| 8:08a |
Женское лицо террора
24 января 1878 г. дочь штабс-капитана Вера Засулич стреляла в петербургского градоначальника Ф.Ф.Трепова и тяжело его ранила.
31 марта того же года она была оправдана судом присяжных. Присяжные очень точно отразили общественные настроения: по приказу Трепова, в нарушение закона был высечен политзаключенный — покушение Засулич стало ответом на произвол высокопоставленного чиновника. Парадоксальным образом ее теракт стал средством защиты закона и прав личности.
Вера Засулич была первой «женщиной с револьвером» в русском революционном движении; в Исполнительный комитет «Народной воли» первого состава, насчитывавший 29 человек, входило 10 женщин.
Принцип равенства проводился в жизнь неукоснительно — женщины участвовали в подготовке террористических актов наравне с мужчинами.
Софья Перовская непосредственно руководила подготовкой и осуществлением цареубийства 1 марта 1881 года; на процессе «первомартовцев» две женщины — Перовская и агент Исполнительного комитета Геся Гельфман были приговорены к смертной казни.
3 апреля 1881 г. 28-летняя Перовская вместе с другими «первомартовцами» была публично повешена, став первой женщиной в России, казненной за политическое преступление. Гельфман, ввиду ее беременности (отец ребенка, народоволец Николай Саблин, застрелился при аресте) отсрочили смертную казнь до рождения ребенка. Этот изуверский приговор вызвал протесты международной общественности и смертную казнь заменили, в конце концов, вечной каторгой. Три месяца спустя после рождения девочки она была отнята у матери, а уже 1 февраля 1882 г. Гельфман умерла в тюрьме.
Еще одной легендой «Народной воли», наряду с Перовской, была Вера Фигнер, участница почти всех покушений на царя. Пока очаровательная Вера Николаевна была на свободе, власти не решались провести коронацию, опасаясь покушения на Александра III. Когда император получил известие о ее аресте, он воскликнул: «Наконец эта ужасная женщина арестована!» Фигнер приговорили к смертной казни, замененной по конфирмации вечной каторгой.
Кроме выстрела Засулич, можно назвать покушения входивших в «Народную волю» Марии Кутитонской на забайкальского губернатора Л.И.Ильяшевича и Марии Калюжной на начальника Одесского жандармского управления полковника А.М.Катанского.
Кстати, едва ли не последнюю серьезную попытку возродить «Народную волю» и организовать цареубийство предприняла София Гинсбург; однако она была арестована, приговорена в 1890 г. к смертной казни, замененной Александром Ш на вечную каторгу. Уже в январе следующего года, отбывая каторгу в Шлиссельбургской крепости, Гинсбург, раздобыв где-то тупые ножницы, перерезала себе горло.
Партия эсеров, сложившаяся в 1901–1902 гг., считала себя преемницей «Народной воли». Признавая террор средством агитации, самозащиты и дезорганизации правительства, эсеры стремились увязывать его с массовым движением. Началась настоящая террористическая война.
Всего в период 1901–1911 годов эсеровскими боевиками было совершено 263 террористических акта. Их объектами стали 2 министра; 33 генерал-губернатора, губернатора и вице-губернатора; 16 градоначальников, начальников окружных отделений, полицмейстеров, прокуроров, их помощников, начальников сыскных отделений; 7 генералов и адмиралов, 15 полковников; 8 присяжных поверенных; 26 агентов полиции и провокаторов.
Эти данные не включали в себя теракты, осуществленные раскольниками-«максималистами», а также осуществленные членами партии, но без санкций партийных организаций.
Кроме эсеров, террор широко практиковали анархисты, грешили им, вопреки теоретическому отрицанию его эффективности, и социал-демократы обоих толков, различные национальные партии.
В итоге, по подсчетам американского историка Анны Гейфман, в 1905–1907 гг. террористами было убито и ранено около 4500 государственных служащих различного уровня. Всего же в 1901–1911 годах жертвами террористических актов стали около 17 тыс. человек.
Активную роль в эсеровских террористических организациях, вполне в духе народовольческих традиций, играли женщины. Правда, они редко играли «руководящую» роль, однако число женщин среди непосредственных исполнителей терактов заметно возросло.
По подсчетам американской исследовательницы Эми Найт, посвятившей специальную статью женщинам-террористкам в партии социалистов-революционеров, среди 78 членов БО, входивших в ее состав с 1902 по 1910 год, было 25 женщин. Всего же ей удалось выявить имена 44 террористок, действовавших в составе различных эсеровских боевых организаций. По-видимому, число их было несколько больше, однако идентифицировать всех вряд ли сейчас представляется возможным.
Некоторые социологические выкладки могут быть, несомненно, полезны для понимания феномена «женского терроризма».
Эми Найт проанализировала биографические данные 44 эсеровских террористок и пришла к выводу, что их отличает более высокое социальное происхождение и более высокий образовательный уровень, нежели их товарищей-мужчин. Так, из 40 террористок, чье социальное происхождение удалось установить, 15 были дворянками или дочерьми купцов, 4 происходили из среды разночинцев, 11 — из мещан, одна была дочерью священника и 9 родились в крестьянских семьях.
На деле социальный статус многих из них был выше, чем это следовало «по рождению». Так, крестьянка Анастасия Биценко и дочь солдата Зинаида Коноплянникова получили специальное образование и стали учительницами. Реально большинство из них принадлежало к тому слою русского общества, который принято определять термином «интеллигенция». Принадлежность к этому то восхваляемому, то хулимому «ордену» объединяла дочь якутского вице-губернатора Татьяну Леонтьеву или дочерей генерала Александру и Екатерину Измаилович с упомянутыми выше крестьянскими и солдатскими дочками.
В «Памятной книжке социалиста-революционера» в 1914 году была опубликована статистическая сводка террористических актов, осуществленных эсерами с 1902 по 1911 год. 20 из 27 женщин, принимавших участие в этих терактах, отнесены составителем к «интеллигенткам». Для сравнения: из 131 террориста-мужчины, упомянутых в этой сводке, 95 были рабочими и крестьянами по роду занятий.
Высок был и образовательный уровень террористок — 11 имели высшее образование, 23 — среднее, еще 6 — домашнее, которое вполне могло быть вполне приличного уровня, и лишь 3 — начальное; одна назвала себя самоучкой. Среди террористок было 9 учительниц и 8 студенток и лишь 4 неквалифицированных рабочих. Средний возраст в 1906 г. составлял 22 года.
Любопытен национальный состав эсеровских террористок — преобладали русские (22) и еврейки (13).
Высокий процент — почти треть — евреек среди женщин-террористок нельзя объяснить только вообще активным участием евреев в русском революционном движении. Как показывают наблюдения историков, наибольшее число евреев насчитывалось среди социал-демократов.
По мнению Леонардо Шапиро, евреев привлекала интернационалистская доктрина марксизма. Эми Найт высказала вполне правдоподобное предположение, что для еврейской женщины, роль которой в семье была жестко регламентирована, разрыв с религиозными и семейными традициями требовал гораздо больших усилий, чем для мужчины, происходил на более глубоком уровне. Возможно, поэтому, ступив на путь революционной борьбы, они выбирали ее самые крайние формы, предполагавшие, среди прочего, готовность к самопожертвованию и тотальному разрыву с обществом.
Возможно, достаточно высокий социальный статус и образовательный уровень подталкивал женщин, вступивших на путь революционной борьбы, выполнить один из заветов П.Л.Лаврова — «вернуть долг народу», посвятив себя делу его освобождения в самой опасной сфере — терроризма? Участие в революционной борьбе — во имя равенства и справедливости — предполагало принесение в жертву личного счастья и личных интересов; где жертва могла быть большей, нежели в террористической борьбе, где на кон ставилась сама жизнь?
В литературе уже обращалось внимание на религиозные основы психологик революционеров-народников и их преемников — эсеров. Изменился объект, но не изменилась структура религиозного чувства. Место Бога занял народ.
Религиозный (или квази-религиозный) момент в особенности прослеживается в психологии террористов.
Люди, борющиеся за царство справедливости, прибегают к убийствам, причем зачастую лично ни в чем не повинных, а то и просто случайных людей.
Оправданием этому может служить лишь то, что они являются искупительной жертвой. Так же, как в жертву приносит, нередко, свою жизнь и сам террорист.
Уже в первой листовке Боевой организации, выпущенной по случаю убийства С.В.Балмашевым министра внутренних дел Д.С.Сипягина, ее автор Гершуни писал, что этот акт докажет, что «люди, готовые жизнью своей пожертвовать за благо народа, сумеют достать врагов этого народа для совершения над ними правого суда».
В.М.Зензинов, видный партийный публицист, одно время состоявший в Боевой организации, свидетельствовал, что на него и его поколение глубокое впечатление произвело то, что Балмашев не сделал попытки скрыться после теракта, принеся тем самым в жертву и себя самого. «Для нас, молодых кантианцев, — писал Зензинов, — признававших человека самоцелью и общественное служение обусловливавших самоценностью человеческой личности, вопрос о терроре был самым страшным, трагическим, мучительным.
Как оправдать убийство и можно ли вообще его оправдать? Убийство при всех условиях остается убийством.
Мы идем на него, потому что правительство не дает нам никакой возможности проводить мирно нашу политическую программу, имеющую целью благо страны и народа.
Но разве этим можно его оправдать? Единственное, что может его до некоторой степени, если не оправдать, то субъективно искупить, это принесение при этом в жертву своей собственной жизни. С морально-философской точки зрения акт убийства должен быть одновременно и актом самопожертвования».
Убийства объяснялись не политическими причинами, а „ненавистью“, „духом самопожертвования“ и „чувством честь“». Использование бомб провозглашалось «святым делом». На террористов распространялась особая аура, ставившая их выше обычных членов партии.
Член БО Мария Беневская, верующая христианка, изготовлявшая бомбы и пострадавшая при случайном взрыве находила оправдание своей деятельности скорее в Библии, нежели в партийных программах, Евстолия Рогожинникова, застрелившая начальника Главного тюремного управления А.М.Макснмовского, писала перед казнью, что она вступила на путь терроризма из чувства долга и любвн к людям. Дора Бриллиант рвалась сама выйти с бомбой на Плеве или вел. кн. Сергея Александровича; а ведь и в том и в другом случае гибель была практически неизбежной. «Беззаветное самопожертвование, спокойное сознание неизбежности своей гибели — такова была самая яркая отличительная черта всей этой группы», — писала о товарищах по БО, женщинах и мужчинах, Валентина Попова в своих воспоминаниях.
Легендарная Вера Фигнер пережила 20-летнее заключение в Шлиссельбурге, вышла на поселение и в конце концов перебралась за границу, где сблизилась с эсерами. «На поклон» к ней приехал Борис Савинков. Фигнер и Савинков, по инициативе последнего, вели дискуссии о ценности жизни, об ответственности за убийство и о самопожертвовании, о сходстве и различии в подходе к этим проблемам народовольцев и эсеров. Фигнер эти проблемы казались надуманными.
По ее мнению, у народовольца, «определившего себя», не было внутренней борьбы: «Если берешь чужую жизнь — отдавай и свою легко и свободно… Мы о ценности жизни не рассуждали, никогда не говорили о ней, а шли отдавать ее, или всегда были готовы отдать, как-то просто, без всякой оценки того, что отдаем или готовы отдать».
«Повышенная чувствительность к политической и экономической обстановки затушевывала личное, и индивидуальная жизнь была такой несоизмеримо малой величиной в сравнении с жизнью народа, со всеми ее тяготами для него, что как-то не думалось о своем». |