12:08 pm
[Link] |
Рассказец вам. Однажды я принесла рассказ в журнал "Вокруг света", и его поставили в номер. Потом кто-то из "правящих кругов" прочитал рассказ, и ужаснулся: - Танки вошли в город... Ратуша... Да это же намёк на то, как советские войска аннексировали Прибалтику!!!... Но так как рассказ, явно антимилитаристский, уже стоял в майском номере, а ничего более подходящего (и короткого) в редакционном портфеле не имелось, решено было поправить всё, что можно. А чтоб я особо часто не возражала, Олег Соколов, зав. отделом литературы, принёс мне из буфета полдесятка пирожных, и усадил пить чай. Пишлось жевать и слушать, как мой рассказ резали и кромсали. Что там есть какой-то намёк, до сего момента я и не знала, и с интересом следила за ходом цензурирующей мысли тогдашнего ответсекретаря. В результате город превратили в тропический остров, по ёлкам развесили бананы, и в сильно урезанном и искорёженном виде, почти неузнаваемый, рассказ-таки вышел. Ко Дню Победы. Под катом - его полный первоначальный текст. Восстанавливаю историческую справедливость, так сказать...
Марина Бернацкая Спасательный круг Фантастический рассказ Ночью танки вошли в город, но утром этого никто не заметил. Черно-серые, с белой эмблемой, танки походили на гигантских пауков, притаившихся в ожидании добычи. Но когда рассвело, и на улицах показались первые прохожие, никто не вскрикнул при виде чужих бронированных чудовищ, и никто не бежал от них в ужасе. Паники, которую ожидал полковник, не состоялось. В центре города стоял древний памятник какому-то чуть ли не наполеоновскому герою. Вокруг росли цветы, а над ними, заехав гусеницами на клумбу, почти вровень с памятником возвышался танк. Прохожих становилось все больше, все они куда-то спешили по своим делам, и проходя через площадь, старательно обходили танк стороной — как обходят лужу. Майор Гарри Клеменс откинул тяжелую крышку люка и наполовину высунулся наружу. В глаза ему ударило солнце, и он на миг зажмурился. - Вылезайте, полковник! - крикнул он. - Похоже, боя не будет, город и так наш. - Не может быть, должен же у них иметься хоть какой-нибудь вшивый гарнизон, - глухо проворчали в танке, и из люка, отдуваясь, вылез полковник. Город был как город. Площадь перед ратушей — не хуже, чем в Европе, в центре площади — какой-то бронзовый болван со шпагой, и на каждом его плече сидят по два голубя. - Кыш, - цыкнул на птиц полковник. Голуби никак на это не прореагировали. - Чем бы в них таким кинуть, Гарри? Гарри не знал, чем таким можно кинуть в голубей, посмевших ослушаться приказа полковника. Лишних вещей для кидания в танках не держали. Он достал пистолет, лихо взвел курок и сделал, почти не целясь, четыре выстрела. Голуби сидели спокойно, будто ничего и не случилось. От удивления майор открыл рот. - Уж не позорился бы, не стрелял, - упрекнул полковник. - С четырех шагов в дом попасть не может... - Боже, да что это, - пробормотал майор. - Всегда попадал, в цент со ста футов попадаю. Что ж такое? - Он недоуменно заглянул в дуло пистолета, потом поднял оружие и начал тщательно целиться. - Прекрати пальбу, - поморщился полковник. Он терпеть не мог, когда у него над ухом стреляли. - Тебя бы в это... как его... ну, в общем, где мы в прошлом году были, так ты бы со своей меткостью... в первом уличном бою... Майора Клеменса корчило от позора. Щеки его, за ночь заросшие щетиной, лилово потемнели. Он мучительно боялся посмотреть вокруг, потому что в первую же минуту предстал перед населением оккупированного города не великолепным завоевателем, а жалким бахвалом, которого вроде бы теперь и бояться ни к чему. И еще он насмерть ненавидел полковника, так вот, вслух, его унижавшего. Что-то заставило его поднять голову и оглядеться. Ни один прохожий не остановился — будто и не слышали выстрелов. Все по-прежнему спешили куда-то по своим делам. Шли женщины — прекрасные, ослепительно молодые и пожилые; шли мужчины — подтянутые, как чемпионы по теннису и обрюзгшие, лысые; бежали вприпрыжку малыши; увлеченно спорили, жестикулируя, школьники постарше. Ловко маневрируя между загромоздившими улицу танками, подъехал к магазину продуктовый фургон, из него выскочили двое и начали выгружать мясные туши и какие-то коробки. Но главное, что поразило майора, была тишина. Полнейшая, как в гробу. Сквозь разглагольствования полковника не просочилось еще ни одного звука: ни урчания машин, ни голосов прохожих. Полковник, взглянув на майора, умолк. -Ты что-нибудь слышишь, или это я от твоей стрельбы оглох? - недоверчиво спросил он. Майор помотал головой. - Крикни им что-нибудь, - предложил полковник. - Э-ге-гей! - майор ожидал, что голос его отзовется в городе гулким эхом, прокатится по улицам, как по ущелью. Но звук словно утонул в вате, затих, как в радиостудии. И никто никак на его крик не отреагировал. Все по-прежнему куда-то спешили, и ни один человек не оглянулся. - Ведь предупреждали меня, что с этим городом чертовщина какая-то, а все равно я сюда полез, - хрипло откашлявшись, произнес полковник. - Научный центр здесь, видите ли... А на кой черт мне этот научный центр, спрашивается, если я даже у прохожих узнать не могу, где он находится? - Для этого карты существуют, - с наслаждением сказал майор. Полковник недоверчиво покосился в его сторону. - Я еще об этом не сказал, - сварливо произнес он. - А ты тоже хорош. Начал по пичугам, видишь ли, стрелять — вместо того, чтобы точно и в срок выполнять приказы командования. Майор спрыгнул на клумбу. Земля под ногами мягко и как-то странно спружинила. Он подскочил к какому-то прохожему и протянул руку, чтобы взять его за лацкан. В миллиметре от ткани рука его как будто наткнулась на что-то твердое, и майор почувствовал, как его тряхнуло электрическим разрядом. Прохожий остановился, будто споткнулся, на лице его отразилось недоумение. Он посмотрел сквозь Клеменса, словно не видел его, сделал шаг в сторону и заспешил дальше. - Почему ты его не остановил? - полковник слез с танка. Очутившись на земле, он принял величественную позу — почти как у стоявшего рядом бронзового болвана. - Приказываю сейчас же взять четверых... м-м... нет, пожалуй, лучше пятерых пленных. Выполняйте! - Слушаюсь, - буркнул майор. Он достал из кармана рацию. - Всем, кроме водителей и стрелков, выйти из танков. Пятерых пленных доставить сюда. Все? - спросил он полковника. - Вот всегда ты так, - сказал тот, - всегда перепоручишь мой приказ кому-то еще. Ничего сам не хочешь сделать. Из танков выскочили солдаты. Самые дисциплинированные — из числа проштрафившихся — кинулись к прохожим, остальные просто рады были размять ноги после шестичасового сидения в машинах. Сначала солдаты пытались схватить женщин — помоложе и посмазливей, а потом, остервенев, по-прежнему ничего не понимая, начали кидаться от одного прохожего к другому. Сухо трещали электрические разряды, запахло озоном, кто-то, получив сильный удар, вскрикивал. И надо всем этим стояла тишина. Прохожие обходили солдат, как обходят препятствия; может быть, они перекидывались шутками, но голосов их слышно не было. - Прекратите это, - прохрипел полковник. От волнения у него начался приступ астмы, и прислонившись спиной к танку, он достал из кармана флакончик с аэрозолем. Майор включил усилитель. - Всем по машинам, - скомандовал он. Забравшись в танк, полковник долго молчал. - Ну, что будем делать? - наконец спросил он. - Не знаю, - Клеменс поморщился. В экстренных ситуациях полковник всегда перекладывал ответственность на чужие плечи, а сам потом скромно принимал поздравления. - Ну, как специалист? Ты же физик... - Был, - уточнил майор. - Что это, как думаешь? - По-моему, это какое-то защитное поле индивидуального пользования. - Индивидуального, говоришь? - полковник задумался. - Тогда мы стрельнем сразу по ним по всем. Разворачивайся, - приказал он. Водитель послушно включил мотор, и танк сполз с клумбы. Цветы под гусеницами совершенно не смялись, будто и не стояла на них многотонная громадина. От выстрела танк содрогнулся, а когда дым рассеялся, ратуша стояла на площади как ни в чем ни бывало. Полковник выругался. - Ты что-нибудь понимаешь? - спросил он майора. - Похоже, мы промазали, - злорадно ответил тот. - Интересно, как это выглядело со стороны? - пробормотал полковник. - Со стороны? - майор взял у радиста микрофон. - Джерри, пальни-ка теперь ты, а мы полюбуемся. Танк, стоявший поодаль, подкатил поближе к ратуше и выстрелил. Неяркая вспышка света около здания, и все. Один из танков, стоявших на площади, развернулся и двинулся прочь. - Куда? - заорал полковник, выхватив микрофон и забрызгав его слюной. - Ко всем чертям, - донеслось из динамика. - Это ловушка! Вы что, не видите, что это все оборотни? - Назад, сукины дети! - полковник исходил яростью. - Сам здесь подыхай, - посоветовали из динамика. - Огонь, - скомандовал майор. Стрелок недоуменно взглянул на него. - Огонь, я сказал! Ты что, оглох? Видимо, парни, решившие сбежать, здорово перепугались выстрела: их танк дернулся, потом остановился. - Вот так-то лучше, - удовлетворенно сказал майор. - Где этот чертов научный центр? - прорычал полковник. - Где все эти ученые? Где, я вас спрашиваю?.. Танки с тяжелым лязгом двинулись. Кто-то из водителей попытался наехать на прохожих, но всякий раз машина будто скользила вдоль какой-то невидимой преграды, и только по корпусу танка бежали огоньки разрядов. В двери длинного пятиэтажного здания входили люди; люди выходили из этих дверей, садились в машины, отъезжали. И все происходило в полной тишине. По команде майора один из солдат подошел ко входу, протянул руку к двери. Пробежала синяя молния, солдат забился в судорогах, потом затих. - Похоже, конец парню, - пробормотал полковник. - Ну что ж, не можем войти, так въедем. Но не мы, - быстро добавил он, заметив, что исполнительный водитель собирается дать газу. - Билл, ты, что ли, собирался отсюда вообще сбежать? - наклонился он к микрофону. - Так вот тебе шанс: попробуй-ка проломить стену этого центра. Танк загорелся сразу, оттуда никто даже не успел выскочить. Горела броня, дымились гусеницы. Горело то, что не могло гореть. Полковник насупился. - А ведь меня предупреждали, - сказал он. - Говорили мне, что здесь не все чисто. Нет, в национальные герои захотелось... Майор Клеменс молча слушал. Приказ занять город они получили неделю назад. Трижды сюда направляли морских пехотинцев, и теперь, когда никто не вернулся, а связи с городом никакой, послали танки. Страна эта никому, даже своим жителям, не нужна, единственное, что здесь ценного — это научный центр. Ради него и затеяли весь сыр-бор, ради него и повели войну, и уже перебили половину населения. Майору было тошно и тоскливо, страшно и не по себе, и в то же время его жгло какое-то странное любопытство. Ему до смерти захотелось узнать, что же происходит здесь, в этом городе, на самом деле; выяснить, не спит ли он, не снится ли ему весь этот кошмар. Он откинул крышку люка. - Ты... ты что это... ты куда? - полковник ничего не понимал. - Посмотрю на все это глазами физика, - усмехнулся майор. Он вылез из танка и подошел к газетной тумбе. Сюда его привел профессиональный инстинкт, почти, кажется, утраченный за год беспорочной службы — по очередному призыву. Почему он подошел именно к газетам, почему начал их внимательно разглядывать, Клеменс на смог бы объяснить. Прочитав несколько газет — очень бегло — он судорожно глотнул, облизал внезапно пересохшие губы и взглянул на календарик своих наручных часов. Клеменс отошел в сторону, сел на асфальт и закурил. Голова у него слегка кружилась. Рядом еще потрескивали и пыхали жаром остатки сгоревшего танка, и ветер гнал отвратительный запах горелого в его сторону. Клеменсу было на это наплевать. Потому что он понял: все армии мира и все ядерные бомбы, вместе взятые, ничего не смогут сделать этому одному-единственному городишке, который даже и гарнизона-то своего не имеет, да это ему и не нужно. И еще он понял, что никогда не вернется отсюда, и знал теперь, почему не вернулись другие. Потому что невозможно вернуться во вчерашний день, как невозможно ничего уничтожить в дне завтрашнем. В город они вошли вадцать третьего, через семь часов на календаре Клеменса стояло двадцать пятое, а в выходных данных газет — двадцать шестое. В этом городе придумали идеальный спасательный круг — время, придумали именно тогда, когда началась война, но бросить всей стране этот круг не успели. Гарри Клеменс устало закрыл глаза. Он представил себе, как в этот город, словно в прорву, будут швырять отборные силы; как ничего не понимающие солдаты начнут стрелять в прохожих, которые не видят, никогда не смогут увидеть тех, что пытались их убить. И никто — никто! - так ничего до конца и не поймет, пока не придет сюда, в свое собственное завтра, которое уже не выпустит его. 1985г.
|