковского: попытки вывести 'демократическую литературу' и 'реализм' не из сетки дворянских гнёзд, а из перемежённой экономическими сводками купеческой порнографии Михаила Чулкова и юридически студёной бескомопромиссности Радищева (сын которого-таки женился на своей крепостной) выглядят с одной стороны как катаракта, которой нужно было обезобразить формальное исследование той части русской эстетики просто чтобы его напечатали, а с другой как подлинный эксперимент по очистке семиотики русского демократизма от сивухи феодальной анархии. В последнем случае это немного напоминает историю Товия Ловица, сына повешенного Пугачёвым на Иловле астронома, иже при попытке выделить флогистон кипячением угля и азотной кислоты случайно совершил первый в истории целенаправленный органический синтез.

Кстати по соседству Мандельштам описывает, как построить плоскую квартику с одной нодальной особенностью и одной каспидальной (если я нигде не проврался):

Возьмите любую точку и соедините ее пучком координат с прямой. Затем продолжите эти координаты, пересекающие прямую под разными углами, на отрезок одинаковой длины, соедините их между собой, и получится выпуклость.

Называется конхоида Никомеда, в википедии картинки есть. Такой специалист в математике классицистической эпистемы как Арнольд наверняка бы сразу опознал, к чему это.

Ну и чтобы замкнуть треугольник в другой плоскости: про персидские корни сталинизма написано в Даре; а 'широкая грудь осетина' не к тому же клонит одним из обертонов?

Current Mood: happy
Current Music: Из-за острова на стрежень