школа национализма: дай закурить или агрессивный потенциал IV
Говоря о причинах, повлекших резкий рост преступности в конце 80-ых, самое время более подробно коснуться тех социальных механизмов, которые осуществляют канализацию агрессивного потенциала в межэтническую агрессию, и, если сказать еще точнее, распределяют потенциал между автоагрессией, межэтнической агрессией и дэмпингом.

Это время, конец 80-ых, было пробуждением от тяжелого сна брежневской эпохи. Наступала, как тогда казалось, весна со всем характерным для пробуждающейся природы богатсвом возможностей и разнообразием путей развития, вроде бы открывавшихся тогда русским. "Мы ждем перемен!" – кричал в микрофон Цой в 86-ом, и его голос разносили по городам и весям молодые люди с кассетными магнитофонами"Весна" на согнутых в локте руках, а в последствии визуальный образ достроил фильм "Асса". Цой, кстати, как я теперь понимаю из разговора с ним летом 86-ого года (мы отдыхали в Новороссийске в августе), вряд ли понимал, что он собственно поет (а я уж тем более тогда не имел понятия), это был для учащегося ПТУ из провинции "вселившийся дух", открывавший все двери в огромном мистическом Петербурге, даром что дух неизвестно какой и с какой целью вселившийся в талантливого молодого человека. Я, впрочем, сейчас попытаюсь разобраться, что это за дух, но прежде скажу, что полезнее было бы мне (и многим молодым людям тогда), прослушать "Le Sacre du Printemp"` Игоря Стравинского, в котором задействован обычай человеческого жертвоприношения на праздник весны, некогда совершавшийся предками русских, еще не принявших гетерономную мораль. Полезнее уже хотя бы потому, что русских уже тогда готовились принести в жертву наступавшей весне, да не одну девушку, как это бывало раньше, а всех целиком или столько русских жизней, сколько согласятся отдать.



Так что же это был за дух? Чтобы ответить на этот вопрос, мне придется копнуть довольно глубоко. Я, более того, должен сразу признаться, что мои объяснения суть всего лишь догадка, и что кроме тех этнокультурных механизмов, которые я сейчас опишу, могут быть и другие, вовлеченные в, согласитесь, сложные социальные процессы, развивавшиеся в перестроечное время. Итак, чтобы понять происходившее, нужно отступить тысяч на пять лет в человеческой истории и обратиться к временам, когда не было цивилизаций, а были только племена. Мы в неолите. Принято думать, что взгляд на мир, который принято обозначать как "племенное сознание" это нечто архаичное и, главное, оставленное человеком целиком в прошлом. Так да не так. На самом деле, племенное сознание всего лишь трансформировалось, но отнюдь не исчезло целиком. У одних народов, правда, оно преобразилось сильно и глубоко, а у других - осталось практически неизменным, несмотря на длительный контакт с цивилизацией. Так вот, в племенном обществе возможны два типа вождей. Первый из них замечательный американский антрополог Маршалл Салинс (1) называет big men, по-русски "большие люди". Этот тип вождей возникает из умения того или иного мужчины прибирать к рукам сначала ресурсы своей семьи, а затем и других семей, соседствующих с ним по деревне и далее использовать эти ресурсы для того, чтобы задаривать своих соплеменников. Дары устанавливают между таким человеком и получателями его даров неравные отношения: последние не могут отдариться в полной мере, т.к. не располагают достаточными ресурсами и это, согласно племенному сознанию, ставит их в подчиненное положение. Отныне они вечные должники большого человека. Кстати, большой человек как правило действительно крупнее своих соплеменников. Его образ жизни, если он добился власти и смог ее удержать достаточно долго, к этому располагает. (Не ровно ли то же самое мы видим среди современных госчиновников?)

Другой тип вождей пользуется институализированным правом занимать свою должность. Если в первом случае все зависит от того, сможет ли кандидат в большие люди прибрать власть к рукам, то chief-ы, т.е. собственно вожди садятся, так сказать, на уже готовое кресло. Это предтечи наследственной аристократии, включая сюда и монархов. Надо сказать, что и они имели обыкновени задаривать своих соплеменников (царский пир и "ленинская премия" это прямые параллели этих даров), но их положение как облеченных особым статусом и властью было частью традиции в племенах с вождями (chiefdoms).

Положение больших людей и собственно вождей было далеко не спокойным. Как и при всякой власти, вокруг них сплачивались круги их подручных, в случае больших людей, тех самых, кто предоставил большому человеку свои ресурсы при восхождении к власти, а в случае вождей - их институализированные помощники в управлении и жрецы культа. Эти люди начинали перераспределять ресурсы в свою пользу, а этого соплеменники могли и не понять. В этом случае лидера убивали, и в случае собственно вождя его место занимал другой человек, а в случае большого человека - как получится. Вот тут-то и происходило самое для нас интересное. Как только народ убивал неугодного лидера, начиналась новая борьба за власть, причем она с необходимостью была гораздо острее в случае лидера по первому типу: иерархические структуры при больших людях менее стабильны. Происходила перегруппировка альянсов в племени и развязывался древний инстинкт -внимание!- иерархии у животных устанавливаются путем актов агрессии, в простейшем случае - просто драки или угрозы побить.

Теперь можно вернуться в 80-ые годы. Для Вити Цоя появление в Петербурге совпало со временем в советской истории, когда появились признаки нестабильности власти. Иерархия советского руководства, до этого казавшаяся забетонированной и заглушенной в мавзолейный гранит, вдруг покачнулась, и вдруг людям с обостренным восприятием своего времени –а именно таким человеком и был Цой- стало понятно, что она не вечна. В одном из последних интервью Цой признался:

Я подразумевал под переменами освобождение сознания от всяческих догм, от стереотипа маленького, никчемного, равнодушного человека, постоянно посматривающего «наверх». Перемен в сознании я ждал, а не конкретных там законов, указов, пленумов.

Вот это и есть ровно тот дух неприятия существующей иерархии, мне кажется, который вселился в молодых людей того времени. Сюда нужно приплюсовать ту агрессивность, с которой всякое новое поколение входит во взрослый мир (еще одно напоминание, что агрессия внутри вида это прежде всего механизм установления и поддержания иерархий). Она многократно усилилась и деритуализовалась в 80-ые именно благодаря тому, что иерархия подала признаки слабости на самом верху.

Разверну, что же конкретно считывалось в племенное сознание русских (да! оно отнюдь не исчезло) в тот момент. Первое, слабость власти. Второе -инстинкт давал уже готовый план развития событий- возможность продвинуться в иерархии. И третье - развинчивание агрессии именно с этой целью - забрать себе место повыше и, кроме того, повышенную готовность объединяться по новым признакам, т.е. создавать в пределах "своего племени" новые группировки для последующего захвата власти. Достаточно вспомнить, как легко тогда люди создавали новые общества, объединялись в кооперативы и клубы по интересам - это говорил в крови древнейший инстинкт. Эти новые объединения, стоит отметить, были с обязательностью недолговечны. Оно и понятно: тут главное испробовать все возможности. Вдруг вот тут будет новый большой человек? А может вот здесь? Что, тоже не получилось? Не беда, перекинусь вот в ту группу! Люди за год-два успевали побывать в политических организациях от неофашистких до ультралиберальных, а некоторые, как например, Сережа Курехин, еще один проводник "духа времени", (человечек, по которому пустили ток), взаимодействовали со всем сразу! Как же, ведь лидер мог появится где угодно, а может быть и самому этому человечку суждено было стать лидером, - и тогда ему нужны были ресурсы, чтобы задабривать соплеменников. Кто давал когда-нибудь Курехину послушать свои кассеты, тот поймет о чем речь - он их никогда не возвращал владельцам. Кстати, экономическая преступность, в т.ч. простейший отъем ценностей это тоже агрессия, только ритуализованная. Впрочем, степень ее ритуализации в современных цивилизациях столь велика и значение, например, денег столь огромно, что ритуализованная агрессия возвращается на круги своя. Украденные деньги в современном обществе не менее серьезный акт агрессии, чем удар копьем в спину в племенном.

Для полноты картины осталось еще добавить, что советская коммунистическая верхушка времен Брежнева, видимо, была ближе по своему типу к большим людям, а не к наследственным лидерам в племенном обществе. Это люди, которые сумели прийти к власти, но само их правление зыбко в силу того, что они не занимают в сознании, как ни старайся советская пропаганда, постоянного места. Говоря словами современно политологии, это кризис легитимности власти. Он, таким образом, имеет прямые параллели в племенном обществе.

Кстати, в некоторых племенах большие люди нужны только во время войны, а в мирное время люди либо вовсе управлялись без них, либо доверяли им лишь очень ограниченную власть. Таким образом, прекращение холодной войны и атмосфера всеобщего "братания" в обществе могла дать и обратную связь, подрывавшую власть и делавшую ее на инстинктивном уровне как бы не нужной.

1 Marshall D. Sahlins, Tribesmen. 1968 Prentice Hall. Englewood Cliffs, NJ