Святая эпидемия. Нечаянная Радость
Василий Сысоев – молодой специалист эпидемиолог уже месяц безвылазно находился на респектабельной базе построенной для рыбаков из Кремля в дельте Волги, ниже Астрахани, которую по приказу Президента срочно переоборудовали в лабораторию изучения вируса. Эти места были богаты не только рыбой, но и птицей и перебить ее всю здесь было просто невозможно. Кроме того, многочисленные водные преграды защитили этот оазис от саранчи, которая во влажной среде успокаивается.

Задача лаборатории была простой – найти способ остановить эпидемию. Сюда со всей России были свезены молодые нетрадиционно мыслящие ученые, если можно было их так назвать, многие из которых давно уже не занимались наукой.

Сам Василий до этого два года незаконно колотил кедровые орехи под Красноярском и сдавал их перекупщикам. Заработок был небольшой, но другого он, со своей репутацией и характером, найти не смог. Дело в том, что будучи перспективным молодым ученым, он принялся ниспровергать все основы науки и валить авторитеты направо и налево. Он утверждал, что природу таких вирусов, как вирус СПИДа, например, нужно искать в поведенческих особенностях характерных групп риска и требовал законодательного запрещения некоторых демократических свобод, связанных с этими группами. За все это его с позором изгнали отовсюду, лишили ученой степени и даже осудили условно за разжигание ненависти и нетерпимости к меньшинствам.

Плюнув в сердцах на все, он уехал в Туруханский край, где немножко рыбачил, немножко охотился, но в основном занимался браконьерством кедровых орехов. Еще в институте он участвовал в экспедиции, которая изучала народные средства лечения и профилактики в этих местах. Особенно обращали внимание на кедровые орешки. С тех пор места эти ему полюбились и он, освободившись от муторной борьбы за свои научные принципы, с облегчением убежал в тайгу.

Но прошлой осенью его взяли с десятью мешками орехов, которые он пытался привезти в Красноярск по Енисею на попутном сухогрузе, чтобы не продавать за гроши перекупщикам. Похоже, что они его и сдали. Находясь под условным сроком, он быстро схлопотал срок реальный и попал в зону. Жизнь полетела под откос…

Когда началась эпидемия, зону буквально засыпали хлоркой. Это не помогло, заболевшие все равно появились, особенно среди блатных, их шестерок и петухов. Василий задыхался от хлорки, которая в сочетании с жарой делала жизнь невыносимой. По воскресениям в лагерь приходил священник и служил литургию в одной из комнат клуба, из которой начальство, повинуясь новым веяниям, решило сделать домовую церковь.

Нашли умельцев среди заключенных и определили их на эту престижную шабашку. Само собой в бригаду вошли люди уважаемые, не каждый зек мог удостоиться права шабашить на самого Бога, который на зоне был в большом авторитете и в том или ином виде упоминался в наколках почти всех блатных. Эти умельцы и украсили церковь обильно, но весьма своеобразно. Кроме вычурных и аляповатых инкрустаций в виде роз с шипами, которые зеки набрали из мореного шпона, были еще и витражи на двух окнах, повествующие о символах воли – птицы в небе и рыбы в воде. Но наиболее поразительными были иконы, выполненные самым известным на зоне мастером татуировки. Все женские образы очень напоминали смазливые портреты, выколотые им на плечах и грудях многих урок. Мученики изображались с такими красноречивыми выражениями лиц, что ни у кого не оставалось сомнений в степени их мучений. Но сцена Распятия по всеобщему мнению особенно удалась мастеру: драматизм в ней был доведен до максимальной степени. Кровь из ран Спасителя лилась чуть не реками, уступая по количеству лишь слезам Богородицы и Марии Магдалины. А на римских солдат и, особенно на иудеев смотреть без содрогания вообще было невозможно.

Батюшка, входя в эту церковь, всегда почему-то качал головой и часто крестился. Потом он доставал свои иконы, необходимые принадлежности и служил, боясь поднять глаза. Перед причастием он долго принимал исповедь. Василий любил смотреть, как исповедуются блатные. Они отчаянно жестикулировали характерными жестами, иногда «давали зуб», били себя в грудь синими от наколок пальцами. Все это было так непохоже на церковь, к которой привык Василий на воле.

Он пришел к Богу, благодаря своим исследованиям. Он понял, что некоторые вирусы вызываются грехом и недопустимым поведением человека. Он проследил действие порока на генетическом уровне. Он доказал, что порок открывает дыры в защите организма и что бесполезно бороться с миллиардами вирусов, они все равно никуда из природы не денутся. Что нужно идти другим, более логичным и проверенным путем. Но все это – далеко в прошлом, от тех баталий осталась только Вера.

И как-то в начале лета, когда уже началась эпидемия, от хлорки, которую рассыпали везде, включая спальные помещения и столовую, жить стало совсем невыносимо. Василий после службы пожаловался отцу Владимиру:

– Нас убивают. Я говорю как специалист. Нас травят хлоркой, которая полностью уничтожает всю необходимую для жизни микрофлору не только вокруг нас, но и внутри, в легких, в пищеварительной системе, на слизистых!
– Но что я могу сделать? – отвечал батюшка. – Я уже говорил об этом начальнику. Но он сослался на приказ… Нужно терпеть. Давай молиться, Василий, Господь не оставит. И не из таких ситуаций Господь выводил верующих в Него людей без малейшего вреда. Нужно только верить сильно. Так сильно, чтобы химические реакции останавливались!
– Это возможно?
– Еще как возможно! Ты разве не читал Писание? Мало ли там примеров? Как можно читать Писание, знать примеры совершенно чудесных ситуаций и не верить в них? Помнишь отроков, которые из печи огненной живыми вышли? Думаешь, не было этого?
– Да нет… не думаю. Вернее – не задумывался как-то никогда.
– Так Вера в том и состоит, чтобы задумываться о таких случаях. Что это за вера такая, если не верить, что она сильнее любой физики, любой химии!
– Вы думаете, что Верой действительно можно изменить и физику, и химию?
– А как же! Ну ты даешь, Василий… Да тебя за такие сомнения в самый раз отлучить от Церкви! – пошутил батюшка. – Беда вся в том, что и среди священства-то мало кто в это верит. Это и называется – оскудением Веры. А не то, что в платочках перестали ходить, да телевизор смотреть. Платочки – ерунда. Они к вере отношения не имеют. Это называется – утрата традиций. А вот поди ж ты докажи кому-нибудь в церкви, что традиции и обряды – это не Вера!
– А вы пробовали?
– Пробовал… – вздохнул отец Владимир.
– Ну и как?
– Как-как… Вот, оказался тут. Руину в деревне дали, где весь приход – восемь нищих бабушек. Говорят: нужно восстановить из руины церковь, а на какие шиши? Тут даже дачников летом не бывает! А я ведь Духовную Академию закончил и два светских диплома имею.
– Неужели вам ничего на восстановление церкви не дают?
– Почему же не дают? Вот зону вашу еще дали в нагрузку к руине с бабушками. Правда, еще 300 рублей к зарплате прибавили.
– Зачем же таких образованных священников в деревню к бабушкам? – возмутился Василий.
– Это не мое дело. Мы ведь служим. Куда укажут, туда и идем.
– Глупо как-то.
– Нет. В нашей службе ничего глупого и случайного не бывает.
– Неужели нет в епархиях ничего глупого и даже преступного?
– У-у-у! – воскликнул батюшка – больше чем у вас, на зоне!
– А говорите – нет ничего глупого, как вас понять?
– Если не веруешь, то глупости кажутся глупостями. А если верить в то, что ты служишь Богу, а не начальству, то понимаешь, что Он не оставляет тебя и все, что с тобой происходит, происходит с Его ведома, по Его как бы приказу, даже глупость начальства. У верующего человека в жизни не бывает ничего случайного или бесполезного. Все для чего-то.
– Но ведь тоскливо вам с таким образованием с бабулями, наверное?
– Ох, тоскливо, Василий! Аж, выть порой хочется. Только тосковать христианину нельзя. Грех это. Нужно радоваться всегда.
– Чему ж вам или мне радоваться?
– Как чему? Тому, что будет! Будущему празднику!
– Не понял…
– Ты в детстве помнишь ожидание праздника? Дня рождения или начала каникул? До него еще неделя, а то и больше, а ты уже ликуешь! Тебе уже радостно! Так и мы должны сейчас радоваться будущей встрече с Христом!
– Угу, то есть после смерти – подвел жирную черту Василий.
– Ну, ты пессимист, какой – засмеялся о. Владимир. – До смерти будет еще много радостей. Нечаянных радостей. Встреча с Христом может быть хоть каждый день. – Он достал из портфеля иконку и протянул Сысоеву – вот, возьми. Это образ Богородицы «Нечаянная радость». Молись ей так, чтобы химические процессы остановились и они остановятся.
– Как же научится так молиться? Что для этого нужно сделать?
– О-о-о… Это вопрос – серьезный. Нас учили на него отвечать так: нужно читать молитвы много-много раз, тогда ты будешь услышан. Поэтому я обязан тебе это сообщить. Но сам я так не считаю. В данном случае количество не всегда переходит в качество. Можно вырезать из бумажки хоть миллион молоточков и по очереди пытаться заколотить ими гвоздь. Когда-нибудь молоточки закончатся, силы покинут тебя, да и время иссякнет, а гвоздь так и останется на месте. Нет, нужен железный молоток, чтоб с одного удара! В крайнем случае – с нескольких.
– Ну и где же взять такой молоток?
– Нужно захотеть его найти. Ищите и обрящите! Если ты захочешь найти и будешь искать – обязательно найдешь. Бог не обманывает никогда! Он сказал: неужели кто-нибудь из нас, будучи отцом, протянет своему сыну, просящему хлеб, камень? Так разве Бог – Отец наш Небесный – хуже нас?

Они не заметили, как в помещение вошел «хозяин». Он уже какое-то время стоял в стороне и деликатно наблюдал за увлеченной беседой батюшки с заключенным Сысоевым. Он считал себя человеком просвещенным и либеральным, поэтому запретил подчиненным заходить в церковь и вмешиваться в процесс богослужений. И когда к нему пришел дежурный прапорщик и доложил, что Сысоев не пришел на обед и уже два часа беседует с попом, «хозяин» сам решил заняться этим щекотливым делом. Ему хотелось показать священнику, что он уважает право заключенного на исполнение религиозных обрядов. Но так как время прошло уже много и ему надоело ждать, он кашлянул и сказал:

– Простите, святой отец, но заключенному пора.
– Да, да! Мы уже закончили! Простите, увлеклись!
Он благословил Василия и сказал с улыбкой на прощание:
– Помни: Нечаянная радость! Знай и верь – скоро будет Нечаянная радость! Молись так, чтобы останавливались химические процессы! И она обязательно будет!


И вот месяц назад в 3 часа ночи его неожиданно вызвал начальник зоны. Кроме него в кабинете находились двое гражданских мужчин и пожилая женщина.

Василий вошел и начал обычный доклад:
– Заключенный Сысоев…
Но начальник его прервал:
– Вы больше не заключенный, Василий Сергеевич.
Пожилая женщина встала, подошла в Сысоеву и протянула руку.
– Меня зовут Нина Васильевна Победоносцева. Я – заместитель министра по чрезвычайным ситуациям, председатель Комиссии Спасения. Мы приехали за вами. Вам возвращена ученая степень и вы назначаетесь руководителем нашей главной лаборатории. Сколько вам нужно на сборы?

Василий растерялся. Он не сразу поверил, что это не сон. Но, покрутив головой, убедился, что все на самом деле, ответил:

– Я уже готов… хоть сейчас.
Нина Васильевна улыбнулась.
– Какой решительный. Почему на вас костюм такой странный, указала она на его арестантскую робу, покрытую белыми пятнами и даже дырами.
– Это – хлорка. Она тут всюду. Травят нас как…
– Ну ладно. Он вам больше не пригодится. Мы дадим вам нашу униформу. Так пойдемте, что ли?
Сысоев обернулся к начальнику, как бы спрашивая разрешения. Тот грузно встал из-за стола, сам подошел к Василию и протянул папку.
– Это ваши документы. Вы свободны. С вас сняты обвинения. Поздравляю.
Василий взял папку, пожал протянутую начальником руку и пошел на выход. Но остановился в дверях и обернулся к «хозяину».
– Гражданин полковник, срочно отделите блатных и их сявок от мужиков.
– Ладно, ладно, не переживай за них. Разберемся…
– Гражданин начальник, это необходимо сделать срочно!
В разговор вступила Нина Васильевна:
– Что вам не понятно, полковник? Чтобы к утру блатные были отдельно и не имели ни какого контакта с остальными! – и, обратившись к Сысоеву добавила – Молодец, Вася, я вас поняла.
– Будет исполнено, Нина Васильевна – вытянулся полковник.
– Кстати, – добавила она сопровождавшим ее гражданским, – подготовьте приказ по всем учреждениям исполнений наказаний о незамедлительной изоляции всех групп риска!


Железные ворота зоны медленно и шумно уползли вправо и черный джип унес Василия по раздолбанному асфальту в новую, неожиданную жизнь.

Ехали не быстро из-за плохой дороги и огромного количества ночных насекомых, которые сокращали видимость до нескольких метров и дробью стучали в лобовое стекло. За водителя был один из мужчин, которые сопровождали Нину Васильевну. Она почему-то посадила Сысоева на переднее сиденье, а сама со вторым гражданским села сзади. Какое-то время они разбирали бумаги, потом звонили, пока вдруг Нина Николаевна не остановила водителя.

– Все! Я Больше не могу это нюхать! Дайте Василию его форму, пусть переоденется немедленно! Василий, голубчик, не обижайтесь, пожалуйста, но у меня и правда разболелась голова от вашей хлорки!
– Это – не моя хлорка. Нина Васильевна, нужно им срочно запретить сыпать хлорку в спальных помещениях и в столовой. Иначе мы получим несколько миллионов инвалидов!
– Хорошо, хорошо! Обязательно запретим! Представляю – сколько они ее там насыпали, если рядом с вами до сих пор сидеть невозможно!

Водитель открыл дверь и вышел, чтобы залезть в багажник, откуда извлек пакет с униформой. Василий тоже вышел, удалился на несколько метров в темноту и переоделся в удобный комбинезон. Пошарив по карманам робы, вытащил все, что было нужно и самое главное – иконку «Нечаянная Радость». Он поднес ее к губам и поцеловал: Благодарю тебя, Царица Небесная! Подари и батюшке Твою Нечаянную Радость!

Он подумал с грустью об отце Владимире – где он сейчас? Как ему, наверное, трудно в глухой деревне, забитой насекомыми! Помоги ему, Матушка Богородица! Отгони от него хотя бы эти тучи гнуса!

Когда он подходил к машине, был поражен количеством налетевшей на свет фар мошкары, мотыльков и жуков. Это была просто непроницаемая каша. Он быстро, чтобы не напустить их внутрь, сел на свое место и захлопнул дверь. Машина тронулась и Василий спросил:
– Куда мы едем?
– Да аэродром тут где-то…– ответил водитель.
– Ты смотри, не заблудись! – заволновалась Нина Васильевна.
– Постараюсь. Но ежели чего – не обессудьте. Сами видите, что ничего не видите. Куда едем? Утром нужно было ехать.
– Ага! И ночевать в хлорке… Нет уж, увольте…
Она обратилась к Сысоеву:
– Скажите, Василий Сергеевич, что вы думаете об этой ситуации?
– О ночевке в хлорке?
– Да нет, об этих насекомых.
– Думаю, что если их не остановить, самое маленькое, что может произойти это то, что урожая в этом году не будет по всему миру. Если же они сожрут зеленую массу тайги, джунглей и вообще всю растительность, вырабатывающую кислород и поглощающую углекислый газ, то жизнь на земле погибнет.
– Нет, вы посмотрите на него! Какой оптимист, а! Это все мы и без вас знаем. Не для того мы вас с «кичи» как говориться вынимали, чтобы вы нас запугивали. Варианты повеселей у вас есть?
– Да, есть – задумчиво сказал Василий.
– Ну-ну? Чего замолчали? Что из вас приходится тянуть-то по слову!
– Нужно восстановить природный баланс.
– Да? Надо же! Как все просто! И как технически вы это собираетесь сделать?
Сысоев задумался. Нина Васильевна нетерпеливо барабанила ногтями по ноутбуку, который был у нее на коленях.
– Знаете, Василий, когда я ознакомилась с вашим личным делом, то мне показалось, что из вас должны фонтанировать идеи! У вас есть предложения – как восстановить здоровые популяции птиц в кратчайший срок?
– Вакцина есть?
– Есть-то она, есть! Только как поймать всех птичек, чтобы привить? И как заставить их вывести потомство в пятьдесят раз большее, чем всегда?
– А не нужно их ловить. Их нужно делать.
– Вам что там, хлоркой мозги просыпали?
– Нина Васильевна, я думаю. Мне нужно минуты две. Просто я никогда еще не занимался этой проблемой.
– Ну, хорошо, думайте. Кушать хотите?
– Да. Очень.
– Что-то мы сразу не догадались… Вас же нужно кормить, чтобы вы думали быстрее.
В джипе была встроенная печь, в которой быстро разогрели сэндвичи, показавшиеся Василию после баланды, пищей богов. Он жадно их проглотил и еще не дожевав, запивая «Байкалом», начал говорить:
– Какова мощность остановленных птицефабрик всей России?
– Что, что ты сказал? – растерялась Нина Васильевна, догадываясь – постой, постой…
– У нас уже год простаивают инкубаторы! Необходимо их запустить на полную мощность на производство диких птиц разных пород, сразу их прививать и выпускать!
– Ва-а-а-ася…– открыла рот заместитель министра – ты же гений! Может нам Академию наук хлоркой посыпать, чтобы там тоже начали соображать?
– Не. Не поможет. Там нафталином сыпать нужно.
– Подожди… А яйца? Где взять миллионы яиц? Как заставить птиц нестись?
– А вот этот вопрос в машине не решается. Мне нужна большая лаборатория.
– Ты ж мой золотой! – расплылась в улыбке она – да мы ж тебя туда и везем! Вот же какая Нечаянная Радость-то нам!
Пришло время раскрыть от удивления рот и Сысоеву:
– Что вы сказали?
– Нечаянная Радость, а что?
Сысоев достал из кармана иконку и протянул Нине Васильевне.
– Вот что.
Нина Васильевна взяла иконку, перекрестилась и поцеловала.
– Не было у меня больше надежды ни на кого. Только на Нее. Уж я плакала ей тайком. Вот Она и подарила мне Васю – она достала из своего кармана в точности такую же иконку.
– Это все отец Владимир.
– Какой отец Владимир?
– Батюшка наш. Представляете, два гражданских диплома, семинария, Духовная Академия, а он тут пропадает. Нина Васильевна, он мне очень нужен! Он не только священник, он еще и ученый!
– Хорошо. Будет тебе твой батюшка. Давай думать – где тебе работать.
– А где птица осталась?
– Под Астраханью. Мы там как раз орнитологический научный центр только что создали. Как раз для тебя, получается.



Тем временем стало быстро светать. Июньские ночи короткие. Джип покатился по ухабам быстрей, и вскоре они въехали на небольшой военный аэродром, где стояло несколько транспортных вертолетов. Еще за пару километров водитель сообщил, что они будут через пять минут. Поэтому, заехав по услужливо открытому трапу одного из больших вертолетов на джипе прямо вовнутрь, они сразу взлетели. Через час полета над полуголыми лесами приземлились на другом аэродроме, где их ждал уже самолет МЧС, который также вместе с джипом доставил их в Астрахань. Потом опять вертолет и они уже на живописном острове в роскошной президентской вилле с кортами и бассейнами, из которой сделали научный центр.

Первым делом прибывшему было строжайше приказано занять номер, заняться собой и отдыхать до обеда. Во время обеда – совещание.

В номере он нашел все, что было нужно. Приняв с восторгом душ, обнаружил на столе горячий завтрак. Или ужин? Впрочем, он не стал обдумывать эту мысль, а беспощадно проглотил его и блаженно рухнул в постель.

Сысоева разбудила громкая связь, по которой сказали, что через полчаса совещание в верхней столовой. Он не сразу понял – где находится, очень удивился тому, что он не на зоновской шконке и какое-то время вспоминал ночные события. Потом быстро умылся, побрился, вышел из номера, и к нему сразу подошла горничная.
– Здравствуйте, Василий Сергеевич. Меня зовут Инна. Пойдемте, я провожу вас.
Они вошли в просторный лифт, доставивший их на четвертый этаж, который, собственно, и был большой столовой. За длинным столом сидело около тридцати человек. Послышался голос Нины Васильевны:

– А вот и начальство! Знакомьтесь – руководитель нашего научно-исследовательского Центра Василий Сергеевич Сысоев! Садитесь напротив меня, Василий Сергеевич. Ну что ж, теперь нужно представить присутствующих здесь ученых.

И она стала представлять их по часовой стрелке. Пока длилась эта процедура, официанты носили блюда. Когда перед Сысоевым появились салаты и закуски, Нина Васильевна прервалась и обратилась к нему:

– Извини, дорогой Василий Сергеевич, зная, что ты в еде непривередлив, я заказала тебе обед на свой вкус – весело подмигнула она и продолжила зачитывать ученые степени и регалии собравшихся.

И кого тут только не было! Каких только экзотических направлений человеческой мысли! Даже экстрасенсы и уфологи. Когда Нина Васильевна закончила, она перевела дух и обратилась в Сысоеву опять:

– Василий Сергеевич, весь этот коллектив был собран нами в авральный срок. Многих мы не знаем совсем, брали их по самым фантастическим рекомендациям, других знаем плохо. Нужно признаться, что в правительственных структурах и научных кругах имеет место истерика. Никто не понимает – что делать в нашей нелегкой ситуации и какие люди для этого нужны. Поэтому этот вопрос мы полностью поручаем тебе. Ознакомься с материалами и предложениями, и к завтрашнему вечеру ты должен положить передо мной программу действий и список всего необходимого. В средствах не стесняйся. Считай, что все, что есть в России через несколько часов будет у тебя. Кстати, отец Владимир уже в Астрахани и скоро тоже будет здесь.

От всего сказанного у хлопавшего глазами Василия изо рта не вылилась окрошка только потому, что он ее успел загнать обратно следующей ложкой.

– Ты ешь, ешь – улыбнулась Нина Васильевна – я специально решила совместить обед с совещанием, чтобы не тратить время.
Она задумалась, стала серьезной и продолжила:
– Мы должны понимать, что каждый потерянный день стоит до трехсот тысяч жизней наших людей. Все люди грамотные, посчитайте – сколько стоит каждая ваша минута…

Она встала, подошла к окну и сказала:

– Красота здесь! А в Москве – ад кромешный. Василий Сергеевич, вся надежда на тебя. Спаси нас, ради Бога!
– Бог спасет…
– Ты будешь заслушивать предложения ученых сейчас?
– Ну, давайте послушаем. Только вкратце, прошу вас, тезисно. Я – сообразительный, разжевывать мне не нужно. Встаете, представляетесь, обозначаете направление вашей мысли и садитесь. Начнем в том же порядке. Нина Васильевна, дайте, пожалуйста, список, который вы зачитывали.
– О! Хороший стиль работы! Мне нравится. Ладно, вот тебе список, продолжайте без меня. Время пошло!