Рабочий Порядок в Латвии, или За буйки не заходить-2. Целиком
И утро хмурое и ночь большая,
И хочется пойти топиться в лужу.
Боишься просыпаться, уезжая?
Не выходи из комнаты наружу.

Не Латвия и не Россия даже,
Леса однообразны и убоги.
Латгальские унылые пейзажи
И серые разбитые дороги.

Не выходи из комнаты к народу.
Уеду и, конечно же, забуду.
Трамваи любят сушу, а не воду,
И аисты гнездуются повсюду.

* * *
Среди красот Даугавпилса
Я оказался. И напился.

* * *
Вот и солнце потеплело,
Отдохни уже душой.
Не поймешь – какая iela.
Благо, город небольшой.

Город Д-пилс, не зевай-ка,
Даже, знаешь, не зевай.
По дороге ходит чайка,
Нападая на трамвай.

Улыбаются, как боги,
Нам и крепости, и рвы.
Возле бывшей синагоги
Позвонили из Москвы.

И волнуются сварливо:
«Как там книги?»
Я в ответ
Телефон засунул в пиво:
У меня уже обед.

Говорю печально Севе:
Понимаете, мой друг,
Мы поехали на Север,
А выходит, что на Юг.

* * *
Аристофаны, Еврипиды,
Эсхил румяный и Гомер.
Очаровательные гниды.
И замечальный пример.

Голосование, прописка,
Счет ЖКХ, какой-то СНИЛС,
Трамвай, румяный, как сосиска,
Латгалия, Даугавпилс.

Какая власть? Какая слава?
Глаз невозможно отвести.
Небезопасна Даугава.
И дамба может не спасти.

Памяти Абрама Кука

Зачем антисемиты съели Кука?
Волнуюсь я. Забыл труды и дни.
И думаю, права, поди, наука:
Хотели стать евреями они.

Хотели жить, как греческие боги,
Работникам античности под стать.
Хотели выпивать у синагоги.
И в синагоге тоже выпивать.

Когда вас одолеет злая скука,
Задумайтесь, товарищи, о том:
Зачем антисемиты съели Кука?
Могли бы ведь устроить и погром.

Пришли бы, он сказал им, пидарасам:
«Не надо дочь насиловать гуртом».
Ответила бы дочь приятным басом:
«Погром, простите, папа, так погром».

* * *
Ни эллина, ни эфиопа,
Куда-то делись азиаты.
Объединенная Европа,
Сплошные евро, а не латы.

Галдят привычно птичьи стаи,
Все происходит без усилий.
Большая речка и трамваи.
И никаких автомобилей.

Совсем немного до столицы.
Ландшафты здесь, как интерьеры.
Мы не безбожники, мы птицы,
Младенцы и пенсионеры.

* * *
Идут трамваи синие
Вдоль Даугавы тут.
По выделенной линии.
Скажи, какой маршрут?

Скажи, не потеряется.
Гляди, как на парад,
Течет река, старается,
И крепости стоят.

Метод сардин

Голые люди ложились в ямы.
Их поливали из пулемета.
Ну а потом, естественно, в яму
Быстро спускался специалист.
И добивал, кто еще не умер,
Тех, кто еще не встретился с богом,
Если, конечно, он существует,
Если, конечно, бог существует.
Не рассуждая, специалист,
Просто стрелял, где еще дышало,
То, что недавно имело имя.
Ну а потом вылезал из ямы.
Чтобы другие лезли в нее.
Чтобы вторая партия голых
В яму спустилась, легла на мертвых.
Чтоб головами к ногам убитых,
Чтобы ногами к их головам.
Голые люди ложились в ямы.
Их поливали из пулемета.
Звали опять же специалиста,
Специалист опять приходил.
Так заполняли ров постепенно,
Экономично и инженерно,
Метод сардин, соблюдай порядок.
И уважай упорство и труд.
Немцы, они народ аккуратный,
Немцы, они народ прагматичный,
Впрочем, стреляли совсем не немцы.
Местные только – зачем солдат
Зря подвергать ненужному стрессу?
Пусть уж солдатик идет, воюет.
Пусть он не думает о расстрелах.
И воевал солдат хорошо.
Ну а потом, когда проиграли,
Ну а потом, когда победили,
Пленные немцы строили зданья.
Им бы стоять еще тысячу лет.
Зданиям тем, но решили рушить
Здания те в Москве златоглавой,
Чтоб отобрать у людей квартиры…

Впрочем, сейчас совсем не о том.
Метод сардин. Несчастная рыбка.
Каждый из нас несчастная рыбка.
Завтра придут во имя… Неважно.
Были бы люди, имя найдут.
Завтра придут, а может, не завтра,
Главное даже вовсе не метод.
Даугавпилс, музей Холокоста.
Метод сардин. И сосны вокруг.


Загранпатриоты 2

Если все у вас так плохо,
Если все у вас неладно,
А у нас, какое счастье,
Прямо так вот хорошо, –
Уезжайте.
Уезжайте.
Поскорее уезжайте,
Поскорее приезжайте.
Приезжайте к нам скорей.
Будет все у вас отлично.
Будет все у вас прекрасно.
И на Родине любимой
Заживете, словно сыр,
Словно сыр, который в масле,
Сыр, который в мышеловке.
Сыр, который все мы любим.
Мы ведь любим, братцы, сыр?

Уезжайте, дорогие.
Или все же не хотите?
Ах, вы все же не хотите?
Почему же не хотите?
Почему б вам не уехать?
Почему б не убежать?
Ах, у вас семья и дети?
Так и детям будет лучше.
Всем на свете будет лучше.
Если вы заткнете пасть.

* * *
Литератору литератор
Морду бьет и стихи читает.
Город Д-пилс, бар «Губернатор»,
Над рекою чайка летает.

Говорят, здесь гестапо было,
Слава богу, теперь пивная.
У войны не лицо, а рыло,
Распроклятая мировая.

А людей вели на этапы,
И в болотах тонули танки.
Не хочу никакой гестапы,
Не хочу никакой охранки.

Мне милей холодное пиво,
Раз история так решила.
Да, ужасно, и да, красиво,
Потому что жизнь победила

Гостиница. Шведский стол. Лиза завтракает.
112 тыщ сосисок
113 тыщ омлетов
115 тыщ салатов
Каши бочка. И ведро.
И еще немного каши
И бекона два корыта
Фрукты в тазике изящном
Сок вода и молоко
Что-то крупное в тележке
Что-то громкое в бадейке
Что-то прыгает и скачет
Но получит вилкой в глаз
Целый стол пустых тарелок
А на них остатки снеди
Заявляет деловито
Лиза: хватит здесь сидеть
Здесь какие-то обжоры
Насвинячили изрядно
Ну, обжоры, что тут скажешь
За соседний сели стол
112 тыщ омлетов
113 тыщ сосисок
Что-то крупное живое
Каша с кашей и бекон
Я конечно тоже завтрак
Поглощал и преизрядно
Взял огромное большое
Я куриное яйцо
Сьел не меньше половины
Даже больше половины
Нет, поменьше половины
И без сил упал под стол

* * *
Город проснулся, не бейте тревогу,
В городе мало людей и машин.
Чайка пешком переходит дорогу.
Сам себе птица. И сам господин.

Или сударыня. Экое диво.
Клюнет, не клюнет, смотри не зевай.
Вот и движение: неторопливо
Загрохотал ярко-желтый трамвай.

Думает птица: объедет, наверно.
Ну а трамвай не желает, бандит.
Сердится птица, ругается скверно,
И возмущенно куда-то летит.

Дорога Даугавпилс-Рига

У деревьев здесь синие вены.
На Венере в достатке примеров.
У католиков желтые стены,
И зеленые у староверов.

Одуванчики, желтая шкура,
Наглый аист… Назло хронотопу.
Изменяется архитектура:
Из России мы едем в Европу.

* * *
Три солдата армий НАТО
Не заменят вам Стройбат.
НАТО вечно виновато.
Волка семеро козлят.

И козлят его жестоко.
Он в ответ ни бэ, ни ме.
Только небо синеоко
Где-то там на Колыме.

На столбе уселся аист,
Равнодушный, как сундук.
Бестолково озираясь
То на Север, то на Юг.

Люди едут по дорожке,
Люди едут – кто куда.
И высовывают бошки
Аистята из гнезда.

Очередной Пленум Партии Рабочий порядок

Похоже, мы забыли о метелях.
И снова ждем какую-то беду.
Качается Емелин на качелях,
Как будто мы в 17-м году.

Поехали, ребята, без оглядки,
Куда бы нас дорога ни вела.
В рабочем совершаются порядке
Хорошие и прочие дела.

* * *
Едем по дороге. Дальний интерес.
Домики все чище: Латвия-земля.
Голубое небо и зеленый лес,
Тракторы, коровы, желтые поля.

Аисты повсюду, но решен вопрос,
Видимо, квартирный у капризных птиц.
Среди сосен много маленьких берез.
Едем по дороге в тысячу столиц.

Вильнюс и Варшава, Таллинн и Берлин,
Все пути открыты: топай, кто куда.
Вас пока не сносят, нет еще причин
Взять и уничтожить ваши города.

* * *
Закуска немудреная и стопка
Отыщутся везде, ну а Москва
Не город, а одна большая пробка.
И даже тротуары. И трава.

Ура властям. И смерть Москве беспечной.
Да здравствуют разруха и война.
И музыка у нас не будет вечной.
Она нам никакая не нужна.

* * *
А Сусанин Иван точно был краевед,
Просто выбрал не самый удачный маршрут.
Наконец-то я в Риге. Спустя 10 лет.
Одного отпустили на 20 минут.

Третий день продолжается вечный концерт,
Карнавал фестивалей и просто слова.
Я вас очень люблю, только я интроверт.
И немного смертельно болит голова.

Не хочу я туда, где все время обед.
И не видно людей за душевной паршой.
Наконец-то я в Риге. Спустя 10 лет.
«Десять лет пролетело. Теперь я большой».

* * *
Безрассудные скачут зайцы.
Белки тоже считают шансы.
В центре города сплошь китайцы.
И японцы, короче, Гансы.

Умиляются азиаты,
Чешут лысины или пейсы.
Чернокожие и мулаты,
И какие-то европейцы.

Есть хиджабы с пастушьих горок,
Скоро ринутся с калашами.
Рига – сказочно русский город,
Переполненный латышами.

Кладбище Яна Райниса

Прошло всего лишь десять лет.
Когда еще сюда приеду?
Могилы деда больше нет.
Спасибо деду за победу.

Понятно: русский оккупант.
Еще с фамилией еврейской.
А тут гуляет девиант
С поддельной ленточкой гвардейской.

И, продолжая разговор,
Скажу: досадно и обидно.
Он был военный прокурор.
И за него, конечно, стыдно.

Но дело в капельке земли.
Могильном камне со звездою.
Могильный камень унесли,
Скупою капая слезою.

Идут на Ригу поезда
Среди природы безучастной.
Могла быть желтою звезда,
Но оказалась все же красной.

Плывут куда-то облака.
И солнце жжет немилосердно.
Людская память коротка,
А лицемерие бессмертно.

* * *
Выбредают коровы на луг.
Размышляет киргиз о посеве.
Возвращаемся вроде на Юг,
А, похоже, что едем на Север.

Холодает, умрешь от тоски.
И разруха опять выше нормы.
Но платформы уже высоки,
Высоки в Подмосковье платформы.

Остальное – ненужная грусть.
Рифма просится, что ж, не откажем.
Заунывная синяя Русь
Над расслабленным сельским пейзажем.

И совсем не болит голова.
И похмелия нет потому что
Скоро Тушино, скоро Москва,
А не Резекне или Алушта.

* * *
Красота-то вокруг, буто прошлого жаль.
И деревья, деревья, деревья.
Подъезжаем к Москве, снова всюду халяль,
Даже в маленькой русской деревне.

Что же русского в ней? Разве только пейзаж.
И березы, березы, березы.
Да и вишня цветет, хоть бери карандаш,
И рисуй, как балуются козы.

Да и речка течет, да и небо вокруг,
И товарный обшарпанный поезд.
Щебетание птиц и колес перестук.
И навозные кучи по пояс.

Погляди-ка окрест, помолись на закат.
На отчизну от счастья повой-ка.
Красота-то вокруг, и сплошной шариат,
И застройка, застройка, застройка.

Лучшие тексты мы ведь не сочиняем, да?

Проснулся и увидел,
Как замелькали в окне:
Дедовск.
Малиновка.
Нахабино.
Аникеевка.
Опалиха.
Красногорская.
Павшино.
Трикотажная.
Тушино…
Нет слов, одни слезы.

Конец