3:24p |
КАЗАЧЕСТВО В ИСТОРИИ УКРАИНЫ Историческая судьба Украины сложилась таким неблагоприятным образом, что большей частью эти земли и проходящие на них процессы находились на периферии общемировых. В тех же случаях, когда здесь имели место действительно серьезные события международного значения, украинцы оказывались несамостоятельным в государственном плане элементом, тяготеющим к тому или иному державному центру. Так формировался национальный комплекс неполноценности, а вместе с ним и желание доказать, что «мы — не хуже всех». В итоге возникали мифы и легенды, весьма расцветившие историю Малороссийских земель, сильно тешившие национальное самолюбие, но имевшие мало общего с реальной действительностью. Наиболее распространенный героический эпос, растянутый в веках, — это история запорожского казачества, неверно называемого «украинскими».
Классическая работа советского историка Владимира Голобуцкого «Запорожское казачество» (1957), переизданная в дополненном виде на украинском языке в 1994 (уже после смерти автора), несмотря на некоторую устарелость, остается недостижимой вершиной историографии. Ибо сегодняшняя украинская историческая наука жестко поставлена на службу государства по формированию «державнических концепций» и «патриотическому воспитанию», поэтому является крайне ангажированной. Наглядным примером можно, например, считать изданный Киево-Могилянской академией двухтомный фолиант «Історія українського козацтва» (2006), весьма неудачно скомпонованный, ввиду чего довольно сложно в нем вычленить последовательную историю казачества.
Поскольку средневековая попытка получения Украиной государственной самостоятельности связана именно с казацкими восстаниями и Освободительной войной ХVII в, казачество рассматривается как ядро украинской державности, а Запорожская Сечь – как зародыш государства. Эта концепция, начатая дискуссией В.Смолия и А.Гуржия в «Українському історичному журналi» еще в начале 90-х годов ХХ века (1990-1993), привела с течением времени к усвоению точки зрения диаспорных ученых (А.Оглоблин, Н.Полонская-Василенко и пр.) про «українську державницьку традицію, відновлену Богданом Хмельницьким» и канонизировала тезис о так называемой «Украинской национальной революции ХVІІ ст.» и «Казацкой гетманской державе», которая ставилась вровень, например, с Англией времен буржуазной революции. Идеализация казачества особенно характерна как для дореволюционной (до 1917), так и для современной (с 1991) украинской историографии. Старательно изучаются биографии гетманов, причем преимущественно тех, чия деятельность носила антироссийский характер – Мазепы (С.Павленко, Т.Яковлева), Орлика (В.Матях), Выговского (Е.Апанович), Полуботка (В.Кононенко). Выходят также сборники биографий (Апанович, Т.Чухлиб, В.Замлинский, А. и М.Урывалкины, А.Реент и И.Коляда).
Национальные писатели-публицисты в порыве патриотических чувств расписывают Запорожскую Сечь как идеал и оплот демократии и очаг борьбы за независимую Украину. Отождествляя всех казаков без исключения с «украинцами», на этом основании рисуют карты «Этнографических границ Украины», включающие Кубань, Дон, Ставрополье, Воронежчину. Однако реальная история весьма далека от этих идеалистических схем.
Задача объективного освещения происхождения, деятельности и роли казачества в исторических процессах, проходивших на малороссийских землях в средневековье, не решена до сих пор. И вряд ли может быть решена в условиях крайней идеологизированности вопроса и весьма противоречивого характера исследуемого объекта.
Историю казачества на Украине принято отсчитывать с 1489 года (во времена «перестройки» и «национального возрождения» был пышно отпразднован 500-летний юбилей его возникновения). Хотя даже сам основатель самостийнической школы Михаил Грушевский считал, что это «первое упоминание» у Мартина Бельского неаутентично и настаивал на дате 1492, указывая, что более ранние известия «кажуть про козаків неукраїнських, або ex post прикладають ім’я козаків до українських вояків» [1]. Дмитрий Яворницкий относит первое документальное свидетельство об украинских казаках к уставной грамоте великого князя Литовского Александра 1499 года [2]. При этом отметим, что на территории России (под Рязанью) «казаки» упоминаются гораздо раньше – в 1444 году [3]. Да и вплоть до середины ХVІ века “козацтво” было лишь образом жизни, техническим названием постоянной партизанской степной войны против татар. Этим занималась и польско-литовская шляхта, и мещане из приграничных городов Речи Посполитой и вольные русские уходники-хуторяне.
Напомним, что «Летописное повествование о Малой России» Александра Ригельмана весьма подробно описывает отличия малороссиян (украинцев) от запорожских казаков: «Сечевские козаки… сделали на Днепре засеку и в ней поставили шалаши великие, назвав их куренями и жить стали… каждый по склонности промысла своего в рыбе, звере и меду изобильствовал… многими своими самовольствами, безчиниями, бунтами и разбоями так имя свое оскаредили… храбрость оную в бунтовское свирепство обратили, ибо у себя самих непрестанные делали смущения междуусобием и часто себя убивали, от чего кошевой и старшина в великом страхе всегда были… При всем оном два устава, которые имели Запорожье: безженное житье да жестокое наказание домашним татем… Сии козаки везде грубы были. Напротив того украинские черкасы или малороссийский народ, как-то шляхетство, козаки и посполитые, ведут жизнь свою весьма инако. Они имеют порядочное селение в городах, местечках, селах и хуторах, производят хлебопашество, посев огородный, сады и багчи, делают всякое художество, ремесло и торги… В обхождении приятны и ласковы… Сей народ веселого нрава, любит музыку и прочие веселости. Они почти все плясать по-польски, а паче по своему черкаскому умеют» [4].
Лучший знаток украинского казачества, историк и археолог Яворницкий писал о его возникновении: «В 1469 году многочисленное татарское войско, создавшееся за Волгой из беглых разбойников и изгнанников и назвавшееся казаками, прошло от Волги за Днепр и опустошило Подолию» [5]. Тюркское происхождение самого слова «казак» (так же как и «байрак», «башмак», «майдан», «отаман») общеизвестно.
На протяжении первых 100 лет существования Запорожская Сечь и ее обитатели весьма мало беспокоились о воплощении в жизнь сколь-нибудь масштабных проектов, отдавая предпочтение набегам на Крым и Турцию с целью банальной наживы, или, выражаясь политкорректно, — добычи средств к существованию. То есть речь шла о привычном для средневековья пиратстве (морском и сухопутном), которое в описываемые времена было сродни современному профессиональному спорту, то есть — рискованным, травмоопасным и порой даже смертельным занятием, но в случае успеха – весьма доходным и избавляющим от необходимости изнурительного труда на пашне или в ремесленном цеху. Естественно, что в данной анархической вольнице не могло зародиться ни гражданское чувство, ни государственное начало, подразумевающее повседневную дисциплину, субординацию, ответственность и чувство долга перед окружающими.
Генрих Красинский в книге «Казаки Украины» (Нью-Йорк, 1985) справедливо отмечал, что запорожцев «можно сравнить... с их современниками, знаменитыми флибустьерами XVІІ века» [6]. Не менее интересно описывал их житие знаменитый французский просветитель Вольтер: «Украина – это земля запорожцев – самого странного народа на свете. Это шайка русских, поляков и татар, исповедывающих нечто вроде христианства и занимающихся разбойничеством; они похожи на флибустьеров. Они выбирают себе начальника, часто свергают и даже убивают его; они не терпят возле себя женщин, но крадут детей верст на сто кругом и воспитывают их в своих обычаях. Летом они всегда в походе, а зимой спят в обширных сараях, в которых помещается четыреста–пятьсот человек. Они ничего не боятся, живут свободными, идут на смерть из-за самой мелкой выгоды» [7]. Действительно, образ жизни, нравы, обычаи и тактика морских операций запорожских казаков и корсаров Вест-Индии имеют много общего. Свои разбойничьи рейды на Черное море запорожцы осуществляли на так называемых «чайках» — парусно-гребных судах, которые строились на Сечи. Это романтическое название происходит от итальянского «saіcca» или болгарского «шайка» — пиратский корабль.
Пытаясь как-то организовать эту стихию Польские короли начали в 70-х гг XVI века учреждать «реестры» (проще говоря, ведомости на выдачу жалования), превращая «вольных пиратов» в подобие наемных каперов. Естественно, что все первые казацкие военачальники - «гетманы» были поляками. Достаточно просто перечислить имена: Ян Оришовский, Войтех Чановицкий, Самуил Зборовский, Кирик Ружинский, Криштоф Косинский, Криштоф Нечковский, Николай Зацвилиховский, Арковский, Кремпский, Пырский и т. п. Английский историк Э.Карр, автор фундаментальной 14-томной «Истории Советской России», считал поляком и самого Богдана Хмельницкого [8]. Знаменитый сподвижник «батька Хмеля» полковник Морозенко, прославленный в народной думе, на самом деле был польский шляхтич по имени Станислав Мрозовецкий. Другой соратник – киевский полковник Михаил (он же Станислав) Кричевский, погибший в 1649 в бою с литовцами. Многие историки, например Н.И.Костомаров, писали о польском происхождении Мазепы, чье полное имя звучит так: Ян Стефанович Мазепа-Колединский.
Ура-патриотические заявления украинских историков типа В.Сергийчука: «Походы на море были вызваны к жизни необходимостью защиты отечества — и это следует подчеркнуть,— а не грабительскими намерениями, как это иногда представляют отдельные исследователи» [9] имеют демагогический характер. Анализ многочисленных исторических документов XVІ — первой половины XVІІ вв. свидетельствует о том, что в ранний период своей истории запорожские казаки руководствовались, прежде всего, своими корпоративными, а не национальными интересами. И это естественно, ведь их община была весьма пестрой в национальном отношении. Подробный анализ Реестра 1649 года, сделанный еще в 1978 советскими учеными, показывает большой интернационализм казацкого сословия. Помимо значительного количества русских, украинцев, белорусов и поляков здесь нашлись сотни молдаван, сербов, болгар, десятки турок, татар, венгров, греков, чехов, немцев, шведов, латышей, албанцев, евреев, цыган, армян, грузин, черемисов [10]. По новым данным, к середине XVII в. национальный состав Войска Запорожского Низового был таков: славяне (русские, украинцы, белорусы) – 34,2 %; азиаты (турки, татары) – 27,4 %; кавказоиды (армяне и др.) – 17,4 %; средиземноморские народы (евреи, греки и др.) – 21 % [11]. Анализ одного из первых Реестров 1581 года, проделанный немецкими учеными С.Любер и П.Ростанковски, дает такой состав: выходцы с Украины – 45%, из Беларуси – 40%, из России – 10%, попадаются также представители Польши, Молдавии, Крыма, Литвы, Сербии [12]. Яворницкий указывал: «в Сичи можно было встретить всякие народности, чуть ли не со всего света выходцев, как-то: украинцев, поляков, литовцев, белорусов, великорусов, донцев, болгар, волохов, черногорцев, татар, турок, жидов, калмыков, грузин, немцев, французов, итальянцев, испанцев и англичан» [13]. Польский посол Л.Пясочинский в 1601 г. сообщал, что среди запорожцев были «и поляки, и московиты, и волохи, и турки, и татары, и евреи, и вообще люди всякого языка» [14].
В целом казачество в качестве коллективного выразителя национальных интересов начало восприниматься только с конца XVI века — с момента заключения Брестской унии 1596 г., которая поставила православных в положение угнетаемого меньшинства. Этим бездумным актом Польское государство, само того не желая, способствовало первоначальной консолидации жителей «всходних кресов» в единый этнос, осознанию ими себя некой общностью. А запорожцы, как ее вооруженный и организованный авангард, начали подумывать не только о том, как выбить из Варшавского круля зарплату побольше, но и о более высоких материях.
Под давлением властей малороссийская шляхта постепенно денационализировалась. В условиях средневековья, когда единственной формой идеологии была вера, переход в другую религиозную конфессию означал потерю национальной идентичности. Усваивая польский язык, культуру, способ жизни, феодалы Малороссии превращались в поляков. Таким образом, возникающая украинская народность лишалась своей ведущей прослойки – знати. Но ее место со временем занял новый социальный слой более демократического происхождения – казачество. Практически с самого начала оно формировалос как категория людей, стоящих вне рамок феодальных сословий. Казаки, соединяя шляхетство и поспольство, давали новое качество. Отсюда – широкая социальная база (шляхта, мещане, крестьяне, даже духовенство).
Вопреки утверждениям некоторых национально ангажированых историков, “козацтво” не является чисто украинским, “исключительным”, “самобытным феноменом”. Аналогичный отток подвижной (“пассионарной” по Л.Гумилеву) части населения на вольные южные земли в ХV в. происходил и в России, о чем упомянул в одной из работ даже сам Карл Маркс [15]. Организации, подобные Запорожской Сечи, существовали, например, в Чехии (гуситский Табор), Хорватии (граничары). О.Субтельный даже сравнивает казаков с американскими ковбоями как олицетворением национального самосознания.
Поскольку Запорожская Сечь являлась своеобразной формой квази-державы, существующей в деформированных условиях перманентного военного положения, примитивного экономического сектора и весьма пестрого этнического состава, объединяющим началом, кроме образа жизни, выступала разве что православная вера. Это, в свою очередь, способствовало регулярным обращениям «к царю великому восточному православному… служить своими головами попрежнему».
Как известно, основатель замка на Хортице князь Дмитро Вишневецкий, один из легендарных «основоположников Запорожской Сечи», в 1557-1562 находился на службе у царя Московского Ивана Васильевича Грозного. В 1576 гетман Богдан Ружинский по договоренности с царем осуществил поход на татарские улусы в низовьях Днепра. В 1588 в российской армии из 4300 наемных иноземных солдат 4000 составляли “малороссийские черкасы” [16]. Руководитель первого крупного казацкого восстания Криштоф Косинский в 1593 году обратился за помощью в Москву, а по сообщению А.Вишневецкого даже «присягал со всем своим войском Великому князю Московскому» [17]. Семерий Наливайко после подавления восстания в 1596 пытался отступить в российские границы, но был блокирован польскими карателями возле Лубен и большинство казаков предательски истреблены.
Параллельно шел постоянный обмен населением между Запорожьем и Доном, о чем свидетельствовал уже в 1527 году крымский хан Сагиб-Гирей: «Приходят к нам черкасские и каневские козаки… с козаками путивльскими по Днепру под наши улусы и что только в нашем панстве узнают, дают весть в Москву» [18].
Отбив первую волну казацких восстаний конца XVI века, правительство Речи Посполитой наложило на них «баницию» (запрещение), однако, постоянно нуждаясь в военной силе, вскоре отменило ее. В годы Ливонской войны 1601-1602 в рядах казачества вызрел новый лидер – уроженец Галичины Петро Конашевич Сагайдачный. Усовершенствовав казацкую тактику морского боя, он возглавил ряд весьма успешных морских походов казаков на Кафу, Килию, Варну, Трапезонт, Босфор. Однако, будучи представителем зажиточной, соглашательской верхушки сословия, уже начавшего процесс дифференциации, он возглавил казаков и в походе 1618 года на Москву. «Смута» в Московском царстве начала XVII века дала простор для разгула казацких ватаг на польской службе и вне ее, однако в конечном итоге ситуация обернулась бумерангом против Польши. Разбухшая до 30 000 человек (по подсчетам коронного гетмана Ходкевича) казацкая вольница по окончании военной кампании категорически отказывалась возвращаться в строгие рамки куцего Ольшанского реестра (1000 ч.). Полк Ждана Коншина перешел на русскую службу, другие во главе с Тарасом отправились наемниками в Европу – на Тридцатилетнюю войну. Попытки Сагайдачного утихомирить «выписчиков» закончились его свержением в 1619 и избранием в гетманы Яцька Неродича (судя по прозвищу – из самых незнатных казаков).
Пытаясь удержаться на плаву, Сагайдачный в феврале 1620 года отправил в Москву посольство Петра Одинца – первое документально подтвержденное. Также Сагайдачным был организован торжественный прием в Киеве (проездом из Москвы) Иерусалимского патриарха Феофана, который поддался на его уговоры, согласившись высвятить группу православных епископов на украинские кафедры. Таким образом, местная православная церковь, постепенно вымиравшая после введения Брестской унии, получила свою новую иерархию. Считается, что главная заслуга Сагайдачного состояла именно в том, что казачество получило четкую военную организацию и объединившись с движением православных братств, создало определенную религиозно-военно-интеллигентскую целостность, основу и опору украинской национальной жизни. «Так разом, в одному фронті стало міщанство, духовенство і козаччина» [19].
Смерть Сагайдачного, получившего тяжелое ранение во время Хотинской войны 1621 года, положила конец периоду соглашательства и относительно мирного утихомиривания поляками казаков. В то же время киевское православное общество, спасаясь от униатских притеснений, активизировало отношения с единоверной Москвой – ведь восстановленная иерархия так и не была признана Польшей. В январе 1625 луцкий владыка Исаакий от имени митрополита Иова на аудиенции у царя Московского впервые озвучил прошение “о принятіи Малороссіи и Запорожскихь козаковъ в покровительство” (аналогичные письма приходили ранее от епископа Исайи Копинского и митрополита Борецького). В феврале того же года в Москву прибыло казацкое посольство во главе с полковником Иваном Гирей с письмом от гетмана “Коленика Ондреева”. Подобные казацкие посольства постепенно превращались в традицию (зафиксированы в 1630, 1631, 1632, 1636 гг и пр.) [20]. Таким образом закладывались основы будущего союза на базе единства славянского происхождения и православной религии.
Вторая четверть XVII века характеризуется рядом казацко-крестьянских восстаний, в ходе которых неоднократно всплывала идея обращения за помощью к Москве и перехода в российские пределы. Уйти «на Дон или в Москву» угрожали «выписчики» в 1626 после подавления восстания Марка Измаила (Жмайло). Руководитель восстания 1630 года Тарас Трясило после подавления ушел «на московскую службу». Лидер восстания 1637 года Павлюк (Полурус) намеревался «найти протекцию Москвы». Повстанческий гетман 1638 года Яков Острянин после поражения под Жовнином форсировал Сулу и с 3 тыс. казаков ушел в Россию, осев в районе Чугуева. Позже за ним последовал гетман Дмитро Гуня. Динамика «волн» массовой эмиграции в Россию понятным образом совпадает с подавлением восстаний. На требования польской стороны выдать беглецов, которые «засели на Усерди, под Ливнами, под Яблоновым, под Новосилом, под Мценском, под Осколом, под Валуйками, под Воронежем, под Михайловом, под Дедиловом, под Гремячим, под Дудинском, под Рыльском, под Курском, под Путивлем, под Севском и под другими старыми городами царского величества… тысяч с 20 и больше» российские воеводы обычно отвечали отказами [21].
За десятилетку «золотого покоя» 1638-1648 на Украине Малороссийской накопилось столько недовольных, что Богдан Хмельницкий, как часто бывает с историческими личностями, просто оказался в нужном месте в нужное время. И свара мелкопоместного шляхтича с местным подстаростой Чаплинским из-за хутора Субботов переросла в Освободительную войну, в результате которой в Малой России полностью исчезла традиционная госструктура, замененная оригинальной «полковой системой» на казацкий лад.
Впрочем, не месте сгинувших панов-шляхтичей очень скоро появились «паны полковники», не думавшие ни о какой Украине, но зато весьма заботящиеся о своих карманах. Даже накануне знаменитой Переяславской Рады царского посла успели навестить местный полковник П.Тетеря и генеральный судья С.Зарудный-Богданович, выпросившие себе во владение местечки Смелу и Старый Млиев соответственно. Полковник Иван Золотаренко тогда получил Батурин и Борзну, его брат Василь – Новые Млины и Мену. И все гетманы подряд в договорных «Статьях» первыми пунктами оговаривали размеры личного имущества и оклада «на булаву». Именно этот классовый эгоизм казачества («а поспольству нести попрежнему обыклое тягло господину», - велел Универсал Б.Хмельницкого) и обрек страну на эпоху «Руины», когда разноориентированные группы казацкой старшины разорвали ее на части: «королевскую», «царскую» и «ханскую». Не думал ни о какой независимости и столь разрекламированный в современной Украине И.Мазепа: согласно договору с королем Карлом XII малороссийские земли возвращались под власть Польши (а часть, по Адлерфельду, отходила Швеции), а взамен ему выделялось отдельное княжество в Белоруссии. А после уравнения казацкой старшины в правах с российским дворянством, «элита нации» удивительно быстро забыла об идеалах государственности.
Безусловно, казачество было важным фактором в истории развития украинского народа, но в большинстве случаев оставалось «вещью в себе», постепенно деградируя в сторону кастовости. В итоге, кроме периода Хмельниччины, когда казацкие авангарды подпирались многотысячными толпами крестьян, казачество никаких масштабных деяний национально-государственного значения не совершило, хотя поводов было достаточно. Александр Панасенко приводит очень точное сравнение: Польша (вернее — ее часть) находилась под властью Российской империи 124 года, причем в куда более привилегированном положении. Тем не менее, поляки за это время подняли три крупнейших восстания (1794, 1830—1831 и 1863—1864 гг.), подавляли которые регулярные армейские части во главе с полководцами уровня Суворова и Паскевича. Украина же за 300 лет «гнета» не сподобилась ни на одно подобное событие, несмотря на наличие (до последней четверти XVIII века) казачества — постоянно вооруженного ядра, которое по логике вещей должно было выступать выразителем и защитником национальных интересов. Но «ядро» оказалось неспособным защитить даже само себя — та легкость, с которой в 1775 году по приказу Екатерины была сдана Запорожская Сечь, является не национальной трагедией, как пытаются преподнести новейшие идеологи, а национальным позором. Но признать подобное — значит, лишить прошлое Украины героики, которой и так, откровенно говоря, негусто [22].
В период «перестройки» и «национального возрождения» эту архаичную мифологизированную институцию попытались возродить на националистической почве. Первым гетманом «украинского козацтва» в 1991 стал экс-диссидент В.Чорновил, затем булаву «почетного гетмана» получали поочередно президенты Л.Кравчук, Л.Кучма, В.Ющенко. Но в целом состоянии казачество пробыло очень недолго, традиционно приобретя вид весьма раздробленных группировок политизированного или фольклорно-этнографического характера. Сегодняшние «казачества» выродились в костюмированные партийки – с тем же пренебрежением к легитимности и каким-то порядкам или правилам. Несмотря на декларируемую воинственность, украинское казачество никак не проявило себя и в условиях текущей Войны в Новороссии. Все более-менее заметные «гетманы-атаманы» исчезли с горизонта событий еще летом 2014 года (за редчайшими исключениями – А.Безручко, В.Ткаченко).
Резюмируем: казачество сыграло большую роль в создании и развитии украинской нации. Но, выполнив эту задачу, превратилось в обыкновенное сословие феодально-капиталистического общества Российской империи. Поэтому попытки его реставрации в полном объеме в современных условиях являются бесперспективными и анахронистическими.
Литература
1. Грушевський М.С. Історія України-Русі.–К.: Наукова думка, 1991.–Т.VII.–С.82. 2. Яворницький Д.І. Історія запорозьких козаків: в 3 томах.-К.: Наукова думка, 1990.-Т.2.-С.8. 3. Полное собрание русских летописей.-Т.12.-С.68. 4. Рігельман О.І. Літописна оповідь про Малу Росію…-К.: Либідь, 1994.-С.716-720, 731-734. 5. Яворницький Д.І. Історія запорозьких козаків.-Т.2.-С.7. 6. Цит. по: В.Губарев. Флибустьеры из Запорожья // Донецкий кряж 8.03.2001. 7. Вольтер. История Карла XII, короля Швеции, и Петра Великого, императора России.-СПб: Лимбус Пресс, 1999. 8. Карр Э. История Советской России: в 14 томах.-М.: Прогресс, 1990.-Т.1.-С.237. 9. Сергийчук. В.І. Имєнєм Війська Запорозького.-К.: Україна, 1991.-С.70. 10. Шевченко Ф.П. Участь представників різних народностей у визвольній війні 1648–1654 pp. на Україні // Український історичний журнал.-1978.-№11.-C.13-22. 11. Семененко В.И., Радченко Л.А. История Украины с древнейших времен до наших дней.-Харьков: Торсинг, 1999.-С.105. 12. Гурбик А.О. Виникнення Запорозької Січі (хронологічний та територіальний аспекти проблеми) // УІЖ.-1999.-№6.-С.13. 13. Яворницький Д.І. Історія запорозьких козаків.-Т.1.-С.143. 14. Подробнее см: Федоровский Ю.Р. Украинцами ли были «украинские козаки»? // Вестник Юго-Западной Руси/Имперское возрождение (Москва).-2007.-№5.-С.81-82. 15. Маркс К. Стенька Разин. // Молодая гвардия.-1926.-№1.-С.104–125. 16. Соловьев С.М. Сочинения. Кн.ІV.–М.: Мысль, 1989.–С.279. 17. Голобуцький В. Запорозьке козацтво.-К.: Вища школа, 1994.-С.161. 18. Федоровський Ю.Р. Історія українського козацтва.-Луганск: Глобус, 2006.-С.15. 19. Крипякевич І. Історія України.-Львів, 1992. –С.177. 20. Воссоединение Украины с Россией. Документы и материалы в 3 томах.–М.: АН СССР, 1953. –Т.1.-С.50,87,110,129,166 и др. 21. Соловьев С. Сочинения.–Кн.V.–С.185. 22. Панасенко А. «Голе, босе і з шаблюкою» // «2000» 30.03.2007.
// «Журнал исторических, политологических и международных исследований» (Донецк). №1, 2016, с.12-21. |