Вадим Давыдов | ARDET VERBUM

Писать собственную рецензию на это невыносимое убожество и караул я не могу. Нашёл, по-моему, самый лучший для него осиновый кол. Не помню, кто сказал: «Последнее время Россия производит с успехом три вещи: нефть, газ и ёбаный стыд». Вот это «кено» — как раз чистейший образец последнего типа продукта. Тьфубля.

«Белая гвардия» сопротивляется: из романа Булгакова не удалось сделать агитку

© Марина Токарева

Хотели напомнить — и напомнили. Хотели — об ужасе, крови, смятении Гражданской войны. Вышло — совсем о другом.

В канун и самый день 4 марта телеканал «Россия» показал многосерийный фильм «Белая гвардия». Очень стремились успеть, проиллюстрировать возможные опасности момента, покошмарить нацию, чтобы не дурила, голосовала, как надо. Гнали, торопились под выборы, ставили в прайм-тайм. А показать на экране смогли одно — неодолимую дистанцию между той культурой и этой, теми людьми и нынешними. На фильм плотной амальгамой легла муть конъюнктурных мотивов, неожиданно превратив его в зеркало. В нем отразилось то, на что авторы никак не рассчитывали.

«Белая гвардия» в сегодняшнем исполнении вышла абсолютно внебулгаковской. И не только по дефициту дарования. А по тому ещё, что наступило время, которое «Белую гвардию» с её пафосом и проблематикой уже не в силах прочесть. Время, у которого нет инструмента, чтобы понять суть рассказанного. Контекст, в котором вышел фильм, это лишь закрепил и усилил. Получилась скучная история: нудно, длинно и при полном отсутствии атмосферы произведения. Мёртвый воздух экранизации поглощает живую ткань романа: нет города Киева, нет обаяния булгаковской прозы. Есть метраж, иногда недурной по картинке, иногда бессмысленно растянутый, но прочно отделённый от романа общей мелкостью оптики.

И дело не только в том, что сценарий полон отсебятины. Фантасты, супруги Дяченко, похоже, так и не усвоили: магам можно не все. Дописывать Булгакова — ни при каких условиях. Даже если для этого использовать авторский материал. Положим, Михаил Афанасьевич написал рассказ «Я убил», герой которого врач Яшвин убивает петлюровского полковника Лещенко. Но пристёгивать его к роману и делать из него финал  — все равно что «Анну Каренину» заканчивать «Отцом Сергием». Дьявол в деталях: понятно, ради чего написаны роли петлюровца Козыря-Лешко (Сергей Гармаш) и его ординарца (Артур Смольянинов), а вот зачем сухая страшная истерика матери Най-Турса заменена дикими по банальности диалогами, зачем рассказ враля Шервинского о государе императоре передан Карасю, зачем сочинена фальшивая сцена пения в ставке гетмана? Как же жаль, что нет закона о защите художника от посмертных посягательств: заставить бы дописчиков дорого оплатить их убогие фантазии.

Да, ужас биологического исходника, из которого пытаются вылепить белых офицеров, равно как и интеллигенцию начала века, запределен: несколько мятое лицо Константина Хабенского вполне подходит европейскому невротику, но никак не русскому военному врачу: его доктору Турбину вовсе не веришь. Михаил Пореченков с годами приобрёл типаж то ли советского управдома, то ли мясника: готовная бодрость его широкой физиономии с «давней настоящей породой», которой отмечен его герой Мышлаевский, ничего общего не имеет. Николка типажно просто парень с рабочей заставы, Лариосик, в романе персонаж фантастического обаяния, тут заменён существом с лакейской физиономией. Словом, вместо лиц Турбиных и их нежных друзей — лица, на которых прежде всего читается стоимость съёмочного дня. Кроме того, герои Булгакова молоды: Елене 24, Николке 17, Алексею 28, а в фильме все старше лет на десять—пятнадцать. Елена (Ксения Раппопорт) из «ясной золотой» превращена в темно-рыжую и словно бы заморожена: ни жизни, ни прелести, одна тревога, что в ней влечёт и обольщает, догадаться трудно. Нет и никогда не будет у артиста Алексея Серебрякова траурных глаз павлоградского гусара Най-Турса. Режиссёр набрал звёзд, сериальных артистов, не затрудняясь никакими иными соображениями: вот большинство героев и выглядят каменными гостями в тяжёлых шинелях.

Наши дни, в отличие от «Дней Турбиных», под завязку набиты «молодчиками калеными» и рекрутируют приспособленцев отовсюду: проблема мимикрии, сотрудничества, в конечном итоге жертвы совестью, может, и не так остра, как во времена Михаила Афанасьевича, но вполне насущна. Ставка, если не жизнь, как тогда, то допуск к ней, сытой, успешной, как сейчас. Потому и лучшей рифмой к экранизации была почти встык показанная сцена прохода Путина через свой избирательный штаб — сквозь ряды доверенных лиц, бросавшихся на шею, трясших руку, или просто — с конфузливыми лицами составлявших фон.

Роман Булгакова — о людях, добровольно встававших на сторону безнадёжного дела, о трагедии интеллигенции на гибельных стремнинах эпохи. А перед нами роилась публика, принявшая сторону силы ради личной выгоды. Подобных Мейерхольду, страстно и добровольно заблуждавшихся, среди неё — считаные единицы. «Белая гвардия»  — роман воспитания. Чести — в первую очередь. А экранизировали его в момент, когда номенклатурная (и не только) составляющая интеллигенции осознанно выбирает противоположную стратегию личного поведения.

Страшный контраст. Страшный контракт. К счастью, сегодня у нас есть опыт Болотной и Белого кольца. Поднимается новое поколение по-новому свободных людей. Людей, которых создала и «Белая гвардия».

…«Все пройдёт. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле»… Булгаков вечен, как Саардамский плотник и «Фауст», о которых идет речь в романе; ему, как и его преданным читателям, ничего не грозит.

Жалко лишь тех несчастных, кто великий роман впервые получит из рук Сергея Снежкина.

Запись опубликована Вадим Давыдов | Dixi. You can comment here or there.