Жить пока интересно
 
[Most Recent Entries] [Calendar View] [Friends View]

Wednesday, August 12th, 2020

    Time Event
    8:04a
    «ЖИЗНЬ» (10)
    50. Потекли студенческие будни. День за днем, лекция за лекцией. Опять как и прошедшие два года никто, ничего не учил, ничего не делал. На этот год весь мужской состав группы химиков жил в одной комнате. Все семь человек были налицо.
    241-я комната или как назвал еë Сиверский «ночлежка» жила бурной жизнью. До экзаменов еще было далеко поэтому каждый развлекался по своему. Кто спал, кто срал, кто играл в шахматы, тому хотелось есть, тому слушать радио, тому прочитать «проклятую теплотехнику»: все это смешивалось, шумело, гудело, иногда замолкало на мгновение, чтобы разгореться с новой силой.
    В один ряд с кроватью Николая Доровского стояли кровати «углов» треугольника группы химиков, профорга, комсорга и старосты.
    Профорг группы Василь Полтавский находился к Николаю ближе всех. Это был чистейший украинец как по языку и поведению так и по складу мыслей. Его Николай знал лучше других так как прожил с ним в одной комнате весь второй курс. Жил Василь почти исключительно на одну стипендию, по вечерам никуда не ходил, дольше сидел и занимался. Усидчивость у него была. Кроме хорошего голоса и дикции природа его наделила очень подвижным лицом, которое часто кривилось то от различных внутренних и внешних переживаний, то от искусственной копировки и комизма. Иногда у него вырывался чистейший «психоз», вспыльчивость, желание почесать кулаки, но это быстро отходило, хотя свою неприязнь к Николаю он не мог или даже не хотел преодолеть вот уже дольше полугода. Занимался он больше других, но только необходимым материалом, общественных нагрузок не любил и с удовольствием отказался бы от своей обязанности.


    Следующий Валентин Деревянко был не таким. Этот будучи комсоргом старался дойти до всего. В его натуре было везде пролезть, везде сказать своë «Я». Правда хорошего у него было даже, пожалуй, больше чем плохого, но этого никто не хотел замечать. Отношения с ним у всех были плохие, натянутые, иногда даже резко-драчливые. Валентин со всеми спорил, всем доказывал их неправоту, всем старался навязать идеи и понятия, которые ему самому казались вполне приемлимыми и правильными. Над ним почти все подсмеивались и подшучивали. Он иногда слушал все с усмешкой, а иногда разражался градом ругательств. Правда он быстро умолкал переходя сначала на тихий «мат», а потом на обыкновенный разговор, но впечатление крикливости всегда оставалось. О нем всегда говорили с иронией, никогда правильно не называли ни фамилии, ни имени. А вообще он был не так плох. В институт он поступил как пятипроцентник из техникума, у него были навыки к самостоятельной работе, о многих дисциплинах он имел вполне определенные представления, когда другие еще не знали что данная наука представляет. К девчатам он иногда прилипал, хотя в более серьезном умел хранить постоянство. То что у него уже года четыре есть Катя – знали все.
    Олег Скаженик – староста группы, грузный, вполне «упитанный» спортсмен, занимается науками налетом, когда в этом возникала существенейшая необходимость. В остальном это был вполне нормальный студент, сочетающий учебу, «гульню», вино, девушек и все прочие сладости сего бренного мира.
    Вечером ночлежка разбегалась. Николай с Сергеем шли на первую линию. Аля Скаженик тоже. Борис Сиверский уходил куда-то в мединститут. Только Валя и Василь оставались дома,да иногда к ним присоединялся в спящем виде Владимир Бука.
    Сходились все к 12-ти часам ночи. Иногда кое-кто задерживался до часу или двух. Сон. А в семь утра зашевелились…
    51. Любу Р. Николай знал еще в 8-ом классе. Она помнилась ему веселой «бандиткой», похожей своими ухватками на ребят. Кучерявая, сероглазая, живая. Училась хорошо. Ей все давалось между прочим. Но на финише не повезло, поступая в СИИ она провалилась по химии, год гуляла и затем снова никуда не поступив решила стать техником.
    Ник увидел еë в С-но еще будучи на 2 курсе, она понравилась ему, но подойти к ней было невозможно, так как навязываться было не в его принципах. Но как позже Ник узнал она просто не узнавала его.
    «Познакомились» на второй неделе 5-го семестра. Люба удивлялась, что Николай так вырос, так повзрослел. Она непрерывно болтала расспрашивая его то о том, то о сем. (Вообще по сути дела их можно было считать только познакомившимися.) Сама она училась в Горнообогатительном техникуме, уже кончала т.к. поступила в прошлом году на 3-ий курс. Училась хорошо, получала повышенную стипендию и только на этот семестр лишилась ее так как получила четверку по… поведению.
    Ник проводил ее домой, затем сидели на лавочке и уже на последней минуте – поцелуй и сразу домой… И сразу почувствовал Ник разочарование. Следующие две встречи усугубили его…
    …Как все надоело! Разве это дело, только встретился с девушкой и уже думаешь когда дать ей расчет. Вот тянуло все время к Любе, пока не был «знаком», а теперь тянет назад. Что это такое?!
    …Как хочется влюбиться правдиво и искренно. Не выходит. Опять и опять буря в душе. Где то первое, святое чувство! Когда покупал брошки и медальоны, спешил на свидания, волновался, переживал. Мне же и сейчас еще мало, 21 год, а что получается. Страшный кризис. Неужели не влюблюсь больше!?
    Сегодня пойду с Любой в театр. И ничего не чувствую. Если бы даже спектакль не состоялся или бы она не пришла ни разочарования, ни злости не было бы. Полнейшая апатия и равнодушие. А сначала дума, что несмотря на душевную неприязнь к постоянству, протяну знакомство на осень, а может и дальше. Нет наверное не смогу. Стали нравиться мне дешевые сцены и игра…
    Между прочим прошлое воскресенье когда Ник был дома, на руднике, у него завязалась новая канитель. На этот раз под руку подвернулась давно знакомая Нику – Таня Ламан. Таня училась в 10 классе, в одном классе с Ниной Ароновой. Уже года полтора они встречались с Диком Ч. – хорошим другом Николая. Но сейчас Дик был в армии, а Таня сохраняя верность своему возлюбленному никогда не расставалась со своим «телохранителем», подружкой и соседкой Лилией. Они всегда были вдвоем и никакой самый «колючий» язык не мог сказать о Тане что либо плохое.
    Ник подошел к Тане на танцах безо всякого заранее предусмотренного намерения. Просто ему хотелось «похохмить» с девчатами которых кстати было мало. Решил со всеми перетанцевать по одному разу, а Тане посвятив еë в подробности плана предложил «место» «судьи» зачисляющего ему все возможные «очки» и поражения в случае отказа. Таня увлеклась игрой, сама выбирала ему девушек и вобщем Ник все антракты вращался вокруг неë. На это «дело» стали поглядывать подозрительно, Николая знали на руднике достаточно… Провожая Таню домой Ник непринужденно разговаривал, вспоминая Дика, Нину Аронову и проч., а в голове уже теснились неясные планы на ближайшую субботу.
    Подошла и ожидаемая суббота. «Смывшись» с последней пары физ-химии Ник уже в 2 часа дня шагал из Макеевки на рудник домой. Километрах в 3-х вырисовывался, окутанный облаками дыма кокс-завода, рудник. Сколько раз видел эту картину Ник. Вот и теперь: клубы дыма, терриконы шахт и упорно борющаяся с осенью зелень акаций – родные места. Часто Нику было радостно видеть все это. Но сегодня что-то угнетало его, что то просто не давало свободно дышать. За последнее время на него часто наезжало такое, но сегодня было особенно тяжело. Все, даже жизнь, казалось никуда не годной и ненужной. Душа просила чего то, а чего? На этот вопрос Ник не находил ответа. Что делать? Почему все кажется таким безразличным? В чем спасение? Тяжелыми комьями ложились вопросы на сердце. Снова и снова вспоминал Николай о любви своей, о недавних своих увлечениях. Да и не только девушки влекли его когда то…
    Детство, до войны еще розовое, а потом… голод, холод, нищета. Детская душа тянулась к знаниям несмотря ни на что. Какая страшная страсть к книгам. Неведомый мир открывался перед Ником во всем своем великолепии. Его тянуло фантастическое, волшебное, неведомое.
    С каким увлечением читал Жюля Верна, Джека Лондона, Беляева, Уэльса, Вальтер Скотта, Дюма и еще много и много. И хрестоматии старших классов и «жития святых» и библия, все проходило перед его глазами. Из учебников родилась и выросла страсть к химии, страсть к науке превращений, к науке нового, неведомого… Его тянуло больше к практическим вопросам, язык формул был для него неясен и неинтересен, он делал опыты, пробовал получать различные вещества иногда наобум, наугад…
    Новые увлечения не отдалили химию от Николая, но они появлялись и появлялись. Упорная страсть к коллекционированию расширяла свои пределы: от марок Ник перешел к монетам разных стран, затем к бумажным деньгам, затем чистая зоолого-ботаника, научно-популярные книги, открытки артистов. Ему хотелось успеть во всем. Но последнее увлечение – девочки приостановило все остальное. Да и то пока его любовь еще имела предмет он был спокоен. Первый толчок Ник получил от судьбы в виде письма Люды З-кой, письма перевернувшего в нем душу и задушившего все хорошее, такое дорогое и чистое. Это было первое кризисное состояние его души. Но трещина пошла дальше. Летом Изюминка и Тамара, а с осени и зимы опять Люда.
    Решающей была весна этого года, Лиля, первое знакомство с Наташей и десятки случайных короткосрочных знакомств.
    Затем расчет Люде, расчет Наташе… что это? Ник был втянут обстоятельствами в самый, как сказать, ОБЩИЙ кризис…
    Сейчас идя домой Ник передумывал обо всем. Как выбраться из этого омута равнодушия. Или я это сам напустил на себя такую дурь – думал он. – Что то стало меня тянуть к водке. Так неужели я опущусь еще? Или взять да жениться? А на ком?
    Решительно встряхнул головой.
    - Нет не будет этого, - громко сказал он себе. Глаза у него засверкали. Вспомнил Таню на руднике, Любу в С-но. Четыре буквы всплыли из воспоминаний сознания. ИГРА.
    Мысли – как молнии. [зачеркнуто] Быстро составлялись планы. Недаром после росчерка Доровский Ник ставил точку, что говорило о склонности к самоанализу.
    - Вот красота! А то разочарования, боязнь, равнодушие. К черту! Буду играть где будет хотеться, и где будет удивиться. А друг Дик? К черту! Полнейший эгоизм. Живу для себя, делаю что хочу. Не признаю никаких кризисов. Игра – мое спасение.
    Теперь Ник понимал почему иногда жертвовал многим полезным для себя ради девушек к которым ничего не чувствовал и от которых почти ничего не хотел. Страсть к игре, к романтике, к разным резким положениям, еще вполне не осознанная, всегда привлекала его. Так было с Людой и Лилей. [нрзб] – было первое преддверье его настоящей сегодняшней тактики. Игра из подсобного средства превращалась в основной вид общения с женским полом.
    Таню Ник встретил в парке. Решил потянуть в клуб на танцы. Она не особенно хотела, вдобавок сильнейшее сопротивление оказала Лилия. Зная Ника она не хотела оставлять свою подружку в лапах «распутника». Но последовательность Николая, в разрешении такого рода задач, победила: Таня зашла на танцы вдвоем с Николаем. Все осатанело вытаращили глаза. Это было ново. То, что Таня принадлежит Дику знали все, то что Ник друг Дика – то же. Отсюда мораль: не верь глазам своим.
    Во время танцев Ник не отходил от Тани ни на шаг. Ему нравилось следить за физиономиями подружек его сегодняшней спутницы, нравилось замечать взгляды которые исподлобья бросали девчата на эту необычную пару. На танцах была и Наташа. Она старалась не глядеть в сторону Николая, ей было нестерпимо обидно, было жалко своей невинности взятой этим непостоянным студентом.
    Когда заиграли «дамский каприз» Ник вышел, он никогда не пробовал, да и не хотел танцевать этот танец. При свете луны записал в книжечку:
    …Сильнейшая игра. Танцую с Таней. Почти все танцы. Все думают кавалер и посему пришивают мне «дело» а ей измену. Тонкие подробности. Поведу домой.
    На лавочке во дворе Тани, Ник продолжил беседу начатую прошлым воскресеньем. Он ловко играл на желании Тани поступить в институт, потом незаметно перевел разговор на девушек. На прощанье он сказа ей как будто с сожалением, но и с решением которое не изменится.
    - Была бы не ты, а другая девочка то б…
    Когда уходил взял с нее честное слово, что назавтра пойдет с ним на танцы.
    Домой шел возбужденный. Правда это была первая девочка которую он не целовал с первого дня (если не считать Люды) но его радовала новизна обстановки. Девушка друга. Это правда как то сковывало его. Таня чувствовала в нем просто знакомого, хорошего товарища еë возлюбленного, хотя у нее на танцах уже появилась боязнь продолжавшая расти и беспокоить. Все-таки они вот уже два дня с ним на танцах и на завтра пообещала прийти. Она уже жалела об этом, это чувствовал Николай, который шел домой весело насвистывая. Удовлетворенность наполняла его всего, что будет дальше его не безпокоило. Живу настоящим.
    Игра действительно принесла ему успокоение; то что он нехорошо поступает по отношению к Дику его совершенно не тревожило. Перемучившись душевно сам он становился безчувственным к страданиям других. И то что он делает больно своему другу, своим прежним «девочкам», то что упрочивает свою репутацию «развратника» и разрушает сам себе базу для дальнейшей «деятельности» - не беспокоило.
    На другой день Таня была хуже. Вспомнила несколько раз Дика. Она повидимому уже серьезно боялась, что подумают люди. Но теперь было поздно. Когда под руку выходили с танцев сзади девичий голос произнес довольно громко
    - Какая это у него?
    Итак, желаемое было достигнуто. Таня была отдана людским мнением Николаю. Для чего?
    Ник ничего не чувствовал к этой девочке. Его не прельщало ни белое детское личико, ни голубые глаза, ни миниатюрные ушки. Он смотрел на нее и не понимал какое лицо нужно ему для того чтобы влюбиться. Смешной вопрос, и вопрос, на который, еще неизвестно, даст ли ответ жизнь. Да и положение было смешное, нельзя было ни обниматься, ни тем более… еще что. Ник уже отвык от церемонного обращения с девчатами, но тень Дика казалось стояла между ними, не давая свободно обращаться со своими руками и даже связывая уста.
    - Уйти и все, - подумал Ник. И вдруг сильно приобняв Таню поцеловал в губы долгим поцелуем.
    Из голубых глаз брызнули слезы
    - Что это такое, - проговорила Таня, склоняя к коленям свою маленькую головку.
    Минут пять длилось молчание. В таком необычном для него положении Ник не знал, что сказать, но наконец выговорил
    - Что с тобой…
    Таня встала и пошла к дверям. Еë лицо уже было сухим.
    - Это ты так хочешь уйти, - сказал Николай уже несколько раз применявшуюся им фразу.
    - Почему? – совершенно некстати ответила она. Ее лицо казалось удивленным.
    Ник повернулся и вышел насвистывая. Но вчерашнего ликования в душе не было. Так удачно начавшаяся игра окончилась печально.
    И только теперь когда все кончилось Ник почувствовал, что сделал глупость. Зачем сделал такое? Ну сам это ничего, а то втянул в игру девченку. Николай иногда сам не понимал себя. То ему не хотелось чтобы кто либо знал о его встречах, это как с Лилей, Наташей, то старался чтобы все видели это как с Изюминкой, Людой и теперь Таней. Что за противоречия?
    В душе опять стали подниматься вопросы, одни вопросы, вопросы без ответов.
    8:05a
    Бывший донецкий и его творчество.

    Захаров Сергей Вячеславович (27.02.1967) из Донецка. Родился и вырос здесь, проживал по ул.Ф.Зайцева, 5, кв.5; тел. 939895. Получил художественное образование, работал «дизайнером мебели и интерьеров». Типичный представитель местной «богемы», был соучредителем арт-группы «Мурзилки», баловался всякими «худ.инсталляциями» в стиле «стрит-арта». Числился помощником мастера ООО "ТарАльянс". Естественно, как и большинство подобного ХЛАМа, в 2014 поддержал Майдан. Однако в Киев не поехал. С 11 июля по 6 августа 2014 на улицах Донецка появлялись сделанные им карикатуры на лидеров ополчения. Естественно, хуйдожника довольно быстро вычислили и арестовали. С его слов, он подвергался 10 дней зверским пыткам, был три раза расстрелян, но несмотря на это, затем освобожден без последствий. Во всяком случае на украину потом он прибыл в полном комплекте – со всеми руками-ногами-ушами-пальцами на местах.
    В один из дней страшно зверские ополченцы вывели «хуйдожника» на улицу и спросили, сможет ли он покрасить «Газель» в камуфляжную расцветку. Он, естественно, согласился. «В какой-то момент один из тюремщиков невзначай сказал: "Докрасишь – пойдешь домой". Я удивился, но меня действительно отпустили. Более того, мне дали 5 гривен на проезд и рубашку, чтобы я сменил свою футболку. Документы мне не отдали. Сказали прийти на следующий день в здание СБУ. Я приехал домой, немного отлежался. Пошел на следующий день в больницу, потом – за документами. Мне объяснили, что я как-то мало отсидел. Снова оказался в подвале, но на допросы уже никто не вызывал, никто не трогал, не избивали и условия содержания были лучше, ведь сидел я вместе с арестованными ополченцами. Просто лежишь, проваливаешься в сон. Очнулся – день прошел. Два раза в туалет, два раза еда. И так целый месяц. Время тянулось бесконечно. В какой-то момент меня перевели в здание отеля "Ливерпуль", где теперь у них гарнизон, там были вообще нормальные условия».
    Второй раз вырваться из зверских подвалов кошмарного заточения помог вульгарный блат «Моя девушка до войны работала в пенитенциарной службе, а с приходом ДНР уволилась. Она каким-то образом вышла на начальника тюрьмы, где я сидел. Меня отпустили», – поведал Захаров.
    После освобождения он еще где-то месяц пожил в Донецке в тщетной надежде, что город возьмут украинские каратели. Но этого не случилось и в октябре Захаров уехал таки в Киев.
    Read more... )
    8:07a
    Воспоминания Ивана Николаенко как ценный источник по истории Революции 1917 года на Луганщине
    Одним из важнейших направлений современной исторической науки является т.н. «микроистория», а также история родного региона. Для Луганской Народной Республики, как молодого государства, только начинающего выстраивание собственной концепции исторического происхождения, данное направление имеет особое значение. В связи с этим источники личного происхождения играют важную роль при ее изучении. И здесь никак нельзя обойтись без использования воспоминаний, как исторического источника, ведь они в большей степени раскрывают исследуемую тему. К тому же, можно согласиться с известным историком Р.А. Медведевым, который говорил: «наша отечественная история гораздо меньше отражена в документах, чем в умах людей... Нам в помине не был присущ немецкий педантизм, когда в документах фиксируется все до мельчайших подробностей... В нашей истории такая точность отсутствует, многие архивы уничтожены, нет и никогда не было многих важных документов».

    И если с одной стороны, воспоминания скудно освещают такие стороны истории, как например экономические факты (для этого у нас есть статистика, отчеты и др.), то, с другой стороны, мемуары очень важны в отображении таких событий как быт, особенности духовной жизни, не освещенные в официальных документах или уничтоженные, настроения масс, биографии забытых деятелей и т.д.


    Одним из таких полузабытых деятелей Революции и начального периода Советской власти является наш земляк, луганчанин Иван Игнатьевич Николаенко. Он родился в 1886 году. С 10 лет работал на паровозостроительном заводе Гартмана: учеником, молотобойцем, сортировщиком. С 1905 года в революционном движении, вступил в РСДРП. Был трижды арестован, в 1912 году уволен с завода и перешел в железнодорожные мастерские. В 1916 вошел в состав воссозданного Луганского подпольного большевистского комитета, организовавшего общегородскую стачку. После Февральской революции 8 марта 1917 был избран депутатом первого Луганского Совета от РСДРП(б), стал председателем железнодорожного завкома. Вступил в Красную гвардию, затем в РККА. В марте-апреле 1918 года был наркомом путей сообщения в Луганском областном СНК. Участник Царицынского похода. С июля 1918 член Коллегии Отдела по борьбе с контрреволюцией Царицынской губернской ЧК, с ноября председатель иногороднего отдела ЧК Северо-Кавказского военного округа. Весной 1919 отозван в Луганск, член ревкома, участник Луганской Обороны. Во второй половине мая был председателем Луганского ревкома, автор известного письма в правительство УССР. После нового захвата белыми Луганска в начале июня 1919 назначен председателем Тамбовской ЧК. После окончательного освобождения и создания в январе 1920 года Донецкой губернии с центром в Луганске был избран членом губкома КП(б)У, активный организатор милиции. С 26.04.1920 председатель Донецкой губчека, после переноса столицы в Бахмут – председатель Луганской уездной ЧК до 1921 года. Потом работал председателем Волынского губисполкома в Житомире (1921-1922), Донецкого губисполкома в Луганске (1922). Пиком его карьеры стала должность наркома внутренних дел Украинской ССР, которую он занимал в августе-декабре 1923 г.
    На Х съезде РКП(б) в 1921 Николаенко примкнул к «рабочей оппозиции» и голосовал против ленинских резолюций. Вероятно, поэтому был отправлен на учебу, а после окончания Высших марксистских курсов при ЦК КП(б)У в 1924 переведен на хозяйственную работу. В 1924-1926 управляющий Махорочным трестом в Киеве, с 1927 председатель Махорочного, Соляного, Консервного синдикатов. Во время первой волны репрессий 23.11.1929 был исключен из ВКП(б) «за партнесдержанность и недисциплинированность», а фактически – за распространение статьи оппозиционера Шляпникова. В 1931 восстановлен, приглашен в Москву В.Куйбышевым, назначен управляющим Московским отделением «Союзкокса», с 1932 коммерческий директор треста «Газоочистка». По некоторым данным, вошел в конфликт с Г.Петровским, который дважды отказал Николаенко в приеме в Общество старых большевиков. 20 января 1935 Иван Игнатьевич был арестован, 26 марта исключен из партии и 14 апреля Особым совещанием НКВД СССР осужден к 5 годам лишения свободы по сфабрикованному делу «Московской контрреволюционной организации – группа рабочей оппозиции» (вместе с А.Шляпниковым, С.Медведевым и др.). Однако уже в ноябре 1937 по постановлению «тройки» УНКВД был расстрелян в Челябинске. 19.03.1959 коллегией Верховного суда РСФСР полностью реабилитирован, 21.12.1988 решением КПК при ЦК КПССС восстановлен в партии (посмертно) [1].
    Помимо активной государственно-политической деятельности Иван Игнатьевич был замечательным мемуаристом и написал ряд работ по истории революционного движения на Луганщине. Изучив архивные фонды ЛНР, мы можем с уверенностью сказать, что именно Николаенко дал наиболее полную картину революционных событий 1917 – начала 1918 гг в нашем регионе. Другие авторы (С.Погребной, Н.Третьяков, Б.Оловягин и др.) откровенно не дотягивают до его уровня ни объемом работ, ни широтой охвата событий.
    В 1926-1928 гг в журнале Истпарта КП(б)У «Летопись революции» были опубликованы ряд статей-воспоминаний И.Николаенко о революционной работе в Луганске [2]. К сожалению, после его гибели в ходе необоснованных политических репрессий эти работы на долгие годы ушли в спецхран и только в наше время стали доступными для изучения. Представленная в них полная картина живой революционной активности ключевого периода нашей истории, еще не загнанная в жесткие рамки сталинского «Краткого курса», достойна всяческих похвал.
    Однако, в процессе работы в Госархиве ЛНР автором были найдены оригинальные исходники воспоминаний Николаенко, заверенные его подписью. И тут внезапно обнаружилось, что печатный и архивный тексты имеют довольно значительные расхождения. К сожалению, архивные тексты воспоминаний не были сосредоточены в одном деле, а рассеяны в копиях по разным. Автору пришлось проделать довольно значительную работу по сбору и сведению всех доступных глав в единый текст. При этом выяснилось, что неведомые редактора не только «приглаживали» текст рукописи, но и произвольно меняли порядок разделов, кое-что дописывали, вставляли свои заголовки и т.п. Например, оригинальное название раздела «Контр-революция организуется» было заменено в журнале на «От июля к корниловскому восстанию». Название «Октябрьская революция» было заменено на «Первые месяцы Соввласти».
    Очень многие куски текста были вообще выброшены, ибо не вписывались в парадно-официальную картинку «триумфального шествия Советской власти». Текст был довольно сильно сокращен, переделан и отредактирован. Менялись местами или заменялись слова и целые абзацы. Изымались многие яркие детали, живой непосредственный язык изложения шлифовался и лакировался в сторону казенного канцелярита. Например, искреннее слово «удрать», которое всегда применял автор, заменено везде нейтральным «сбежать». Некоторые исправления чисто редакционного характера могут быть поняты и приняты (например, удаление таких оборотов, как «между прочим», «за малым», которыми Николаенко явно злоупотребляет), но значительная часть правок носят явно тенденциозный идеологический характер, направленный на сглаживание острых моментов, не вписывающихся в каноны официальной сталинистской историографии. Это касается, например вычеркивания «неудобных» фамилий (расцветшая в позднейшие годы практика «анонимизации» истории, когда имена репрессированных сначала просто вычеркивались, а потом вообще просто перестали упоминаться), натуралистичных эпизодов, некомплиментарных отзывов о Ворошилове (региональный культ которого уже начал складываться) и др.
    Приведем несколько наглядных примеров правок
    В разделе «Борьба за массы» удалена фамилия И.Велигуры, которого Николаенко, между прочим, рекомендует как «толкового работника». В разделе «Октябрьская революция» удалена фамилия тов. Субботы, перешедшего к большевикам их украинского движения.
    В разделе «Выборы в городское самоуправление» удалены упоминания Пуришкевича и Шульгина. Там же изъят большой пассаж о том, что «В Луганске очень распространено среди рабочих мелкое домовладение и по настоящее время». Также сильно сокращен список избранных в городскую думу большевиков. Убрана характеристика местных эсеров и меньшевиков «Украсивших своими именами список кандидатов в гласные думы» и пассаж «В городе получилось некоторое двоевластие, с одной стороны горисполком с меньшевиками и комиссаром временного правительства во главе, с другой – городская дума с большевистским большинством».
    В разделе «Контр-революция организуется» была купирована характеристика эсеров, которые на паровозном «заводе исстари пользовались популярностью». Сильно сокращена позитивная характеристика Ю.Лутовинова, которого Николаенко признавал «одним из самых сильных работников от организации большевиков». Удален абзац о «базарной агитации» луганскими рабочими пригородных крестьян.
    В разделе «Борьба против войны» вырезана живая сценка публичной продажи местными буржуями портрета Керенского в целях сборов денег на войну, «что тогда часто практиковалось».
    Подвергся сильному сокращению раздел «Организация Комитета спасения революции». Полностью удалено описание допросов арестованных офицеров, в частности полковника Ратаева, и простодушное удивление автора их глупости. Вырезано упоминание о выступлении большевика Андриенко и даже текст первого воззвания Комитета.
    В разделе «Организация Красной Гвардии» удален эпизод о встрече луганских депутатов «первого с’езда рад в Киеве» И.Лозового и Черидиченко с одним из руководителей Центральной Рады В.Винниченко, хотя он и был изложен автором И.Николаенко весьма саркастически.
    В разделе «Большевизация власти» купировано признание: «соглашатели до этого пользовались неоспоримым авторитетом. Достаточно все-же мне было включить в списки эсера Стрижевского и список, состоящий из 2 большевиков и одного соглашателя, был принят единогласно».
    Если в архивном исходнике Николаенко честно воспроизводит все доступные ему тексты партийных деклараций, оглашенные на открытии городской думы [3], то в журнальной публикации они все, кроме большевистской, были удалены и заменены очень кратким и крайне тенденциозным изложением: «От об’единенной фракции меньшевиков и „Бунда“ выступил Римский. Декларация меньшевиков начиналась констатированием „безнадежной болезни России“, как государства. Далее указывалось, что все, противоречащее „ортодоксальному марксизму“, встретит со стороны меньшевиков „решительный отпор“. Фракция обещала оказать своим „вотумом “ давление на правящие круги в целях скорейшего окончания войны и затем распылялась в проектах различных реформ, вплоть до пожарного дела. Никакой политической перспективы в такой реши­тельный и боевой момент — между июльским выступлением и корниловским восстанием — обанкротившиеся оппортунисты не давали. С дополнительным заявлением, столь же политически содержательным, выступил от „Бунда“ Этуш. Декларацию эсеров зачитал Стрижевский. Со свойственной этой партии способностью пышными фразами прикрывать убогость своей политической программы, представитель эсеров продекламировал о родине, революции и „вековечном мире народов“. Единственной конкретной мерой, о которой он упомянул, было предложение о социализации земли, но и тут говорилось лишь „о подготовке условий к осуществлению наших стремлений“. Огласили свою декларацию также кадеты» [4].
    В разделе «Организация Луганского Совнаркома» исчез фрагмент с весьма наглядной характеристикой деятельности руководителя местной ЧК Григория Иванова по сбору денег: «когда тоже упорствующий купец Ковшов уже сидел в Следственной Комиссии, не желая выплатить наложенную контрибуцию, гр.Иванов вызывал его к себе и говорил ему тихим спокойным голосом: «Вы с нас брали днем и ночью, а нам на удовлетворение издержек революции не хотите ничего дать. Хорошо, сегодня мы вас отправим в тюрьму». Купец не выдерживал, так как в тюрьму водили через Преображенсую площадь, где неоднократно арестованными, к слову сказать, делались безуспешные попытки к побегу, часто кончающиеся трагически для самих арестованных» [5].
    В разделе «Гражданская война» (подзаголовок журнала «Борьба с белогвардейцами и анархистами») полностью вырезан кусок текста с описанием расстрела доставленных из Каменска в Луганск 22 казачьих офицеров. Николаенко простодушно сообщает: «Отпускать их в то время означало усилить врага». И с этим жестоким эпизодом соседствует почти комическая история о визите в Луганск бронепоезда матросов-анархистов, которые, прибыв в город, потребовали от Исполкома «для всей команды кожаные костюмы…; в дополнение к этому они также требовали дамское изящное белье, шелковые чулки, [несколько тысяч презервативов,] вина и всякой прочей снеди». Квадратными скобками мной отмечены слова, отцензурированные редакцией «Летописи революции». Далее Николаенко пишет: «На этом собрании, созванном по их просьбе, было не мало курьезов, которые теперь служат материалом для анекдотов и рассказов Зощенко» (в журнале фамилия Зощенко исчезла, стало просто: «юмористических рассказов»).
    В разделе «Отступление из Луганска» опущены мрачные описания ситуации весной 1918 года: «Чем ближе немцы подходили к Луганску, тем сильнее сгущалась атмосфера. Очень одолевали темные элементы, скопляющиеся в таких случаях обычно в прифронтовых городах». «В рабочих кругах терялась уверенность в сохранении советской власти. В городе начались колебания». Полностью удален большой кусок о покушениях, когда был ограблен председатель ЧК Г.Иванов и в здание комендатуры неизвестными брошена бомба, ранившая его брата М.Иванова. Сокращен эпизод с захватом казаками советских комендантов Корачаева и Ф.Николаенко.
    Впрочем, неведомые редактора не только вырезали, но и вписывали. В разделе «Организация Луганского Совнаркома» (заголовок тоже дан редакцией) неведомо откуда появилась фраза «Тов. Ворошилов в это время уже оперировал с красногвардейским отрядом», которая отсутствует в архивном первоисточнике.
    В разделе «Демонстрация солидарности» аналогично появился абзац про инцидент «во время выступления т. Ворошилова, которому не давали говорить».
    Ну и наиболее вопиющим примером цензурной правки автор считает следующий. С довольно ранних времен в советской историографии муссируется тезис о созданном в середине мая 1917 года Луганском районном Бюро Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, который возглавил Ворошилов [6]. Это рассматривалось советскими авторами как пример растущего влияния большевиков. Данный тезис продолжил существование и в литературе пост-советского периода [7].
    Первоисточником этого утверждения является журнальная публикация И.Николаенко «Февральская революция в Луганске» в «Летописи революции» №4 за 1927 год, где в разделе «Борьба против войны» напечатан текст: «Еще в мае месяце по инициативе большевиков была созвана уездная конференция советов рабочих депутатов, на которой для обслуживания уезда было организовано уездное бюро совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Это бюро возглавлялось т. Ворошиловым. Кроме него, в состав бюро вошли от большевиков Вобликов (Вольский), Бродский, приближавшийся к интернационалистам, с.- р. Павлович и меньшевик Захарович».
    Однако в архивном первоисточнике текст выглядит совсем по другому: «По инициативе большевиков была созвана районная конференция, на которой для обслуживания всех вопросов жизни района было организовано Бюро Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Это бюро возглавлялось тов. Бродским – штейгером по профессии [подчеркнуто мною. Автор] и тов. Вобликовым, который был введен в это бюро по следующим соображениям…» [8].
    Таким образом, по нашему мнению, мы имеем здесь один из самых ранних известных примеров переписывания воспоминаний в угоду конъюктуре. Напомню, тов.Ворошилов в 1927 году уже работал наркомом по военным и морским делам СССР и членом Политбюро ЦК ВКП(б). А вот луганский меньшевик-интернационалист Бродский к тому времени уже полностью исчез из поля зрения музы нашей, божественной Клио. И вот легким движением редакторских ножниц, председатель Бродский заменяется председателем Ворошиловым. Очевидно, не зря вышеуказанная публикация сопровождалась примечанием «Ст. т. Николаенко была просмотрена группой луганских работников при Истпарте ЦК КП(б)У. По их указаниям сделаны некоторые поправки и примечания. – Ред.» [9].
    Резюмируем: проверить, кто же возглавлял пресловутое районное (или уездное) бюро Советов возможно только по аутентичным источникам того периода, то есть 1917 года. И мы имеем такую возможность. В газете «Донецкий пролетарий» помещались репортажи о работе исполнительного бюро Луганского районного комитета Советов. И председателем бюро там указан… Бродский [10]. Также мы имеем публикацию списка кандидатов от РСДРП (б) в городскую думу, где под №1 значится Ворошилов К.Е. с перечислением всех его должностей. В том числе: «Председ. Луганск. К-та Р.С.Д.Р.П., Председ. Раб. секц. Центр. Примирит. Камер., Член Район. Бюро С.Р.С. и К.Д.» [11]. Аналогичный текст воспроизведен и в архивном тексте воспоминаний Николаенко [12]. Итак, мы имеем документальное подтверждение двух фактов: председатель бюро – Бродский, Ворошилов же – простой член.
    Кроме того, мы имеем еще один архивный документ: телеграмму от 18 мая 1917 от новосозданного Комитета – Петроградскому Совету о том, что «Луганский Районный Комитет Совета Рабочих, Солдатских и Крестьянских депутатов, избранный 16 мая с/г. на районной конференции, начал функционировать 17 мая сего года». И председателем там значится опять таки отнюдь не Ворошилов. Автограф, к сожалению, слабо читаем, но фамилия точно другая. Вот фамилия секретаря опознается точно: «Б.Вобликов» [13] Это вышеупомянутый большевик Борис Вобликов-Вольский.
    Логически рассуждая, Ворошилову, и так занимавшему ряд руководящих постов (например, он числился руководителем редакционной коллегии газеты «Донецкий пролетарий», хотя фактическим редактором был И.З.Каменский), не было нужды обременять себя еще одним председательством – в райбюро. Таким образом, мы приходим к определенному выводу: Ворошилов не был председателем районного бюро Советов. Данный пост ему приписали задним числом. Следы формирующегося мини-культа заметны и в других «редакционных приписках». Например, в том же разделе чуть ниже в журнальной публикации появился целый абзац, отсутствующий в архивном источнике: «Популярность бюро вскоре так возрасла, что оно, не обладая никакими административными правами, стало центром, куда стекались всякого рода заявления…».
    Далее, в разделе «Организация Луганского Совнаркома» Николаенко дает довольно нелицеприятную характеристику сформированному Ворошиловым в феврале 1918 в Луганске «Первому Социалистическому отряду», прославленному в советской историографии, особенно сталинского периода.
    «Через несколько минут перед вокзалом появился отряд, впереди которого на лошаденке ехал начальник бронепоезда т. Ворошилов. [Не скажу, чтобы он тогда производил впечатление своей посадкой на лошади военного наездника или джигита: пусть на этот раз об этом умолчит история.] За ним тянулось в беспорядке тысячи две -три народа, хотя сам отряд насчитывал пятьсот человек. Остальные – родственники, знакомые и представители организаций, пришедшие провожать бронепоезд. [Если бы в настоящее время в городе где либо появился такого вида отряд, его бы безусловно приняли за банду.]»
    В квадратных скобках мною отмечены изъятия журнальной публикации. Кроме того, в архивном документе напротив данного пассажа неизвестным от руки дописано возражение: «Ворошилов хорошо умел ездить верхом уже в 1895-6 г.г., когда работал конным посыльным в конторе Алчевского завода» [14].
    По поводу боевых качеств отряда Николаенко пишет: «Этот поезд встретил немцев под Конотопом. После первого, правда неудачного боя, который за малым для нашего отряда не кончился катастрофически, он дрался с немцами отчаянно, на нем немцы не раз портили себе настроение». Журнальный текст более благоприятен и приглажен: «Бронепоезд встретил немцев под Конотопом. После первого неудачного боя он вынужден был отступить, хотя команда отчаянно дралась и отступала с упорными боями».
    В разделе «Переход Луганск – Царицын» полностью исчез абзац о разногласиях между Ворошиловым и Комитетом партии, «по которым т.Ворошилова обвинили в бонапартизме и других смертных грехах. Эти разногласия в Миллерове значительно обострились и в такой обстановке несомненно приобрели болезненный деморализующий характер».
    В заключение мы попытаемся раскрыть личность одного из вышеупомянутых редакторов. В одном из архивных дел нами была найдена рукописная записка «Примечания к статье Николаенко» от 19 / VI – 27 г. за подписью Тараса Харечко. Это тоже достаточно известный Донбасский революционер и мемуарист, в 1917 бывший председателем Бахмутского укома РСДРП(б) и уездного Совета, одним из руководителей Военно-революционного комитета Донецкого бассейна, членом Донецко-Криворожского обкома РКП(б). В 1920-е годы он работал заведующим Петроградским / Ленинградским отделением Центрархива, автор ряда статей по истории революционного движения и гражданской войны в Донбассе, публиковавшихся в «Летописи Революции» в 1925-28 гг, и кстати тоже неоднократно подвергавшихся критике за ошибки [15].
    Если рассмотреть его замечания по сути, то они сводятся к фиксации двух хронологических и 1 фактической ошибок и общей критике. По фактам: Харечко утверждает, что «демонстрация солидарности» была по газетам не 25 VI ст.стиля, а 1 июля ст.стиля. Вряд ли в ней участвовало 15 тыс. рабочих, т.к. всего рабочих в Луганске тогда было около 15 тыс. А выборы в городскую думу состоялись не 22 VIII нов.стиля, а 6 (19) VIII [16].
    Не могу знать, какими газетами пользовался Харечко, но критику по датам можно воспринять только наполовину. С датой выборов, нужно признать, Николаенко действительно ошибся – они прошли 6 (19) августа. Но вот с «демонстрацией солидарности» – ситуация обратная. Изучив подшивки газет за 1917 год, автор убедился, что ошибается именно Харечко. А Николаенко правильно указал дату 25 июня. Помимо газет, еë подтверждает в мемуарах и другой участник событий – Н.Г.Третьяков [17]. Так что редакция «Летописи революции» совершенно напрасно доверилась суждению Харечко, напечатав в журнале неправильную дату 1 июля. А вот что касается количества участников, редакция была более осторожна, сообщив, что насчет цифры есть разногласия, но цифра Николаенко «является по общему мнению преувеличенной, так как всего в городе было 26-27 тысяч рабочих» [18]. Отметим, что цифра редакции отличается от цифры Харечко почти в два раза.
    Увы, но дальнейшие директивные указания Харечко, как мы уже убедились, были восприняты редакцией «под козырек». Он написал: «Сократить следует в части касающейся описания личных подвигов, избиратель. кампаний в думу, особенно сократить обилие думских деклараций. Из последних оставить декларации большевиков, а остальным дать весьма общую характеристику на полстранички» [16]. Редакция так и сделала, значительно ухудшив, по нашему мнению, ситуацию. Ибо эту ошибочную дату стали вслед за журналом украинского Истпарта повторять и другие печатные издания, например, книга Луганского Истпарта «Краткий очерк революционного движения на Луганщине» [19]. Аналогично с этой же книги стартовала и история с вышеупомянутым районным бюро.
    Исходя из вышеизложенного, существует очевидная потребность переиздания воспоминаний И.Николаенко в восстановленном виде. Следует очистить первоисточник от всех тенденциозных идеологических редакторских правок и опубликовать текст в первозданном виде. Ибо, как уже было сказано, данные мемуары представляют собой наиболее полный и яркий очерк революционных событий на Луганщине в исторический период 1917-18 гг.
    Разумеется, воспоминания по сути своей — это не только бесстрастная фиксация событий прошлого, но и раздумья личности, они по большей степени субъективны, что однако, не уменьшает их значимость как исторического источника, ведь именно воспоминания несут неповторимый дух и колорит той суровой эпохи, о которой повествует мемуарист, отображают господствовавшие в обществе в тогдашний момент истории настроения, несут отпечаток личности повествующего, позволяют узнать те моменты, о которых не написано в официальных документах. Поэтому работа И.Николаенко не должно пропасть в безвестности. Автор намерен довести до конца работу по подготовке текста воспоминаний к печати в максимально приближенном к исходнику виде.
    Литература


    1 Чтобы помнили. Братья Николаенко. Режим доступа: https://yadocent.livejournal.com/373506.html

    2 Революционная работа в Луганских ж.-д. мастерских // Летопись революции (далее ЛР). 1926. №5. С. 152—175; Февральская революция в Луганске // ЛР. 1927. №3. С. 26-41, №4. С. 32-49; Подготовка Октября в Луганске // ЛР. 1927. №5-6. С. 190—208; Гражданская война в Луганске // ЛР. 1928. №1. С. 202—213.

    3 Госархив ЛНР. Ф. П-2. Оп.1. Д.337. Л.46-58; Ф. Р-2761. Оп.1. Д.137. Л.102-105.

    4 ЛР. – 1927. - №4. – с.44-45.

    5 Госархив ЛНР. Ф. П-2. Оп.1. Д.337. Л.66

    6 Краткий очерк революционного движения на Луганщине. (1900-1920). – Луганск, 1928. С.22; Гончаренко Н.Г. Советы Донбасса в 1917 г /Н.Гончаренко. – Сталино, 1957. С. 59; Гончаренко Н.Г. Октябрь в Донбассе /Н.Гончаренко. – Луганск, 1961. С.107; Історія міст і сіл Української РСР. Луганська область. – К., 1968. С.27; Гончаренко Н.Г. В битвах за Октябрь /Н. Гончаренко. – Донецк, 1974. С.68; Акшинский В.С. Ворошилов / В.Акшинский. – М., 1974. С.41; История городов и сел Украинской ССР. Ворошиловградская область. – К., 1976. С.28.

    7 История Луганского края. Ефремов А.С., Курило В.С. и др. Под ред. В.С.Курило. – Луганск, 2003. С. 299-300; Клімов А.А. Історичні краєзнавчі розвідки /А. Клімов. – Луганськ, 2010. С.27.

    8 Госархив ЛНР. Ф. Р-2761. Оп.1. Д.137. Л.143 об.; Ф. П-2. Оп.1. д.337. Л.31-32.

    9 ЛР. – 1927. – №4. – с.32.

    10 Донецкий пролетарий. 1917. – 30 июля.

    11 Донецкий пролетарий. 1917. – 14 августа.

    12 Госархив ЛНР. Ф. Р-2761. Оп.1. Д.137. Л.191 об.; Ф. П-2. Оп.1. д.337. Л.42.

    13 Оригинал: ГАРФ. Ф.6978. Оп.1. Д.383. Л.10. Фотокопия: Госархив ЛНР. СИФ №43. Л.5.

    14 Госархив ЛНР. Ф. П-2. Оп.1. д.337. Л.68 об.

    15 Батов А., Острогорский М. Письмо в редакцию // ЛР. 1928. №1. С.335-342; Зайцев Ф. Письмо в редакцию // ЛР. 1928. №3. С.367-372; Острогорский М. Не критика, а поправки // ЛР. 1928. №3. С.373-384.

    16 Госархив ЛНР. Ф.Р-2761. Оп.1. Д.137. Л.62.

    17 Госархив ЛНР. Ф.Р-2761. Оп.1. Д.137. Л.3.

    18 ЛР. – 1927. – №4. – с.39.

    19 Краткий очерк революционного движения на Луганщине. С.22.

    // Вестник Воронежского государственного университета. №2-2020.

    << Previous Day 2020/08/12
    [Calendar]
    Next Day >>

About LJ.Rossia.org