ЗАПИСКИ ПРОФЕССОРА КИСЛЫХ ЩЕЙ
(Рукопись, всё-таки обретённая. Все остальные – апокрифы.)

ЭПИГРАФ.
   -Черт его знает, только об еде и думает… Неужели, кроме грибов да кулебяки, нет других интересов в жизни?- проворчал господин Милкин, мировой судья по должности и философ в душе. (См. А.Чехов, «Сирена»).
-- Это ужасно, когда мужчина отказывается от девушки ради еды… Пустой желудок – вернейшее противоядие от переполненного сердца, – подхватил вдохновенный мошенник Джефф Питерс. (См. О.Генри, «Купидон a la carte»). - Возьмите Англию – ее создал бифштекс; Германию родили сосиски; дядя Сэм обязан своим могуществом пирогам и жареным цыплятам. Но молодые девицы не верят этому. Они считают, что всё сделали Шекспир, Рубинштейн и легкая кавалерия Теодора Рузвельта.
-Черт бы побрал того, кто изобрел искусство голодать!- взревел Эд Коллиер, его приятель. – Пусть его на том свете прикуют навеки в двух шагах от бездонного колодца, полного горячих котлет…Слушай, Джефф, говорят – любовь двигает горами. Поверь мне, это ложный слух…Не любовь, а звонок к обеду заставляет содрогаться горы. Я люблю Мэйми Дьюган… Я бы отдал за нее жизнь, но за говяжье рагу я отдам мою бессмертную душу. Я зароюсь до пояса в филе и буду купаться в яичнице с ветчиной.
И Коллиер, который еще неделю назад готов был полтора месяца голодать ради прекрасной Мэйми, «фыркнул и галопом поскакал к кормушке» - за что и был жестоко наказан этой самой Мэйми: а не богохульствуй, не торгуй душой ради котлеты.
«Рождение нового блюда –  великое чудо. Впрочем, как и всякое иное рождение. И в любом случае особое удовольствие получаешь от того, что данному конкретному рождению предшествует.
Вот этим и позанимаемся – имею в виду кулинарное творчество. Всё остальное, о чем вы, наверно, подумали – на ваше личное усмотрение и вне страниц этого манускрипта.» (См. переписку г-на Гаргантюа и m-me Елены Молоховец).
На этом, собственно, эпиграфы и заканчиваются.

ОТ РЕДАКТОРА

 Профессор кислых щей... Кто не знает этого славного кулинара и гурмэ! Если честно, мы с ним знакомы шапочно, и у профессора не было веской причины доверять мне, но я не удивилась, когда обнаружила в почтовом ящике увесистый пакет (как писатель и журналист, чего я только не вынимала оттуда – и гранатомет, и пол-литра самогона, и рукописи тоже). На плотной бумаге было написано одно только слово: «МНЕ» – ну, мне так мне, я же не возражаю…
Оказалось, действительно мне! «Коллега, – писал профессор, –  это всё стенограммы, конспекты и видеозаписи моих лекций. Отредактируйте, пожалуйста! Пусть вас не удивляет, что кое-где от рукописи остались неприличные обрывки и фрагменты: её у меня похищали раз сорок, и каждый вор, переиздавая текст, вносил что-то свое, выстраданное, личное – и безжалостно уничтожал, что не нравилось. Вандалы уродовали именно рукопись, а не типографские гранки, и всякий раз книгу было не узнать. А названия!… «Чем там заняты на кухне  «чайник» и «штучка с ручкой», «Обед за 144 часа и 20 минут», «Книга о невкусной, нездоровой и тяжёлой пище (больничный мартиролог)», «Как не околеть при такой жизни (справочник юного людоеда)»… Может, хоть вы-то мою книгу не исковеркаете – хватит с нее передряг. Вашей отсебятины должно быть никак не больше половины! Надеюсь на вас!»
Ну, что я могла на это ответить? Только одно: надейтесь, профессор!..

ВСТУПЛЕНИЕ.
(ОТРЫВОК ИЗ ЛЕКЦИИ ПРОФЕССОРА, ПРОЧИТАННОЙ ИМ ПОСЛЕ ПРОСМОТРА ТЕЛЕПРОГРАММЫ «СМАК».)

...Вот уже полсотни лет я указываю людям самый светлый и прямой из жизненных путей – на кухню. Но сколько тут коварных ловушек, помех, препятствий!.. Одни поваренные книги чего стоят. Новичок на кухне – это доверчивый, неискушенный инопланетянин, пришелец из параллельного мира; любой мелкий справочник-бес в два счета собьет его с панталыку. И мой долг – предотвратить катастрофу в каждой отдельно взятой семье, а значит – привести к доступному источнику знаний тех, кто их жаждет, и указать, какими ведрами черпать премудрость. По моим стопам идут и другие педагоги, но не обольщайтесь, господа! Нобелевской премии в области кулинарии никому из нас не дадут – нет такой номинации. Признают наши с вами заслуги не современники, а потомки – и древняя римская богиня Кулина (по-латыни это слово как раз «кухня» и означает) зачислит нас в любимчики.
Уму непостижимо, сколько народу попало в историю просто так, ни за что. Вот, к примеру, Наполеон. Кто сейчас помнит,   выиграл он битву при Ватерлоо, или сражение под Аустерлицем проиграл? А кто не знает пирожного «наполеон»? Гоголевский сумасшедший Поприщин говорил, что луна в Гамбурге делается, в сталинские времена уверяли, что СССР – родина слонов, самолетов и радио, но «наполеон» действительно изобрели в России, в 1912 году, когда всенародно праздновали столетие Бородинского сражения. Кое-кто приписывает авторство самому Наполеону – ходят слухи, будто некая графиня получила рецепт во время спиритического сеанса…
Тут ничего сказать не могу, проверить невозможно, однако знаю наверняка: королю Августу (он был польский коллега Наполеона) пришлось лично изобрести ромовую бабу, когда ему подали черствый кекс. Монарший гнев тогда, рассказывают, перерос в настоящее хулиганство. «Да гори оно синим пламенем!» – взревел король, опрокинул на кекс бутылку рома, схватил канделябр, и всё поджег. Пламя улеглось, а опаленный кекс заблагоухал – с ума сойти. Август отщипнул кусочек… Но «сухарь фламбе» не назвали в честь монарха: он известен в веках, как «ромовая баба» (ударение на последнем слоге – это не «ромовая женщина»). Обидно? Однако согласитесь, «жжёный» или «ромовый Август» звучит не совсем по-королевски…
(На последних рядах кто-то дважды пытался запеть: «Ещё польска не сгинела», - но обе попытки были решительно пресечены.)
В отличие от польского короля,  российский граф Строганов оставил свое имя в мировой кулинарии (это я о бефстроганове: есть такое кушанье из мелко нарезанной говядины). И если кто из моих ровесников сейчас в отвращении содрогнулся, успокою: настоящий бефстроганов не имеет ничего общего с тем безобразием, что предлагал нам советский общепит.
Однако далее, господа. Если помните, жил-был во Франции писатель Виктор Гюго, он автор «Собора Парижской Богоматери», но не мюзикла, а романа. И придумал сей художник слова десерт, который так и называется: «фрукты по Гюго». Очень вкусный десерт, знаете ли…
А вот ещё пример – но позвольте сперва привести цитату:
«Два дня спустя Оскар ужинал с фрау Третнов в ресторане гостиницы «Четыре времени года». Между супом и вальсом «Голубой Дунай» баронесса говорила о том, что образ мирового целого у Оскара Лаутензака тот же, что и у Адольфа Гитлера. Между рыбой и телячьим филе а-ля Россини она говорила о великой задаче, которая ждет Оскара в Берлине.» (См. Л.Фейхтвангер, «Братья Лаутензак».)
Вас смутило «телячье филе а-ля Россини»? Но Фейхтвангер не ошибся, великий композитор имел в жизни две страсти: музыка и кухонная плита. Говорят, однажды Россини колдовал у плиты, а рядом сидел приятель и пел дифирамбы его новой опере. Когда прозвучало слово «шедевр», маэстро воскликнул: «Вот попробуешь это рагу, тогда узнаешь, что такое настоящий шедевр!»
Далее. Кто такой Кольбер, почитатели романов Александра Дюма знают: был такой министр финансов при Людовике XIV – именно благодаря ему Франция не разорилась в тот расточительный век. А я как-то раз нашел в кулинарной книге десерт, который назывался «абрикосы Кольбер»… Кто это пел – «хорошими делами прославиться нельзя»? Бармалей, кажется? Хорошими, выходит, нельзя, а вкусными можно…
(Неприличные смешки в аудитории.)
Но долой грубую и прямолинейную логику! Кулинария – искусство, а не ремесло; тут все построено на нюансах, интуиции, озарении; умелый повар добавит – на полезных для здоровья ритуалах и хороших традициях.
(Женский голос: «Что вы всё в мужском роде говорите? Это шовинизм!»)
Я – шовинист? Да Боже упаси!.. Хотите услышать о женщинах – пожалуйста. Вот мадам Помпадур: да разве можно ее представить у плиты?.. Одна из главных эрогенных зон мужчины – желудок, и дабы удержать любовь короля, Помпадур заимела великолепного повара. Маркиза не побрезговала бы завести шашни с кастрюлями, если б знала, что справится со стряпней лучше, нежели профессионал-мужчина.
Ну, а теперь – бальзам на души оголтелых феминисток.
(Возмущённый ропот в аудитории – преимущественно женский.)
Историки считают: сразу после Адама и Евы начался матриархат, и царил сотни тысяч лет. На просторах родины мужественные дамы добывали львов и мамонтов, а в пещерах кроткие ручные мужья починяли шкуры, вытирали детям носы и стряпали на костре ужин.
Бронзовый век подкрался незаметно; не знаю, кто научил пращуров основам металлургии – возможно, он-то и уговорил Еву «подсесть» на яблочную диету. И роли почему-то переменились. Теперь мужья воевали да охотились, а жены сидели в пещере и готовили обед, и мгновенно возненавидели это занятие: полмиллиона лет была жизнь как жизнь, яркая и полная приключений, и тут – нате вам… Амазонки остались в легендах, однако свои позиции они сдали не везде. По Древней Греции ходили слухи, будто Александр Македонский пытался прежде Индии завоевать северные земли – то есть нынешнюю Туркмению, но его встретили решительные дамы на резвых скакунах. Красавицы, поигрывая мускулами и мечами, сказали царю: «Здесь ты, юноша, не пройдешь, а сунешься – пеняй на себя». И А. Македонский выбрал другой путь в Индию, побезопасней – через горы, камнепады и пропасти. И я его прекрасно понимаю…
(Оживление в аудитории.)
Сменив доспехи на фартуки, бывшие амазонки взрастили в себе ген кухнебоязни. Эта болезнь (прошу не путать с водобоязнью) передается по материнской линии, как гемофилия, но в отличие от оной, поражает исключительно женщин.
Однако мужчины не забыли сладких минут творчества, проведенных у пещерного очага. Почти каждого из нас нет-нет, да и начинает мучить ностальгия. За редчайшим исключением, по-настоящему вдохновенно к таинству сотворения обеда относятся только мужчины. И всегда относились.
(Шум в аудитории, женские выкрики: «Это провокация!», «Нет, это позор!», «А я говорю – дискриминация!»)
Половой деморфизм тут достигает такой степени, что в русском языке появились два различных по смыслу слова – повар и кухарка. Эти понятия в дореволюционной России никогда не смешивались: поваров в юбках не существовало. После 1917 года, по призыву некоего Ульянова, кухарки попробовали управлять государством, но у них, разумеется, не вышло. Пришлось вернуться к плите. К этому времени Господь уже наказал ввергнутую в безбожие страну тем, что создал, извините за выражение, советский общепит.
Но теперь кухарки решили повысить себя в звании, и  потребовали, чтоб их называли поварами, а слово «кухарка» объявили ругательным. И эти неудачницы принялись вдалбливать в умы населения: мол, противно и позорно – коротать свой век на кухне; женщина должна трудиться на благо страны – ну, лес там валить, руду обогащать, а кухня – это символ закрепощения; время надо тратить не у плиты, а на феминистские штучки-дрючки… И вот результат: в отличие от бешенства, кухнебоязнь убивает не отдельно взятую личность, а всю семью скопом. «Невкусно!» – «Готовлю как умею!» – «А вот когда я был холостой и жил у мамы…» – «Вот и убирайся к своей маме!» Развод, девичья фамилия. Стоит ли удивляться, что детки в такой семье убеждены: кухня – это место, где обитают тараканы и позавчерашняя посуда. Максимум, на что способны многие современные дамы – сделать толковый заказ официанту.
(Дальше полстраницы оторвано. – М.Б.)