И немедленно выпил. Ч.2. Гл.6. СКЛОНИЛСЯ У ГРОБА С ГРУСТНОЙ РОЖЕЙ... Олег Григорьев Склонился у гроба с грустной рожей.
Стою и слушаю похоронный звон.
Пили мы одно и то же,
Почему-то умер не я, а он.
Почему-то... Мы все почему-то. И все пьем одно и то же. И пока мы можем еще что-то спрашивать, спрашивать будем «одно и то же»: почему же умер не я, а он? Погоди, дружок, скоро и тебя отпоют, ходил, ходил на могилки, орошал водку слезами – ан, и самого уж несут.
Такая жизнь.
Такая обстановка, как говорил Дон-Аминадо, – крюк от лампы и веревка. Или, как говорил Олег Григорьев по тому же примерно поводу, – окошко, стол, скамья, костыль, селедка, хлеб, стакан, бутыль.
При жизни Григорьев печатал только детские книги: «Чудаки» (1971), «Витамин роста» (1980), «Говорящий ворон» (1989).
Олег Григорьев – самый маргинальный из детских поэтов и самый детский из всех маргинальных. Он не писал для детей одно, а для взрослых другое (как, например, «лианозовцы»), у него и детские вещи совершенно «григорьевские»:
Прохоров Сазон
Воробьев кормил.
Бросил им батон -
Десять штук убил.
Такое и ТАК для детей мог написать только Григорьев. Единственное, может, отличие взрослых его стихов от детских – то, что ни «алкоголика с поллитровкой», который «скоро вырубится совсем», ни «камеры-одиночки», ни других атибутов взрослого мира в детских вещах нет.
Пока нет. Именно пока. Потому что скоро появятся.
Ведь недаром даже фамилии у григорьевских героев одни и те же – сплошь Сизовы, Сазоновы, Петровы... И если «детский»
Петров вел войну
С двойками и единицами -
Вырывал листы,
Ловко складывал,
И они улетали в окошко птицами.
То ко взрослому, уже электрику, Петрову приходилось обращаться с вопросом:
– Для чего ты намотал на шею провод?
Петров мне ничего не отвечает,
Висит и только ботами качает.
Как любил говорить французский летчик Экзюпери – я из страны своего детства. Правильно. А Григорьев – из своего! И из своей, кстати, страны. А что вы хотите? Ведь даже Барто Агния Львовна
( Read more... )