Жить пока интересно
 
[Most Recent Entries] [Calendar View] [Friends View]

Friday, January 27th, 2017

    Time Event
    8:37p
    Умер Валерий Болотов


    По сообщениям из РФ, здесь в Подмосковье от сердечного приступа скоропостижно скончался первый Глава ЛНР Валерий Болотов.

    Об этом заявил РБК экс-глава Донецкой Народной Республики Александр Бородай и подтвердил источник, близкий к Болотову. Бородай сказал, что узнал о смерти от его близких, ибо в последнее время Болотов являлся членом Союза добровольцев Донбасса. «Как глава союза выражаю глубокие соболезнования его родным и близким, — сказал экс-премьер ДНР. — Не могу сказать, что близко его знал в период событий 2014 года, но тем не менее это был человек, который внес значительный вклад в первую стадию становления ЛНР». Бородай заявил, что от имени Союза добровольцев Донбасса предложит властям ЛНР увековечить память первого лидера непризнанной республики, поставив памятник.

    Информацию подтвердил также лидер парламента Новороссии Олег Царев

    В апреле 2014 года Валерий Дмитриевич Болотов возглавил повстанцев, взявших штурмом здание Луганского УСБУ, что положило начало Донбасской революции. 21 апреля на народном сходе Луганщины он был избран временно исполняющим обязанности «народного губернатора» Луганской области, также являлся командиром Армии Юго-Востока. 18 мая на 1 сессии Республиканского собрания ЛНР избран Главой Республики. 14 августа 2014 год ушел в отставку, официально из-за последствий ранения. Его сменил на посту Главы ЛНР Игорь Плотницкий, позже подписавший Минские соглашения.

    Болотов — уроженец города Стаханова Луганской области. Служил в 103 Витебской воздушно-десантной дивизии, участвовал в конфликтах 1989-1990 годов в Ереване и Нагорном Карабахе, старший сержант запаса. Затем был председателем Союза ветеранов ВДВ Луганской области.

    После 2 лет молчания в последнее время отставник сильно активизировался, раздавая множество публичных интервью с жесткой критикой своего преемника Плотницкого.

    Память и Слава Первому Главе ЛНР.
    8:39p
    О Махно, махновцах и не только...
    Исключительно по многочисленным просьбам трудящихся выкопал из архива и публикую эту давно забытую раннюю работу-рецензию конца прошлого века (20 лет ей стукнуло))).

    О МАХНО, МАХНОВЦАХ И НЕ ТОЛЬКО…
    Открытие для обсуждения тем, ранее замалчивавшихся, - безусловно, положительный момент горбачевской политики «перестройки» и «гласности». Начавшееся освещение исторической наукой такого явления, как махновщина, с конца 1980-х привело к появлению множества публикаций в периодике, а затем и серьезных работ. В центре (Киеве) в 1991-1992 вышли две монографии – В.Верстюка и В.Волковинского, посвященные батьке Махно, затем к этому процессу подключились и регионы. В Донецке вышла книга краеведа Т.Беспечного «Нестор Махно: правда и легенды», а в Мариуполе – книга краеведа Л.Яруцкого «Махно и махновцы». Автор последней, неутомимый исследователь исторического прошлого Мариупольщины, постарался свести воедино свои многочисленные публикации на данную тему. Посмотрим, удалось ли это.

    К несомненным достоинствам труда относится его в целом объективность и честная привязка к родному краю (книгу правильнее следовало бы назвать «Махновцы на Мариупольщине»). Но «объективность в целом» достигнута тем, что в отдельных частях наблюдаются изрядные перегибы то в одну, то в другую сторону. Мозаичность и неоднородность глав (среди которых есть и удачные – о В.Куриленко, и неудачные – «Если бы победил Махно») приводит к композиционной рыхлости. Получается не цельный труд, а ряд слабосвязанных рассказов. Слабая сплотка осложнена также оригинальной манерой автора увенчивать каждую главу 2-3 «послесловиями», «постскриптумами» и «постпостскриптумами», хотя это и можно объяснить долгим ходом книги в свет (написанная в 1992-93, напечатана в 1995). В них автор вносит дополнения и исправляет свои ошибки, но отнюдь не все. Придется разбирать их нам.
    Непонятно повторение автором легенды о заступничестве царя Николая II и царицы Александры Федоровны, якобы спасшем Махно от казни (с.17). Этот миф распространен в газетных «махноведческих» статьях, но ведь Яруцкий, вероятно, ознакомился с подборкой материалов в журнале «Дружба народов» №6, 1991, где помещен документ, четко объясняющий, что смягчение приговора исходило от министра МВД Столыпина.
    Другой «пунктик» махноведов – Орден Красного Знамени. Все они утыкаются, как в стену, в статью неизвестного никому исследователя И.Мороза в «Аргументах и фактах» №37, 1990, где Махно значится обладателем Ордена Красного Знамени №4. Сюда же уткнулся и Т.Беспечный, но он хоть не развивает тему. А уважаемый Лев Давидович Яруцкий решил поразмышлять и получилось: не знаю, кто был №3, первые это Блюхер и Якир, четвертый – Махно, значит третьим был атаман Григорьев (с.72-73). Вот где аукнулась разрозненность глав. Увжаемый автор, ведь это не стыкуется ни с Орденом В.Куриленко (он ведь был награжден раньше Махно – а какой у него тогда номер?), ни с Орденом М.Козыря (он награжден примерно в то же время, а номер Ордена – 71 !).
    Уважаемые махноведы! Errare humanum est. И.Мороз тоже мог ошибаться. В журнале «Вопросы истории» еще в 1963 была опубликована статья В.Душечкина, где приводились данные о первых кавалерах Ордена Красного Знамени. №1 был действительно В.К.Блюхер, №2 был В.Л.Панюшкин, а не Якир (еще одна распространення легенда), №3 был Ф.К.Миронов (ЦГАОР, Ф.1235, оп.35, д.25, л.32-33), №4 был Я.Ф.Фабрициус (ЦГАСА, Ф.54, оп.3, д.1, л.136). А №5 был Б.М.Думенко (Военно-исторический журнал №4-5, 1992, с.77). Как видим, места для Махно, Григорьева и других нет. Вывод совершенно определенный: Орден, если и был, то с гораздо большим номером. Кстати, историк П.Аптекарь, перекопавший архивы РВС и Укрфронта, не нашел вообще никаких документов о награждении Махно. Тем не менее в статье «А был ли Орден?» (ж. «Родина» №10, 1994) он делает вывод, что Орден мог БЫТЬ, но – не оформленный документально, хотя соавтор В.Ермаков полностью отрицает данный факт.
    Вообще в книге очень заметно течение времени. В начале еë Л.Яруцкий упрекает исследователей в идеализации Л.Задова (хотя оговаривается: «Мне трудно избавиться от стереотипов, полученных в юности, в частности, при чтении трилогии А.Толстого… Предубеждение против Левки Задова я сохранял долго» (с.95, 97)); повторяет лагерную байку А.Яроцкого, что Лева за прощение выдал ГПУ махновские клады (еще одна устойчивая легенда – клады!); некритически приводит свидетельства белоэмигрантов (З.Арбатова) и красных (В.Руднева) о «зверствах» махновцев (с.85-87) – а ведь это – очевидцы враждебной стороны, а значит – необъективные; с непонятной дотошностью рассказыват о «сексотстве» бывших махновцев И.Лепетченко и В.Белаша. А в конце начинает уже сам настоящим образом идеализировать Махно. Чего стоит, например, гипотеза, что «если бы победил Махно», то «неизбежно» (!) получилась бы «демократическая страна со свободой слова, печати, экономической деятельности, с нормальной рыночной экономикой и благоденствующим, процветающим разноплеменным населением», за что автор книги, оказывается, голосовал в 1991 и куда мы с вами сейчас и направляемся! Так и видится ясное рождественское утро, году, эдак, в 1991, и автор, еще не отошедший от национально-самостийнического угара и вдохновенно сочиняющий эту главку-статью для передовицы какой-нибудь украинской газеты. Неужели он и в 1993, при последней правке, еще верил в эту демагогически-розовую лозунговщину? И сейчас, в 1997, когда книга «Махно и махновцы» поступила в Донецкую областную библиотеку, поглядев вокруг, он так же уверен, что мы движемся в этот суверенно-капиталистический рай?
    Но не будем о политике. Еще цитата: «Григорьева Махно убил из идейных сообращений как бандита, а не из желания убрать конкурента… Не верю, что Махно втайне мечтал о главенстве в Московском Кремле… у Махно диктаторских задатков не было» (с.250). Этот уровень идеализации и наивности уже приближается к Т.Беспечному. Еще пара шагов осталась до образа Махно из повести Д.Маркиша «Полюшко-поле» и книги П.Аршинова «История махновского движения», но тот сусален уже настолько, что впору вставить в рамочку и повесить вместо иконы. Вспомните же документы, «Дневник матушки Галины», перечитайте внимательно воспоминания А.Чубенко об убийстве Григорьева, да и свои собственные данные из других глав. Кстати, о дневниках: Л.Яруцкий настойчиво повторяет, что в махновской контрразведке было двоеначалие: Лева Задов и Лева Голик. Отметим, что существование последнего подтверждается только его дневником, опубликованным В.Верстюком в сборнике «Н.И.Махно».-Киев, 1991. Т.Беспечный, проанализировав этот текст, пришел к выводу, что он скроен из отрывков дневника Г.Кузьменко. Таким образом, Голик становится вообще фигурой легендарной. Беспечный расходится с Яруцким и по вопросу гибели А.Пархоменко: у первого он героически гибнет в бою, у второго – попав в плен, униженно просит пощады и все-равно гибнет. Что же, «благородный Махно» убивал пленных?
    Непонятно также обильное цитирование опуса К.Герасименко. Мода 1990 года на него давно прошла, современные серьезные исследователи в грош не ставят эту крайне недобросовестную публикацию.
    В начале книги Л.Яруцкий пишет: «Нынешняя идеализация Махно, явственно ощущающаяся в некоторых публикациях, пришла на смену вчерашнему огульному охаиванию этого поистине легендарного и поистине народного героя вполне закономерно: когда перегибают палку, то, чтобы выпрямить, надо еë перегнуть в другую сторону. Эта идеализация – тоже ложь и она нисколько не лучше большевистской» (с.22-23). Очень справедливое замечание, жаль, что сам автор не всегда ему следует. Но, в целом, повторяю, если отвлечься от ошибок, книга Л.Яруцкого представляет собой хороший краеведческий труд. Правда, для переиздания (звучит как шутка) я бы порекомендовал еë хорошенько переработать.
    8:46p
    Азовский концлагерь
    Галина Николаевна Боранова

    ЛАГЕРЬ СМЕРТИ
    АЗОВ В ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

    В начале января 1919 года началось наступление Красной Армии на юге. 17 февраля красные овладели районом станций Красновка — Миллерово — Ольховая. За три с половиной месяца наступления советские войска, разбив основные силы белоказачьей армии, освободили три четверти территории Донской области. В апреле 1919 года белогвардейцам удалось остановить Красную Армию под Новочеркасском и Ростовом. С помощью Англии и Франции деникинское командование окончательно сосредоточило крупные силы в Донбассе, на Северском Донце и южнее Маныча и пошло в наступление. Территория Донской области вновь оказалась под властью Вооружённых сил Юга России (Деникина).
    Азов, занятый частями Донской белоказачьей армии 8 июля 1918 года, до 1 марта 1920 года оставался в глубоком тылу белых.

    В секретном перечне управлений и учреждений Добровольческой армии № 4 от 25 мая 1919 года за подписью генерала Киселевского значилось пять концентрационных лагерей: в Азове, Новороссийске, Ставрополе, в Медвеженском и Святокрестовском уездах Ставропольской губернии. В одних документах они именовались концлагерями, в других — «лагерями пленных красноармейцев» [1].

    По инструкции, разработанной на основании приказа по Всевеликому Войску Донскому от 28 января 1919 года за № 228, все военнопленные разделялись на три категории:

    1) лица «интеллигентных профессий» и казаки, добровольно вступившие в ряды красных; комиссары, агитаторы, матросы, командиры частей; лица, совершившие уголовные преступления и иногородцы (евреи, латыши и прочие);

    2) шахтёры, рабочие, бывшие воинские чины, «забывшие присягу»;

    3) насильственно мобилизованные и не проявившие активной деятельности.

    Военнопленных первой категории предавали военно-полевому суду на месте; второй категории — отправляли в концлагерь; третья разделялась на две группы: изъявившие желание бороться с большевиками с оружием в руках, и остальные, для тыловой службы в станицах прифронтовой полосы или для принудительных работ под охраной [2].

    Азовский лагерь предназначался для пленных второй категории — с Донского и иных фронтов, при нём имелись канцелярия, гауптвахта, квартира офицерского общежития и казарма охранной сотни. Обнесённый частично забором, частично двумя рядами колючей проволоки, окопанный широкой канавой, он разместился на окраине города, в деревянных бараках 235-го запасного пехотного полка, пребывавшего здесь в 1916-м — начале 1918 года; около центральных ворот стоял пулемёт. В нём погибло более двадцати тысяч человек [3].

    Отступая под натиском красных в начале 1919 года, белые спешно эвакуировали заключённых из арестных домов и тюрем станции Лихой, Александровска-Грушевского и Донецка. 79 из них в марте-июне 1919 года содержались в Азовском лагере. Причём прибыли в Азов они без сопроводительных документов, о чём заведующий лагерем надворный советник Порейков докладывал прокурору Новочеркасского окружного суда. Заведующий всеми военнопленными генерал-майор Ёлкин поручил начальнику Новочеркасской тюрьмы связаться с прокурорским надзором и выяснить вопрос о правильности их содержания под стражей. В июне все они были переведены в Новочеркасскую тюрьму. В результате расследования, проведённого Новочеркасским окружным судом, 43 человека подлежали освобождению.

    По Инструкции заведующему концентрационным лагерем Донской области, подписанной генерал-майором Ёлкиным, предписывалось строго следить, чтобы военнопленные по прибытии в лагерь размещались в специально отведённом бараке, по возможности в день прибытия купались бы в бане, а одежда их дезинфицировалась и проводился медицинский осмотр. Больных надлежало помещать в лазареты. Для наблюдения за санитарным состоянием лагеря создавалась военно-санитарная комиссия с обязательным участием одного из врачей лазарета. В обязанности комиссии входило каждые две недели проводить осмотр санитарного состояния лагеря, «обращая самое строгое внимание на качество пищи и воды», на кухню, одежду военнопленных, баню, прачечную, отхожие места и прочее [4].

    Однако содержание военнопленных мало соответствовало инструкции.

    Секретная деникинская сводка сообщала: «Пленных в Азовском лагере свыше 10 тысяч человек, из них около 1 тысячи — больных. Свирепствует, с каждым днём усиливаясь, эпидемия тифа и дизентерии. Крайняя скученность (в каждом бараке находится свыше 500 пленных), недостаток бараков (часть пленных ночует под открытым небом) создают невыносимые условия жизни.

    Хлебный паёк в 1/2 фунта хлеба, 1/3 солдатского котелка похлёбки служат дневным пропитанием пленных. У лавки военнопленных идёт торговля остатками одежды. Стража скупает по исключительно низким ценам обувь, платье и пр. Совершенно раздетые и голодные пленные крайне истощены и ослабели. Общее настроение лагеря подавленное. Пленные говорят: «лучше бы нас застрелили на месте, чем заставлять переживать такие ужасы» [5].

    Другая секретная политическая сводка № 259-2 от 29 октября 1919 года гласила: «пленные красноармейцы концлагеря своим жалким видом вызывают к себе сочувствие населения, усиливая тем самым большевистские тенденции в народе» [6]. Официальные документы подтверждают и свидетельства бывших узников лагеря. Г. Н. Черкес, добровольно вступивший в Красную гвардию в январе 1918 года, принимал участие в боях против немцев и белых на Украине. 5 мая 1918 года в донских степях, в районе станицы Митякинской, в бою его тяжело ранило разрывной пулей в колено правой ноги; контуженный, он лежал без сознания, пока не взяли в плен и не поместили в участковую больницу хутора Мешков, где ему ампутировали ногу. По истечении срока лечения Черкеса отправили в каменскую тюрьму, где он находился с июля 1918-го по февраль 1919 года. В связи с наступлением красных её эвакуировали, заключённых погрузили в вагоны без нар и теплушек. Где-то под Каменском, в чистом поле, состав простоял девять суток: вагоны опломбированные, с забитыми наглухо люками; пленные не получали ни воды, ни пищи. На одиннадцатые сутки поезд прибыл в Новочеркасск. Оставшихся в живых отправили в Новочеркасскую тюрьму, а в сентябре 1919-го Черкес был переведён в Азовский лагерь; по его словам, «все пленные были полуодетые, босые, в тряпках лежали на голой земле в бараках, которые не отапливались. Каждый пленный получал 400 гр. хлеба, борщ раз в сутки с гнилой капустой без картофеля, иногда, в редких случаях, выдавали суп рыбный с тухлой рыбой, вот это был паёк пленного» [7].

    Другой заключённый, Василий Семёнович Соколов, вспоминал, что питались тем, что привезут родственники и дадут местные жители. Пленные стремились попасть на работы в город, поехать с водовозкой за водой или за хлебом. На эти работы существовала очередь. Местное население жалело несчастных. «Проезжали по всей Молокановке и всегда жители давали еду. Поэтому каждый, кому попадала упряжка на привоз воды, считал себя счастливым. Бочку возили 4-5 человек» [8].

    Единственным способом вырваться из плена было записаться в Добровольческую армию.

    Часто люди попадали в плен ранеными, заболевали в дороге, погибали в пути. Прибывающие эшелоны с военнопленными представляли жуткое зрелище. Из рапорта дежурного врача Евгении Евграфовны Ажогиной: «Азов. 21.10.1919 г. Лагерному врачу. Рапорт. При приёмке больных 20 октября 1919 года с эшелона коменданта ст. Нижне-Чирской при отношении № 422 был подан список на 66 человек, из них 31 человек трупов. Умерло тут же, при приёмке 3 человека, а на следующий день 10 человек. Из второй партии, принятой в тот же день, из 65 человек трупов — 7, при приёмке умерло 2, 4 тяжело больных, почти умирают» [9].

    Осенью 1919 года в азовском лагере началась эпидемия тифа, дошло до мобилизации городского населения на рытьё ям для захоронений. Прокурор Новочеркасской судебной палаты, обеспокоенный тем, что положение в Азовском лагере может «крайне неблагоприятно отразиться на деле борьбы с большевизмом и общем успокоении», в представлении начальнику Управления юстиции при Главнокомандующем Вооружёнными силами на Юге России 31 октября 1919 года писал: «Условия содержания в этом лагере пленных красноармейцев, часто против воли попавших в ряды советских войск, таковы, что перед ними бледнеют все жестокости немецкого плена. В лагере до 10 тысяч человек пленных, содержащихся в таких антигигиенических условиях, что смертность достигает 130 человек в день. Хоронят умерших ежедневно массами, в общих могилах, едва засыпая трупы землёй, причём медицинский надзор, по-видимому, совершенно отсутствует, и недавно один из погребённых, зарытый живым, ожил, разрыл землю и вышел из могилы. В другой раз красноармеец, которого признали умершим и принесли хоронить, перед погребением встал на ноги. Заключённые доведены до отчаяния, случаи самоубийства часты, и недавно один из заключённых в целях самоубийства бросился на штык часового. Отношение содержащихся в лагере к государственной власти, конечно, самое враждебное…» [10].

    Случаи с погребением живых ещё людей случались неоднократно. Обессилевших от голода, больных тифом, потерявших сознание принимали за умерших и хоронили. Некоторым, как отмечалось в рапорте прокурора, удавалось спастись. Среди них были Филипп Быков и Максим (фамилия последнего не сохранилась, изображены на снимке). Из могилы они приползли ночью к квартире дезинфектора Азовской больницы Фёдора Никитовича Поспелова. Поспелов и его жена приютили беглецов, выходили, устроили работать санитарами в больницу. После прихода красных Быков и Максим сфотографировались и подарили фото на память своим спасителям.

    «Представление прокурора Новочеркасской судебной палаты» заканчивалось словами: «…с точки зрения человеколюбия и в целях обеспечения общественной безопасности необходимо принять самые настоятельные меры, чтобы ликвидировать лагерь самым безболезненным способом» [10]. Представление было доложено деникинскому военному министру А. Лукомскому, который, в свою очередь, 5 ноября 1919 года за № 8133 из Ростова сообщил в Новочеркасск донскому атаману генералу А. П. Богаевскому: «Слухи об указанных в «Представлении» возмутительных условиях содержания военнопленных в этом концлагере доходили и ранее, и если теперь не принять самых решительных мер к изменению коренным образом условий содержания военнопленных в концлагере…» [11].

    Меры не приняли. А 7 января 1920 года красные войска взяли Новочеркасск, 8-10 января — Ростов. Лагерь был брошен на произвол судьбы.

    Во время и после Великой Отечественной войны братские захоронения времён гражданской войны были дополнены воинами, погибшими во время освобождения Азова 7 февраля 1943 года.

    9 мая 1971 года в Азове открыли мемориал и зажгли вечный огонь. Ввысь устремлены стелы. Одна посвящена памяти жертв гражданской войны, вторая — погибших и похороненных здесь воинов Великой Отечественной.

    ИСТОЧНИКИ И ПРИМЕЧАНИЯ
    1. ГАРФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 97. Л. 37-45.
    2. ГАРФ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 13. Л. 6 об.
    3. Азов 900 лет. Ростов н/Д, 1967. С. 51.
    4. ГАРФ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 13. Л. 6.
    5. Там же. Л. 14.
    6. ГАРФ. Ф. 445. Оп. 1. Д. 4. Л. 29.
    7. Черкес Г. Н. Воспоминания // Архив АМЗ.
    8. Соколов В. Ф. Воспоминания // Архив АМЗ.
    9. На страже революции. 1920. 3 сент. С. 4.
    10. ГАРФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 18. Л. 403.
    11. Там же. Л. 401.

    http://www.donvrem.dermartology.ru/Files/article/m6/0/art.aspx?art_id=422

    И добавка от Ратьковского:

    Следует отметить, что осенью 2012 г. на окраине Азова было обнаружено захоронение, которое можно увязывать, в т. ч. антропологически, с трагическими судьбами заключенных азовского концлагеря, а на наш взгляд, и более конкретно – с лицами, умершими при перемещении к месту заключения. Согласно В. Ф. Батиевой, в массовом захоронении были обнаружены костные останки не менее 172 человек, в т. ч. 152 мужчин, 4 женщин и 16 взрослых, пол которых достоверно не устанавливается. Возраст смерти погребенных от 17 до 40 лет: 69 человек умерли в возрасте 17–25 лет (40,1 %), 101 человек в возрасте 25–35 лет (58,7 %) и 2 человека в возрасте 35–40 лет (1,2 %). Характерно, что автор публикации на основе антропологического исследования останков делает вывод, что погибшие относились к южнорусскому типу (не казацкому) и скорее всего были представителями рабочего населения.

    Батиева В. Ф. К антропологии населения Подонья начала ХХ века // Международная научная конференция «Население Юга России. С древнейших времен до наших дней (донские антропологические чтения). Сб. статей 23–30 августа 2013. Ростов-на-Дону, 2013. С. 164.

    P. S. Чтоб два раза не вставать - очередной красный священник, убитый белыми. Точнее, дьякон.

    В конце января 1920 г. на Северном Кавказе, в Ставрополе, незадолго до взятия города красными войсками (29 февраля 1920 г.), казаки, вымещая свою бессильную ярость перед наступающим противником, перебили около 60 политзаключенных-большевиков, содержавшихся в местной тюрьме. Данные события вызвали протест местной общественности и городского прокурора В. М. Краснова, но изменить трагические события уже не могли [1430]. Впоследствии в мае 1920 г. было организовано вскрытие могил погибших. Всего было обнаружено 56 трупов расстрелянных и повешенных, которые были закованы в ручные кандалы со связанными руками; черепа многих были пробиты с задней стороны, среди расстрелянных были как мужчины, так и женщины [1431]. Дальнейшее уточнение времени и обстоятельств расправы показали, что несколько жертв были уничтожены в ноябре-декабре 1919 г., большинство же в конце января 1920 г. При этом обстоятельства смерти различались. Так, у большевика Волкова (в прошлом дьякона в Капустином яру Царицынского уезда Астраханской губернии) были не только скрученные назад руки, но и веревка на шее, и колотая штыковая рана насквозь на горле. Моряка Т. С. Шашкова предварительно подвергли пыткам, выкручивали пальцы, рубили по кускам руки, ноги, он был добит после казни всех остальных [1432].

    1430. Суханова Н. И. Ставрополье в годы Гражданской войны (1918–1920 гг.) // Вестник Ставропольского государственного университета. 2005. № 7. С. 52.
    1431. Борьба трудящихся масс за установление и упрочение советской власти на Ставрополье. 1917–1921 гг. Ставрополь, 1968. С. 132–133.
    1432. Борьба трудящихся масс за установление и упрочение советской власти на Ставрополье. 1917–1921 гг. Ставрополь, 1968. С. 133–134.
    Оригинал взят у voencomuezd в Азовский концлагерь

    << Previous Day 2017/01/27
    [Calendar]
    Next Day >>

About LJ.Rossia.org