| |||
![]()
|
![]() ![]() |
![]()
Кое-что из Пушкина Кое-что из Пушкина Пушкина все любили, потому что он был не жадный, водил девушку в рестораны и писал мадригал. Проклятая Сапега принудило читать и – вот же питерская рожа лица – переписывать Пушкина. В результате родился сей небольшой цикл – вариантов, продолжений, аллюзий, римейков, ассоциаций и пр. Как выяснилось, Сапеге были нужны именно римейки, посему их я сочинил более всего. Но начну с аллюзий, ассоциаций и пр. Короче: по мотивам. (Тексты Пушкина взяты из 2-го тома Собрания сочинений Пушкина в 6-ти томах (М., 1949)). По мотивам. 1. Под сенью коньяка и добрых муз Сидели мы, уют меж нами вился. Нежданно – не татарин, не француз – Доносчик отвратительный явился. Он говорил, рассеяно шутя, О казнях в честь державного Ваала. Невинное, но шумное дитя Повсюду пробегало и мелькало. Младенец ты! Душа твоя чиста, Пусть даже ты владычица морская. Но майка «ФСБ» - нехороша. И шапка некрасива ментовская. 2. У вас такой забавный локон, И вы смеетесь: порск да порск. Но вы болеете за Локо, А я за Зоркий (Красногорск). У вас футбол, где бьют ногами, Ну а фанаты кирпичом. А мой хоккей забыт богами. Он, правда, знаете, с мячом. И потому еще беднее. И потому элите чужд. Весна гуляет по аллее, И вы опять несете чушь. Летит убогая планета, В страну впивается чума. И вы так жадно ждете лета, А у меня всегда зима. 3. Не туда, но побежали, Не за теми, но гурьбой. Да какие там скрижали, Что за притча, бог с тобой. Развалились на кровати, Разлеглись, как на парад. И трусливы мы некстати. И отважны невпопад. 4. Духовной жаждою томим, Туда привычно я влачился, Где легковерный серафим Паленой скрепой отравился. Я вас любил, любовь еще В бутылке, может быть, осталась. И сладость уст, и прелесть щек, И глаз какая-то усталость. Во глубине Рублевских руд Темницы рухнут. И свобода Проложит истинный маршрут Трамвая Татра, а не Шкода. Какой маршрут, какой кошрут? На красных лапах гусь тяжелый, Пересекая Чистый пруд, Скользит и падает. Римейки. В том же объеме, тем же размером и как бы в то же время сочиненное. 1. Ты богоматерь, нет сомненья, Не та, которая красой Пленяла только дух святой, Мила ты всем без исключенья; Не та, которая Христа Родила, не спросясь супруга. Есть бог другой земного круга – Ему послушна красота, Он бог Парни, Тибулла, Мура, Им мучусь, им утешен я. Он весь в тебя – ты мать Амура, Ты богородица моя! Александр Пушкин Ты богородица, взираю На лик и сладкие уста. Младенца нежного Христа Совсем не ты носила, знаю. Другого бога ты родитель, Он бог Тибулла и Парни, И всей пиитовой родни. И Мура добрый покровитель. Ему и я служу. Забота – Как угодить ему, мой свет. Ты Афродита, мать Эрота. Ты богоматерь, спору нет. Вариант не для дам: Ты богородица, взираю На лик и сладкие уста. Хоть и не ты совсем, я знаю, Носила нежного Христа. Другого бога верный зодчий, Он бог Тибулла и Парни, А также Мура бог и прочей Очаровательной херни. Ему и я служу. Забота – Как угодить ему, мой свет. Ты Афродита, мать Эрота. Ты богоматерь, спору нет. 2. В отдалении от вас С вами буду неразлучен, Томных уст и томных глаз Буду памятью размучен; Изнывая в тишине, Не хочу я быть утешен, - Вы ж вздохнете ль обо мне, Если буду я повешен? Александр Пушкин (Подражание Франсуа Виллону) Даже если далеко Вы, я буду с вами рядом. Память мне вернет легко Вас, и обликом и взглядом. Вы вздохнете, спору нет, Как моя узнает шея, Сколько весит сей поэт, Тут на виселице рея. 3. Весна, весна, пора любви, Как тяжко мне твое явленье, Какое томное волненье В моей душе, в моей крови… Как чуждо сердцу наслажденье… Все, что ликует и блестит, Наводит скуку и томленье. Отдайте мне метель и вьюгу И зимний долгий мрак ночей. Александр Пушкин В наш дом врывается весна, Любовью манит и тревожит. Но мне-то что она предложит? Не от любви мне не до сна. Среди печали день мой прожит, И даже если я не прав, Мне чуждо все, ничто не гложет, Бегу приятельских забав, Хоть верен дружескому кругу. О как же скучен блеск очей. Отдайте мне метель и вьюгу И зимний долгий мрак ночей. 4. Город пышный, город бедный, Дух неволи, стройный вид, Свод небес зелено-бледный, Скука, холод и гранит – Все же мне вас жаль немножко, Потому что здесь порой Ходит маленькая ножка, Вьется локон золотой. Александр Пушкин * * * Скучный город, мрачный город, Серый, сумрачный и злой. Небосвод огнем распорот. Все покрыто хмурой мглой. Быть бы мне тоской убиту, Но ведь здесь день ото дня Ваша ножка по граниту Ходит, радуя меня. 5. Брадатый староста Авдей С поклоном барыне своей Заместо красного яичка Поднес ученого скворца. Известно всем: такая птичка Умней иного мудреца. Скворец, надувшись величаво, Вздыхал о царствии небес И приговаривал картаво: «Христос воскрес! Христос воскрес!» Александр Пушкин Авдей умасливать господ Большой мастак; он доброхот. Недавно барыне на Пасху Вручил скворца, мол, тот поет, И обещал восторг и сказку От птичьих песен и острот. Всем угодил сей дар лукавый, Вздыхали дамы: как он мил. И целый день певец картавый «Христос воскресе!», говорил. И – с некоторым допущением (конечно, анахронизм, но продолжение темы - далее), что Пушкин знал творчество своего не менее великого американского современника – продолжение: Так день прошел, потом неделя, Уже, пожалуй, перебор; Бежала барыня на двор, А ей пернатая Емеля Вослед гнусавит: «Невермор!». 6. О сколько нам открытий чудных Готовит просвещенья дух И опыт, сын ошибок трудных, И гений, парадоксов друг, И случай, бог изобретатель… Александр Пушкин Стремимся к новому, момента Прекрасней нет, скажу вам я. И в красоте эксперимента Парадоксальность бытия. Видна. Господь - изобретатель, Он ловкий выдумщик подчас. Нас просвещает наш создатель, И ставит опыты на нас. 7. Когда так нежно, так сердечно, Так радостно я встретил вас, Вы удивилися, конечно, Досадой хладно воружась. Вечор в счастливом усыпленье …. Мое живое сновиденье Ваш милый образ озарил. С тех пор я … слезами Мечту прелестную зову. Во сне был осчастливлен вами И благодарен наяву. Александр Пушкин Я вас увидел, каждой встрече Отменно рад, хоть вы вчера Глядели холодно. Далече От моего уйдя костра. А он пылал, огонь сердечный Вас не затронул, но во сне Ваш лик, лукавый и беспечный, Склонился бережно ко мне. Во сне вы были благосклонны, Я даже сбрызнул, как юнец. А ваши колкости салонны Довольно милы наконец. Я благодарен вам и еле Держусь, ведь счастлив и влюблен. Да вы, гляжу я, покраснели… Ужели был взаимен сон? 8. Пью за здравие Мэри, Милой Мэри моей. Тихо запер я двери И один, без гостей, Пью за здравие Мэри. Можно краше быть Мэри, Краше Мэри моей, Это маленькой пери; Но нельзя быть милей Резвой, ласковой Мэри. Будь же счастлива, Мэри, Солнце жизни моей! Ни тоски, ни потери, Ни ненастливых дней Пусть не ведает Мэри. Александр Пушкин Подымаю за Мэри Одинокий бокал. Никому я не верю, Никого не позвал Пить за милую Мэри. Кто красивее Мэри? Я таких не встречал. Даже лютые звери Усмиряют оскал, Повстречав мою Мэри. Я тебе, моя Мэри, Вечно б счастья желал. Я тебе буду верен, Подымая бокал За любимую Мэри. 9. Нет, я не льстец, когда царю Хвалу свободную слагаю: Я смело чувства выражаю, Языком сердца говорю. Его я просто полюбил: Он бодро, честно правит нами; Россию вдруг он оживил Войной, надеждами, трудами. О нет, хоть юность в нем кипит, Но не жесток в нем дух державный: Тому, кого карает явно Он втайне милости творит. (…) Александр Пушкин Отвратительное стихотворение Пушкина. Тем ужаснее, что очень хорошее. Ахматова сочиняла оды Сталину сознательно плохо, Пушкин воспел царя с душой и талантом. Аж плакать хочется. Так что нижеследующие строки римейком можно назвать лишь условно. * * * Руля ль не надо кораблю? Владыки ли не надо раю? Я казни мирно понимаю И искренно царя люблю. Нет, я не льстец, а царь – отец, При нашем добром государе Свободен я, простой певец. А зло творят его бояре. Повсюду – божия роса. И бунтовщик, что им повешен, Печалью царственной утешен, С улыбкой смотрит в небеса… 10. Как сатирой безымянной Лик зоила я пятнал, Признаюсь: на вызов бранный Возражений я не ждал. Справедливы ль эти слухи? Отвечал он? Точно ль так? В полученьи оплеухи Расписался мой дурак? Александр Пушкин Критик мой прекрасной дамой Не является пока. Безымянной эпиграммой Я обидел дурака. Он ответил мне? Не знаю. Люд салонный, не молчи; Я о нем и не вздыхаю. Расписался? Получи. 11. К бюсту завоевателя Напрасно видишь тут ошибку: Рука искусства навела На мрамор этих уст улыбку, А гнев на хладный лоск чела. Недаром лик сей двуязычен. Таков и был сей властелин: К противочувствиям привычен, В лице и жизни арлекин. Александр Пушкин К бюсту владыки Здесь нет ошибки: только губы Улыбкою искривлены. Глаза ж и холодны, и грубы, И серой ярости полны. Такой и в жизни; невозможно Изобразить его верней. Ходи у бюста я осторожно: Еще опасен сей злодей. 12. Восстань, о Греция, восстань! Недаром напрягала силы, Недаром потрясала брань Олимп, и Пинд, и Фермопилы. Под сенью ветхой их вершин Свобода юная возникла, На гробах … Перикла, На … мраморных Афин. Страна героев и богов Расторгла рабские вериги При пеньи пламенных стихов Тиртея, Байрона и Риги. Александр Пушкин * * * Проснись же, Греция, где пыл Твой прежний, где твоя отвага? Ведь Леонид у Фермопил Не зря погиб, не просто влага Лихая кровь твоих сынов. Враги не видели их спины. Олимп остался без богов, Героев ждут еще Афины. Свободы лик, накал страстей, В наш стан измена не проникла: Внимает Байрону Тиртей, Паллада слушает Перикла. 13. Мальчику Пьяной горечью Фалерна Чашу мне наполни, мальчик! Так Постумия велела, Повелительница оргий. Вы же, воды, прочь теките И струей, вину враждебной, Строгих постников поите: Чистый нам любезен Бахус. Александр Пушкин Юноше Наливай скорее, милый, Мне Фалернского; велела Нам Постумия напиться. Здесь, на оргиях, иначе Не ведут себя, мой мальчик. Тот бездельник, кто не с нами, Наливай вина скорее, С нами Бахус, всем по полной. 14. Осень (…) Теперь моя пора: я не люблю весны; Скучна мне оттепель; вонь, грязь – весной я болен; Кровь бродит; чувства, ум тоскою стеснены. Суровою зимой я более доволен, Люблю ее снега (…) Александр Пушкин Осень Отрадно осенью, я сторонюсь весны: Разливы, грязь, весною неопрятно. Все язвы вновь отчетливо видны. Вернуть бы хлад и снег сюда обратно, Как хорошо зимой… 15. Иной имел мою Аглаю За свой мундир и черный ус, Другой за деньги — понимаю, Другой за то, что был француз, Клеон — умом ее стращая, Дамис — за то, что нежно пел. Скажи теперь, мой друг Аглая, За что твой муж тебя имел? Александр Пушкин Кто покорил мою Аглаю Тем, что красив его мундир. И черен ус. Не возражаю. Кто был француз, кто бригадир. Клеон – ученостью небрежной. (Ученый каждой даме мил.) Дамис ей пикал птичкой нежной. Но муж-то чем ее пленил? 16. Отрок милый, отрок нежный, Не стыдись, навек ты мой; Тот же в нас огонь мятежный, Жизнью мы живем одной. Не боюся я насмешек: Мы сдвоились меж собой, Мы точь-в-точь двойной орешек Под единой скорлупой. Александр Пушкин Милый мальчик, мальчик томный, Не грусти, что мы вдвоем Жизнью вольной и нескромной Целый век с тобой живем. Что нам смех – чужой и детский? Или даже площадной? Мы двойной орешек грецкий Под скорлупкою одной. 17. Язык и ум теряя разом, Гляжу на вас единым глазом: Единый глаз в главе моей. Когда б судьбы того хотели, Когда б имел я сто очей, То все бы сто на вас глядели. Александр Пушкин Наказан я жестоким роком: Гляжу на вас одним лишь оком. Унылый жребий мой суров. Но если б сотня глаз досталась, То сотня вся, хваля богов, Ей богу, вами б любовалась. 18. Зачем, Елена, так пугливо, С такой ревнивой быстротой, Ты всюду следуешь за мной И надзираешь торопливо Мой каждый шаг? . . . . . . . я твой. Александр Пушкин Елена, я, поверь, не стою, Наивной ревности твоей. Зачем за глупостью моей Следишь с такою быстротою? Я твой, мой ласковый репей. 19. Не вижу я твоих очей, И сладострастных и суровых… Александр Пушкин Ты ни в кого не влюблена, Ты не заботишься о муже, (Ведь никому ты не жена). Вечор была ты холодна, Сегодня тоже. Почему же Не вижу я твоих очей, И сладострастных и суровых?.. Двух неизменных палачей Моих бессмысленных ночей И дней – пустых и бестолковых. 20. Ворон к ворону летит, Ворон ворону кричит: «Ворон, где б нам отобедать? Как бы нам о том проведать?» Ворон ворону в ответ: «Знаю, будет нам обед; В чистом поле под ракитой Богатырь лежит убитый. Кем убит и отчего, Знает сокол лишь его, Да кобыла вороная, Да хозяйка молодая. Сокол в рощу улетел, На кобылку недруг сел, А хозяйка ждет милого, Не убитого, живого» Александр Пушкин * * * Каркнул ворон: «Эй, сосед, Где бы нам найти обед? Расскажи скорее, птица, Как обеда не лишиться?» Птица птице говорит: «Наш обед уже лежит. Наш обед лежит убитый, Кровью красною политый. Наш обед убит врагом. Знает сокол лишь о том. Знает красная девица И лихая кобылица. Кобылица скачет в лес. Сокол в кружеве небес. Дева ждет богатыря, Но уже, похоже, зря». И еще раз про Эдгара По (1809 - 1849). Могли, могли узнать друг о друге. «Ворон» был опубликован в 1845 году. Сколько было бы Пушкину? Жить, сволочи такие, дольше надо. Читаем у АП. 1. В сторону: теперь АП – администрация президента, а раньше-то, раньше АП – всего лишь Александр Пушкин. Его обидеть мог всякий. Так вот, читаем у АП: Не веровал я троице доныне: Мне бог тройной казался все мудрен; Но вижу вас и, верой озарен, Молюсь трем грациям в одной богине. А потом безымянный (иногда приписывают Лермонтову) ответ: Три грации считались в древнем мире. Родились вы… все три, а не четыре. Вот вам и АП, действительно всякий обидеть может. 2. Во втором издании «Руслана и Людмилы» АП убрал некоторые строфы. В первом же (1820-го года) издании «Руслана и Людмилы» было напечатано, в том числе, и вот что: Вы знаете, что наша дева Была одета в эту ночь, По обстоятельствам, точь-в-точь, Как наша прабабушка Ева… Да, ударения меняются. И авторы то так ударяют, то иначе. У Пушкина «поднЯлся», у Высоцкого «поднялсЯ». Но прабабУшка… Экий француз. Видимо, с Пушкина и пошел в западных фильмах знаменитый «русский» тост – «на здоровье». Продолжения. 1. Клеопатра. Не по Брюсову. Чертог сиял… (ну, и т.д., каждый помнит) Александр Пушкин * * * … Ночь коротка. Уже светает. Любви последний хоровод. Царица ноги раздвигает, И в зад дает, и в рот берет. Могучий Флавий утомленно Седую голову кладет На ложе страсти. Тело бренно. И время: утро настает. - О, славный воин. Час потехи Прошел, конечности не суй В мои утробы. Прочь доспехи! Сперва тебе отрежут хуй. Потом сломают руки-ноги, Отрежут ухо, вырвут глаз. Мои любовные чертоги Заполнит кровь. Эй, пидарас!... Зовет она к себе солдата (Солдат тогда хорош в бою, Когда меж битвами, как брата, Ебет товарища). Я пью За благородство женской чести. Ни в чем она не солгала. Сначала хуй, как символ мести. Другие члены, как рекла. Лежит когда-то славный воин. Еще он дышит, но глаза Почти закрыл… - Скажи, достоин Теперь ты лютой смерти за Мою любовь? - О да, царица. Скорее ты меня распни. Мне и без клятвы удавиться Пришлось бы, ты уж извини. Я видел бури и потопы. Я видел смерть, но хуже нет, Чем вид твоей прыщавой жопы, Любовь твоя и твой минет. 2. Русская девушка и черкес. Полюби меня девица Нет Что же скажет вся станица? Я с другим обручена. Твой жених теперь далече Александр Пушкин * * * - Полюби меня, девица. - Нет, изыди, сатана. Что же скажет вся станица? Я с другим обручена. - Твой жених теперь далече. Если, боже, помоги, Не погибнет в буйной сече, То вернется без ноги. Без руки, без подбородка. И не жалуя судьбу. У тебя же – сковородка, Да и глаз горит во лбу. У тебя есть ягодицы, И, наверное, пизда. Замечательней девицы Я не видел никогда… Отвечала дева глухо: - Уходи, черкес лихой. А не то заеду в ухо Раскаленной кочергой. Убежал герой сердитый Грабить улицы Москвы. Но вернулся не убитый, А совсем без головы. Не танцует больше вальсы И не радует игил. Мы отрежем только пальцы, Так мне доктор говорил, - Объясняет он девице. И показывает уд. На веселой на бар-мицве И свинина и уют. От любви не чую пульса. Воют волки на полях. Тут жених ее вернулся На красивых костылях. 48 дней запоя. На войне, как на войне. А еще звезда героя И наколка на спине. Раздавай скорее сласти, Наливай по стопарю. Плачет девушка от счастья, Слава батюшке царю. Варианты. 1. Движенья нет, сказал мудрец брадатый. Другой смолчал и стал пред ним ходить. Сильнее бы не мог он возразить; Хвалили все ответ замысловатый. Но, господа, забавный случай сей Другой пример на память мне приводит: Ведь каждый день пред нами солнце ходит, Однако ж прав упрямый Галилей. Александр Пушкин Вариант 1. Вот трамвай на рельсы встал. Под него мудрец попал. Покидая белый свет, Он сказал: движенья нет. Науки, науки, кругом одни науки. А другой мудрец сурово Не сказал в ответ ни слова. Он, слезу роняя скупо, Молча, стал ходить у трупа. Ответил, ответил, отлично он ответил. Все довольны тем ответом, Мудрецу грозят минетом. Улыбаяся в усы, Тот снимает уж трусы. Развраты, развраты, кругом одни развраты. Так и солнце перед нами Ходит бодрыми кругами, Но, однако ж, Галилей Прав, хотя и не еврей. Евреи, евреи, кругом одни евреи. Вариант 2. Движенья нет, красавица сказала, Напрасно я твой орган поднимала. Другой мудрец рискнул ее любить. И членом стал входить и выходить. Хвалили все ответ и там и тут, А я чесал задумчиво свой уд. Ведь солнце перед нами ходит, но Прав Галилей кудрявый все равно. Вариант 3. У судьбы быстротечной Неизвестны концы. А у нас в чебуречной Водку пьют мудрецы. Нет гармонии в мире, Уверяет сосед. Нету правды в эфире И движения нет. Ничего не ответил, Молча ходит второй. Спьяну лик его светел, За Россию горой. Все вскричали: «Победа. Пионерам пример. Получил, привиреда? Слава ЛДНР!» Подошел к мудрецам я За халявным бухлом. Мудрость не отрицая, Говорю о своем. Вы наполните кружки. Я спляшу неглиже. Наше солнце А. Пушкин Вроде умер уже. После трений и прений Он убит кочергой. Все же Пушкин, как Ленин, Тоже вечно живой. Солнце ходит, гуляя, Видим мы в небесах. Солнце в дни первомая, В светлый праздник Песах. Перед нами утешно Среди грязных аллей Солнце ходит, конечно, Ну а прав Галилей. 2. Жениться задумал царский арап, Меж боярынь арап похаживает, На боярышен арап поглядывает. Что выбрал арап себе сударушку, Черный ворон белую лебедушку. А как он, арап, чернешенек. А она-то, душа, белешенька. Александр Пушкин Вариант 1. Раньше царский арап при Петрухе… А теперь, когда дух ослаб, В современной унылой порнухе Негры трахают белых баб. Вариант 2. Мама, я черного люблю. Мама, я за черного пойду. Черный – он бандит конкретный. Он всегда политкорректный, Мама, я черного люблю. Вариант 3. Пришел арап. Глядит на баб. Мила. Бела. Сняла хиджаб. Пила кефир, Пошла в сортир. Шумит, Бежит Гвалдаквивир. Вариант 4. Предо мной, как икона, Санитарная зона. Я иду к проводнице, Дескать, водки хочу. А она отвечает, Головою качает: «Не мешай, чернокожий, Прилегла я, дрочу. На портрет президента, На размер алимента, Что от мужа-засранца Получила вчера. Ну а ты, чернокожий, На Обаму похожий, Уходи поздорову, Подобру до утра. А с утра я открою, Все сортиры гурьбою. И на станции Жопа Будут нежно стоять. Наши белые девы, Наши Сары и Евы, Будут белое тело Все тебе предлагать. Выбирай, чернокожий, Мой проезжий, прохожий. Выбирай хорошенько, Все они хороши. Ты, наверно, ученый, Раз такой черный-черный. Перегаром не надо, На меня не дыши». Предо мной, как икона, Санитарная зона. Проводница маячит, Престарелая блядь. Ну, когда ж будут девы? Будут Сары и Евы, Будут белое тело Жадно мне предлагать? 3. Блестит луна, недвижно море спит, Молчат сады роскошные Гассана. Но кто же там во тьме дерев сидит На мраморе печального фонтана? Арап-эвнух, гарема страж седой, И с ним его товарищ молодой. (…) Вариант 1. Мы залегли и молча ждем. Опять приказа ждем из штаба. Когда ж накроем мы огнем Сады Гассана ибн Хоттаба? Да чтоб ты сгинул и протух, Какашка ты и промокашка, Старик Хоттабыч, ты эвнух, Арап-наемник, мерикашка. И твой товарищ молодой, Шамиль, похожий на Рамзана. Фонтан накроется бедой. Дай отдохнуть жерлу фонтана. Вариант 2. У Гассана сады – эй. А гарем у него – ой. А эвнух у него – гей. А приятель его – гой. А эвнух тот лицом сер. Хоть арап, а какой гад. Не отрезал себе хер. И ебет весь гарем в зад. А куда же еще? В рот? Некрасивый у баб вид. А фонтан по утрам бьет, И над морем луна спит. 4. (…) Россия, бранная царица, Воспомни древние права! Померкни, солнце Австерлица! Пылай, великая Москва! Настали времена другие, Исчезни, краткий наш позор! Благослови Москву, Россия! Война по гроб – наш договор! (…) Александр Пушкин Без вариантов. Остановите демиурга, Пока еще не впал в азарт. Ты не увидел Петербурга, Неутомимый Бонапарт. Гори, последняя столица. Ты оккупанта не звала. Не гасни, небо Австерлица, Померкни, небо Ватерла. Наполеон – освободитель, Но для чего пустой восторг?.. Протянет Еве Искуситель Большое яблоко – Нью-Йорк. Конец |
||||||||||||||
![]() |
![]() |