|
|
Пишет elesin (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} elesin)@ 2009-05-17 13:11:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Ночь длинных музеев
Добрый милиционер не пустил на парад геев.
У тебя, мол, и так экстремизмом подпорчено досье.
Иди-ка ты лучше, Лесин, на Ночь длинных музеев.
Вот тебе на закуску коробочка монпансье.
Монпансье - закуска политкорректная, толерантная.
И водку я взял патриотическую «Слава Руси».
Рядом, конечно, шагала баба - злобная, девиантная,
И голосила все время, несмотря на мои уговоры: не голоси.
Бабу, разумеется, можно было ударить бутылкой,
Но жалко, товарищи, бутылку, жалко ее до слез.
Поэтому я просто ковырял голосящую бабу вилкой,
А про себя обдумывал, как обычно, еврейский вопрос.
А Ночь длинных музеев была чудо как хороша.
В центре современного искусства Винзавод мы ее завершили.
Правда, трудное испытание ожидало меня, алкаша.
Нас не пускали с водкой, как какого-нибудь Саакашвили.
Но у нас ума-то палата, мы ловко проникли на Винзавод,
Водку спрятав у бабы под юбкой, от ненависти пламенея.
Завидовал нашей мудрости весь окрестный народ:
Не стали смотреть под юбкой у бабы охранники геи.
А потом нас снимали на телевизор, уговаривая раздеться догола.
И поили красным сухим вином из пятилитровой канистры.
Четверо трансвеститов душу мою спалили дотла
Своей любовью к России, может, они были чекисты?
А потом я читал поэму «Эх, раз, еще раз, кто тут не пидарас?»
Все три слушателя были в восторге абсолютном.
Добродушный олигарх подарил мне раскрашенный унитаз,
Я его где-то потом потерял в угаре беспутном.
А потом я плакал прямо на Садовом кольце,
Потому что закрыли кафе любимое, очень дешевое.
Зато бабе местный художник слово нарисовал на лице,
И мы продолжили бренное существованье свое алкашовое.
Добрый милиционер не пустил на парад геев.
У тебя, мол, и так экстремизмом подпорчено досье.
Иди-ка ты лучше, Лесин, на Ночь длинных музеев.
Вот тебе на закуску коробочка монпансье.
Монпансье - закуска политкорректная, толерантная.
И водку я взял патриотическую «Слава Руси».
Рядом, конечно, шагала баба - злобная, девиантная,
И голосила все время, несмотря на мои уговоры: не голоси.
Бабу, разумеется, можно было ударить бутылкой,
Но жалко, товарищи, бутылку, жалко ее до слез.
Поэтому я просто ковырял голосящую бабу вилкой,
А про себя обдумывал, как обычно, еврейский вопрос.
А Ночь длинных музеев была чудо как хороша.
В центре современного искусства Винзавод мы ее завершили.
Правда, трудное испытание ожидало меня, алкаша.
Нас не пускали с водкой, как какого-нибудь Саакашвили.
Но у нас ума-то палата, мы ловко проникли на Винзавод,
Водку спрятав у бабы под юбкой, от ненависти пламенея.
Завидовал нашей мудрости весь окрестный народ:
Не стали смотреть под юбкой у бабы охранники геи.
А потом нас снимали на телевизор, уговаривая раздеться догола.
И поили красным сухим вином из пятилитровой канистры.
Четверо трансвеститов душу мою спалили дотла
Своей любовью к России, может, они были чекисты?
А потом я читал поэму «Эх, раз, еще раз, кто тут не пидарас?»
Все три слушателя были в восторге абсолютном.
Добродушный олигарх подарил мне раскрашенный унитаз,
Я его где-то потом потерял в угаре беспутном.
А потом я плакал прямо на Садовом кольце,
Потому что закрыли кафе любимое, очень дешевое.
Зато бабе местный художник слово нарисовал на лице,
И мы продолжили бренное существованье свое алкашовое.
