Жить пока интересно

Другая Катынь
Как ранее сообщалось, МИД Польши выразил недовольство тем, что российская сторона разместила на военном кладбище в Катыни информационные стенды со сведениями о красноармейцах, погибших в польском плену в 1919-1922 годах. По мнению Варшавы, указанное количество погибших военнопленных в несколько раз превышает фактические цифры, подтвержденные польскими и российскими историками. Мы обратились к заведующему кафедрой истории южных и западных славян исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, профессору, доктору исторических наук Геннадию Матвееву, специально изучавшему судьбу красноармейцев в польском плену.

18 октября 1920 года, после 20 месяцев то затихавших, то разворачивавшихся с новой силой боев на советско-польском фронте наступило перемирие. 18 марта 1921 года в Риге был подписан мирный договор между РСФСР (представлявшей также интересы БССР) и УССР с одной стороны и Польшей — с другой. Но еще раньше, 24 февраля 1921 года, рижские переговорщики заключили соглашение о репатриации, действие которого распространялось и на военнопленных. И уже в марте через пограничные станции в белорусских Барановичах и украинском Здолбунове двинулись первые эшелоны с пленными красноармейцами. В ходе эвакуации, основной этап которой продлился до середины октября 1921 года, на родину вернулось, по советским данным, 75 699 узников лагерей.

Плен — это неволя (именно так по-польски и звучит это слово), а всякая неволя — это трагедия для лишенного свободы человека. В 1907 году в Гааге была заключена конвенция «О законах и обычаях войны», рекомендовавшая нормы обращения с военнопленными, чтобы хоть как-то эту трагедию смягчить. Надо признать, что во время Первой мировой войны ее участники более или менее соблюдали добровольно взятые на себя обязательства в отношении пленных. Так, в немецком лагере военнопленных в Стшалково за 1915-1918 годы умерло 506 человек, хотя в то время в Германии остро не хватало продуктов питания.

1916 год. Бранденбург. Лагерь для русских военнопленных
Фото из собрания П.Каменченко

Совершенно иначе выглядела ситуация в этом же лагере, когда, начиная с мая 1919 года, он стал использоваться поляками. За два с половиной года, по польским данным, здесь умерло 7,5 тысячи пленных красноармейцев. Польские источники объясняют высокую смертность эпидемией тифа. Но тогда возникает вопрос, как, по утверждению тех же источников, пленные могли бы свободно покидать территорию лагеря, чтобы подработать у окрестных крестьян. Ведь в этом случае они служили бы разносчиками болезни далеко за пределами лагеря. Учитывая наличие в польской армии санитарной службы, занимавшейся предотвращением угроз эпидемий, в это как-то не верится. А значит, были и другие причины массового мора узников этого и других заведений для пленных.

По собственному опыту знаю, что любая попытка разобраться в причинах и масштабах катастрофы тут же вызывает обвинения польских коллег, чиновников и СМИ в стремлении преуменьшить масштабы катынского преступления. Для этого в Польше даже придумали термин «анти-Катынь». И все же внести ясность в судьбу пленных красноармейцев необходимо, и для этого существуют открытые источники: в 2004 году издан солидный том документов и материалов «Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 годах», составленный главным образом из документов польских архивов. Во время Первой мировой войны в немецких лагерях конвенция «О законах и обычаях войны» в основном соблюдалась

Многие умирали по дороге

Понять масштабы трагедии польского плена невозможно без знания того, сколько красноармейцев в нем оказалось. Разброс мнений велик: от 110 до более чем 200 тысяч.

На основании ежедневных сводок оперативного отдела польского главного командования нами подсчитано, что в польских руках за время войны оказалось не менее 206 877 военнослужащих РККА. Но не все они реально стали пленными. Кому-то повезло бежать сразу же после пленения, кого-то отпустили, чтобы не выделять солдат для их охраны и конвоирования в тыл. Других включили в так называемые «дикие» (т.е. созданные без разрешения военного министерства) рабочие команды и оставили во фронтовых частях, их судьба туманна. Но были и те, кого расстреляли без суда и следствия. Чаще всего расстреливали комиссаров, командиров, коммунистов, китайцев и евреев, но и другие категории «узников войны» не могли чувствовать себя в безопасности. Наиболее громкий случай — расстрел 199 пленных по приказу генерала В. Сикорского 24 августа 1920 года под Млавой. А еще раненых красноармейцев бросали на поле боя. Кто-то из них уцелел, но многие, особенно в августе-сентябре 1920 года, были добиты польскими отрядами самообороны. Поэтому в специализированные заведения попали далеко не все оказавшиеся в руках у поляков красноармейцы, по нашим подсчетам, таких могло быть не менее 157 тысяч.

Путь пленных от фронта до стационарного лагеря также был нелегок. Вначале их, предварительно раздев и ограбив, отправляли на сборные пункты для постановки на учет, а также денежное и продовольственное довольствие. Затем распределяли по пересыльным пунктам в прифронтовой полосе. Условия содержания в них были тяжелыми. Вот как описывал в 1919 году ситуацию на сборной станции «Молодечно» заместитель начальника санитарной службы Литовско-Белорусского фронта майор Хакбейль: «Никто об этих несчастных не заботился, ничего удивительного, что человек неумытый, неодетый, плохо кормленный и ненадлежащим образом размещенный в результате инфекции был обречен только на смерть...»

В рапорте командования Познанского военного округа от 29 ноября 1920 года отмечалось, что «транспортировка пленных не налажена должным образом… Время движения транспорта обычно рассчитывается на два-три дня, в действительности же оно длится около шести дней. Пленные получают продовольственный паек, обычно хлеб, фасоль на два, максимум на три дня, а затем голодают. Голод, холод, отсутствие теплой одежды на фоне общего ослабления пленных приводит к такому истощению, что во время пути постоянно умирает несколько пленных. Это же имеет место после прибытия в лагерь и в первые дни карантина».

Так, эшелон из Ковеля в Пулавы в ноябре 1920 года с 700 пленными находился в пути четыре дня, и все это время их вообще не кормили, хотя в поезде везли предназначенное для их питания мясо. «Мясо привезли замороженным, и одновременно людей так изголодавшихся, что значительная их часть самостоятельно не могла выйти из вагонов, а 15 человек в первый же день после приезда умерли». В следовавшем по этому же маршруту другом эшелоне из 300 пленных в пути скончались 37.

В случае резкого роста числа пленных (в апреле-мае, а также августе 1920 года) создавались временные концентрационные лагеря без жилых помещений, кухонь, продовольственного и вещевого снабжения и т.д. Это мог быть обычный участок поля, огороженный колючей проволокой, где пленные вынуждены были в дождь и холод спать на голой земле. В таких лагерях наблюдались массовые заболевания сыпным и возвратным тифом, дизентерией, гриппом, даже холерой и вследствие этого высокая смертность.

Лагерь представлял собой некрополь

Пленные красноармейцы размещались в стационарных лагерях Стшалково, Домбе, Тухоля, Демблин, Брест-Литовск, Вадовице. По принятым нормам каждому полагалось в день по 500 граммов хлеба, 150 граммов мяса, 700 граммов картофеля, 150 граммов сырых овощей или муки, различные приправы, а также две 100-граммовые порции кофе.

Оценки реального пайка современниками схожи. Начальник лагеря в Вадовице: «Питание пленных… вызывает сомнение относительно его достаточности, но опыт показывает, что для людей, не работающих ни физически, ни умственно, оно вполне достаточно…» Более определенно на эту тему высказывались авторы доклада о ситуации в Стшалково: «Питание пленных… недостаточное, особенно в зимние месяцы из-за холода и отсутствия теплого обмундирования. Отсутствие надлежащего питания — одна из причин плохого состояния здоровья…»

Аналогичную оценку пайку давали узники коммунистических бараков в Стшалково, которых не использовали на работах: «Если в общем питание коммунистов можно признать удовлетворительным, то этого далеко нельзя сказать о питании красноармейцев в отделах. Имея в виду, что они работают, — порция, достаточная с грехом пополам для нас, слишком мала для них. Кроме того, они немилосердно обкрадываются кухонной администрацией, благодаря неудовлетворительной постановке контроля… Пленные красноармейцы, безусловно, голодают».

О том, как они голодали, свидетельствует рассказ начальника распределительной станции в Пулавах майора Хлебовского о «несносных пленных», которые постоянно выбирают из навозной кучи «картофельные очистки, чтобы их съесть: поэтому он был вынужден поставить возле навоза караул. Однако этого недостаточно… нужно будет эту навозную кучу окружить колючей проволокой — для защиты выбрасываемых туда очистков. Господин майор считает, что большевики специально поступают таким образом для распространения беспорядков и фермента в Польше».
Условия содержания практически везде не соответствовали требованиям нормативных документов военного министерства, изданных в 1919 году. Пленные содержались в сырых, плохо отапливаемых, непроветриваемых бараках и полуземлянках, отсутствовали сенники и одеяла, не говоря уже о постельном белье, кормили нерегулярно и впроголодь, в том числе и вследствие воровства работников лагерных служб. Грубое, а временами и жестокое обращение с пленными, нехватка обуви и одежды, низкая пропускная способность бань, прачечных, дезинфекционных установок не позволяли обеспечить нормальные санитарно-гигиенические условия, а отсутствие самых необходимых лекарств и недостаточное количество мест в лагерных лазаретах приводили к эпидемиям инфекционных заболеваний начиная с гриппа и кончая тифом и холерой. Нередко больные и здоровые пленные содержались вместе, что приводило к эпидемиям.

Комиссия Международного комитета Красного Креста, проверив в октябре 1919 года санитарное состояние лагеря в Брест-Литовске, констатировала: «… из-за непригодных для жилья помещений, совместного тесного проживания здоровых военнопленных и заразных больных, многие из которых тут же и умирали; недостаточности питания, о чем свидетельствуют многочисленные случаи истощения; отеков, голода (…) лагерь в Брест-Литовске представлял собой настоящий некрополь».

Лучше не брать пленных вообще

О том, что лагерь в Брест-Литовске не был исключением, свидетельствует описание польским военным врачом Хабихтом положения в Белостоке: «Вновь то же преступное пренебрежение своими обязанностями всех действующих в лагере органов… Несколько сот человек заплатили за это жизнью и еще несколько сот должны будут погибнуть ... В лагере на каждом шагу грязь, неопрятность, которые невозможно описать, запущенность и человеческая нужда, взывающие к небу о возмездии... Сами бараки переполнены, среди "здоровых" полно больных. По моему мнению, среди тех 1400 пленных здоровых просто нет. Прикрытые тряпьем, они жмутся друг к другу, согреваясь взаимно. Смрад от дизентерийных больных и пораженных гангреной, опухших от голода ног...»

Знавший положение в лагерях начальник санитарного департамента военного министерства генерал З. Гордыньский резюмировал: «...лучше не брать пленных вообще, чем позволять им гибнуть тысячами от голода или заразы».

Даже военный министр генерал К. Соснковский вынужден был в декабре 1920 года признать в своем приказе: «Распоряжения Минвоендел… по вопросам правильного обращения с пленными, касающиеся их надлежащего питания, размещения, одежды, а также создания сносных гигиенических условий в лагерях и на распределительных станциях пленных, не дали до сего дня желаемого результата…»
Тяжелые условия жизни, голод, холод, болезни были причиной высокой смертности в общем-то молодых мужчин. Достоверно известно, что только в Стшалково и Тухоли умерло более 11,5 тысячи пленных. Но пленные умирали и в других лагерях.

Для получения точного представления о смертности следует учитывать и эпидемии, когда смертность возрастала в четыре-пять раз, доходя до 30 и более процентов. Таких эпидемий было три: в августе-сентябре 1919 года, зимой 1920 года и зимой 1921-го. И каждая длилась два-три месяца. Путем несложных арифметических подсчетов можно определить, что в общей сложности могло умереть от 25 до 28 тысяч человек, то есть уровень смертности равнялся примерно 18 процентам. В литературе встречаются и другие данные (З. Карпус — 16-18 тысяч, И.В. Михутина — 60 тысяч).

Кто виноват

Судьба пленных, не вернувшихся по репатриации и не погибших в плену, сложилась по-разному. Часть была отбита у поляков в ходе советского контрнаступления в июне-августе 1920 года. Около 30 тысяч по разным мотивам вступили в антисоветские формирования на стороне Польши (С. Балаховича, С. Петлюры, Б. Савинкова и др.). Кто-то из них перешел на советскую сторону, вернулся по амнистии, объявленной в конце 1921 года, погиб в боях или остался в эмиграции. Какая-то часть пленных, мобилизованных в Красную армию в отошедших к Польше районах Западной Белоруссии и Волыни, вернулась домой. Сохранилось немало свидетельств о побегах, в том числе удачных. А около одной тысячи просто не захотели возвращаться.

Вполне закономерен вопрос, кто же был повинен в нечеловеческих условиях плена. С одной стороны, виновато главное командование и военное министерство, которые не смогли создать эффективную систему содержания пленных и не обеспечили контроля за соблюдением своих же инструкций и распоряжений. Вот что пишет уже упоминавшийся выше З. Гордыньский: «Причина зла, и причем существенная, и пусть виновные в этом покаются — это неповоротливость и безразличие, пренебрежение и невыполнение своих прямых обязанностей...»

Но еще хуже то, что судьба узников войны оказалась в руках людей, ни психологически, ни профессионально не готовых к выполнению своих обязанностей. Многие офицеры, руководившие лагерями и рабочими командами, были убеждены в своем цивилизационном превосходстве над «азиатскими варварами», заражены ксенофобией, не всегда были чисты на руку, воруя продукты сами и не мешая это делать подчиненным.

Конечно, были и объективные трудности со снабжением продовольствием и одеждой, топливом и лекарствами. Но ведь Польша не переживала пандемий инфекционных заболеваний и всеобщего голода. В трагедии польского плена явно просматривается вина тех, кто по долгу службы должен был эту трагедию всеми силами предупреждать. А вместо этого они фактически продолжали с пленными свою личную войну, без угрызений совести и чувства милосердия обрекая своих беззащитных подопечных на холод, голод, болезни и мучительное умирание.

Геннадий Матвеев, доктор исторических наук, заведующий кафедрой исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова
https://lenta.ru/articles/2017/04/23/antikatyn/

В 1998 г. генеральный прокурор Польши и министр юстиции Ханна Сухоцкая в ответ на письмо Генеральной прокуратуры России с просьбой расследовать причины смерти 82,5 тыс. солдат Красной Армии заявила, что: "следствия по делу о якобы истреблении пленных большевиков в войне 1919-1920 гг., которого требует от Польши Генеральный прокурор России, не будет". Отказ Х. Сухоцкая обосновала тем, что польскими историками достоверно установлена смерть 16-18 тыс. военнопленных по причине "общих послевоенных условий". Она добавила, что о существовании в Польше "лагерей смерти" и "истреблении" не может быть и речи и что "никаких специальных действий, направленных на истребление пленных, не проводилось".
из книги В.Шведа и В.Стрыгина "Тайна Катыни". М, 2007. С.235.

Автор статьи "Другая Катынь" профессор Г.Ф.Матвеев считается ведущим российским специалистом по проблеме пленных красноармейцев в польских лагерях периода 1919-22 гг., поэтому эта статья в ближайшем будущем будет носить "программный" характер и на изложенной в ней информации станет основываться официальная позиция властей России.
Однако при этом надо помнить, что общее число погибших в польском плену красноармейцев, указанное Г.Ф.Матвеевым в своей статье ("от 25 до 28 тысяч человек"), учитывает только умерших от болезней непосредственно в самих лагерях и получено им на основании косвенных вычислений с помощью весьма сомнительных аппроксимаций. Категории красноармейцев, погибших или умерших от иных причин (раненые военнопленные, оставленные умирать на поле боя без медицинской помощи; военнопленные, убитые польскими военнослужащими и членами парамилитарных польских "отрядов самообороны" при конвоировании на сборные пункты; политически нежелательные элементы, расстрелянные в административном порядке на сборных пунктах после выяснения личности; умершие на этапе транспортировки от сборных пунктов до лагерей; умершие в лагерных карантинах до зачисления на общелагерный учет; военнопленные, убитые охраной в лагерях; арестованные военнопленные, умершие и расстрелянные в польских тюрьмах; военнопленные, умершие от эпидемий после освобождения из лагерей на этапе транспортировки до польско-советской границы, и т. д.) в общее число погибших "от 25 до 28 тысяч человек" автором статьи не включены.
Подлинные архивные документы об общем количестве военнопленных красноармейцев и других категорий пленных россиян, погибших в польском плену за весь период 1918-23 гг., по-прежнему засекречены - как в Польше, так и в России. Единственным надёжным историческим источником на этом счёт является свидетельство бывшего члена Политбюро ЦК ВКП(б) Л.М.Кагановича, назвавшего в беседе с советскими военными историками в середине 1980-х годов число "90 тысяч погибших". Причём, названное им число "90 тысяч погибших" включает в себя не только военнопленных красноармейцев, но и интернированных белогвардейцев.
К менее достоверным историческим источникам следует отнести свидетельство бывшего заведующего Международным отделом ЦК КПСС В.М.Фалина о поименном списке 146.000 красноармейцев, пропавших без вести в ходе польско-советской войны 1919-20 гг. Указанный поименный список был составлен в 1980-е годы на основании архивных документов воинского учёта сотрудниками Института военной истории МО СССР. По словам В.М.Фалина, этот многотомный список хранился в его рабочем кабинете в здании ЦК КПСС на Старой площади, но во время августовских событий 1991 г. куда-то исчез.
katyn_ru

Помощник присяжного поверенного Владимир Ульянов
Прежде чем стать революционером Ленин почти 4 года работал по специальности - адвокатом.
Кого и с каким результатом защищал молодой Владимир Ульянов?

В советское время о трудовой деятельности Ульянова практически не писали. Упоминалось, что В. Ульянов сдал экстерном экзамены в Петербургский университет и получил диплом юриста, но и только. Подразумевалось, что кроме как революцией вождь мирового пролетариата в своей жизни больше ничем не занимался.

В эпоху Перестройки и чернухи 90-х озвучивалась точка зрения, что как юрист Ленин был мягко говоря не очень и проваливал почти каждое дело, попавшее к нему в руки. В некоторых публикациях даже утверждалось, что Ульянов вообще никакого диплома не получал. Попытаемся найти истину.

Дипломированный юрист

Поступивший в 1887 году в Казанский университет Владимир Ульянов через три месяца был исключен за участие в студенческих беспорядках. Однако молодой человек не собирался оставаться неучем. В Петербург на имя министра просвещения ушло прошение от проживавшей в Самаре вдовы сотрудника просвещения И.Н. Ульянова М.А. Ульяновой с просьбой допустить ее сына к экзаменам экстерном в испытательной комиссии при одном из университетов. Прошение было удовлетворено.

В 1891 году экзамены экстерном по курсу юридического факультета Императорского С-Петербургского университета сдавали 33 человека. (Как видите, Ульянов не был исключением.) 8 получили высшие оценки по всем предметам и им был присужден диплом I степени. Среди этих 8 значился и В. Ульянов. В январе 1892 года он вернулся в Самару, чтобы начать здесь свою юридическую карьеру. Начать ее предстояло с должности помощника присяжного поверенного.

Помощник присяжного поверенного В. Ульянов

Присяжный поверенный – это адвокат. Чтобы записаться в присяжные поверенные, нужно было иметь не менее 5 лет судебной практики. Приобретали ее служа помощниками у адвокатов. Место такого помощника и искал новоиспеченный юрист Ульянов. Взять к себе в помощники молодого человека, брата повешенного государственного преступника не побоялся самарский адвокат Хардин.

Судебным уставом предполагалось, что помощники будут выполнять отдельные поручения, готовить материалы к процессам и пр, но жизнь внесла свои коррективы. В стране дико не хватало адвокатов. В Самаре было всего 17 поверенных и несколько помощников и все были завалены делами выше крыши. Поэтому если адвокат обнаруживал, что помощник способен на большее, чем носить за ним бумаги, он отпускал того в свободное плавание, перепоручая подручному вести мелкие и незначительные дела.

Через 2 месяца общения со своим помощником Хардин счел, что его подопечный вполне готов самостоятельно вести дело и 5 марта Ульянов принял «боевое крещение».

Дело о богохульстве

Первым подзащитным Ульянова был крестьянин Муленков, обвиняемый в «богохульстве» и оскорблении «государя императора и его наследника». В бакалейной лавке тот, будучи в нетрезвом состоянии, «матерно обругал бога, пресвятую богородицу и пресвятую троицу, а затем государя императора и его наследника».

Как вы думаете, что грозило мужику за его пьяную болтовню? 15 суток? А от 6 до 8 лет каторжных работ не хотите? А «хула с умыслом совершенная» - это уже 15 лет каторги (ст. 176 Уложения о наказаниях).

Самарские адвокаты не рвали друг у друга из рук это дело, никто не стремился стать защитником богохульника и оскорбителя государя императора. Абсолютно «тухлое» дело. Взялся Ульянов. Результат был впечатляющим: при «чудной» перспективе нескольких лет каторги приговор суда «1 год тюрьмы» можно было считать несомненным успехом молодого адвоката. Но настоящей победой каждый адвокат считает оправдание своего подзащитного. И такие победы у Ульянова были.

Дело №272 отставного солдата Красноселова

В первых числах июля 1892г. в полицейскую часть поступило заявление от торговца капустой мещанина Сурошникова, что во время отлучки его с супругой из дома из незапертой комнаты были украдены 113 рублей кредитными билетами: один в 100 руб, один в 10 и один в 3. (В конце XIX века в патриархальной Самаре еще не прижилась привычка уходя из дома обязательно запирать двери.) 113 рублей по тем временам были солидной суммой.

Спустя несколько дней в эту же часть поступил донос от повара кухмистерской (недорогая столовая), что у отставного солдата Красноселова появились большие деньги, «каковых у него отродясь не бывало». Полицейские ищейки сразу сделали стойку: Красноселов уже был судим за кражи и только недавно вышел из самарской тюрьмы. Его арестовали, привели в участок, обыскали и (опа, есть!) – в портянке нашли 100-рублевую купюру (катеньку).

Вызвали торговца капустой: «Твоя катенька?» Сурошников моментально сориентировался: если купюру признать, то ему ее отдадут. «Конечно моя, она самая! И бродяга этот ко мне два раза заходил, капусту покупал. Кто как не он?» Ну что еще надо? Приговор суда: 2 года и 9 месяцев тюрьмы. На этом все могло бы и кончится. Но молодой начинающий адвокат решил биться до конца, подал кассационную жалобу в сенат и добился пересуда.

По его настоянию пригласили заключенных самарской тюрьмы, которые показали, что Красноселов, находясь в тюрьме, лудил котелки, чайники, миски для арестованных и действительно зарабатывал, и деньги у него были. Вердикт присяжных: «невиновен».

Защитник по «казенным делам»

Кого защищал Ульянов: 1 чиновник, 4 чернорабочих, 3 батрака, 6 мастеровых, 10 крестьян. Все это были люди из низов, неимущие, которых защищал адвокат, назначаемый судом. Такие дела назывались «казенными», присяжные ими откровенно тяготились, и скидывали своим помощникам: «На, практикуйся. Выиграешь – молодец, завалишь – не велика потеря».

Ульянов стал «казенным защитником» и быстро приобрел известность, которая проникла даже в арестантские. Рапортом от 15 апреля 1892 года адвокат Гиршфельд просил освободить его от дела, поскольку обвиняемые Уждин, Зайцев, Красильников «выразили желание иметь своим защитником пом. прис. поверенного В. Ульянова».

Потянулись к способному юристу и денежные клиенты. Пожелал иметь себе защитником молодого адвоката купец первой гильдии Красиков, но Ульянов отказался вести его тяжбу, назвав купца «заведомым вором». Этакую бы принципиальность да нынешним стряпчим, готовым за высокие гонорары защищать интересы откровенных негодяев!

Подающий надежды молодой юрист

Всего за полтора года Ульянов провел в Самаре 16 судебных дел: 14 уголовных, 2 гражданских. В пяти случаях он добился полного оправдания своих подзащитных, в одном добился примирения сторон, для восьми обвиняемых добился смягчения наказания, для четверых изменения квалификации обвинения на более мягкую статью и оба гражданских дела решил в пользу своих клиентов. Вполне возможно, что были и другие дела, сведений о которых не сохранилось, точно известно, что по крайне мере в еще двух гражданских делах Ульянов принимал самое деятельное участие.

Даже для опытного адвоката каждый третий подзащитный оправдан – это очень высокий результат. В остальных Ульянов добивался смягчения наказания, так в деле Языкова вместо грозившей тому тюрьмы адвокат добился штрафа в 100 рублей. Разница весьма весомая.

Хардин утверждал, что из Ульянова выйдет выдающийся адвокат, пророчил ему большое будущее и настоятельно советовал ехать в столицу.

Несостоявшийся адвокат

В августе 1893 года Ульянов выехал в Петербург. В кармане у него лежало рекомендательное письмо Хардина к известному петербургскому присяжному поверенному Волькенштейну с просьбой посодействовать в судьбе молодого юриста Ульянова.

Кого и как защищал помощник присяжного поверенного Ульянов в Петербурге неизвестно – архивы С-Петербургского окружного суда сгорели в феврале 1917 года, но адвокатской практикой он занимался безусловно – Ульянов числился в списках помощников присяжных поверенных до 1895 года. Наверняка он вел все те же «казенные дела» по назначению суда за небольшие казенные гонорары.

В декабре 1895 года карьера молодого адвоката оборвалась. Он был арестован, год содержался в тюрьме и в 1897 году выслан в с. Шушенское. Началась новая жизнь – профессионального революционера, в которой Ульянов добился поразительных успехов (кто скажет, что это не так?)

Клим Подкова
ИСТОЧНИК
виа leon_rumata