|
|
Пишет gans_spb (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} gans_spb)@ 2010-04-16 14:04:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Как самоделкин дорукоблудился.
Как самоделкин дорукоблудился.
Один Самоделкин был чрезвычайно рукастым мастером, поэтому в жизни его ничего не клеилось, и никто его не любил. Зайдёт как-нибудь соседка, пожалуется на сломанный утюг, а наш Самоделкин уже тут как тут: тестер притащил, отвёртками стучит, глазки горят. «Да не, не надо, я новый куплю, старый уж надоел», — говорит соседка и пятится из коридора. И гаснет взор Самоделкина, опускаются руки, а жена с укором смотрит на мужа: «Ну что, выпендрился, лошара?» Зачем соседке чинить старый утюг, когда в магазине полно новых, китайских, разного цвета и всё – задёшево? В том же магазине можно и тряпок себе присмотреть, и фастфуднуться. А бегать с тестером и отвёрткой – это пахнет нафталином того времени, когда ничего не было и всё приходилось чинить. Вот за дефицит и не любят люди то время, и нечего им напоминать.
На работе с Самоделкиным мирились. Работа такая была, плохая, связанная с производством. Хозяин того заведения все волосья на стареющей жопе вырвал, горюя, что связался в начале «перестройки» с производством, когда все умные бандиты лезли в ресурсы и торговлю. Но паровоз ушёл, в прибыльные бизнесы не пускали, и хозяину приходилось тянуть этот чемодан без ручки, который вот уже лет десять как предлагали «поднести» услужливые китайцы. Кроме этого, производственный «чемодан» требовал наличия всяких пренеприятнейших личностей с техническим образованием, тогда как в окнах офисов более удачливых бизнесменов красовались нагламуренные гуманитарные пидорки, элегантным движением стряхивающие со своих кудряшек опилки с попила бюджетных денег.
В цехе Самоделкина тоже не любили. Люмпен-пролетариаты, которые одним своим дыханием враз растворяли пятирублёвую монету, его не любили за то, что он лез в их, пролетарские, дела.
— Вот и звездуй в свой офис, наверх, инженер хренов, сами разберёмся, — отмахивались от назойливого Самоделкина испитые рабочие с печёными мордами.
— Да вы обурели тут! Кто же гайки молотком заколачивает! Вам же гаечные ключи куплены! — задыхался от возмущения Самоделкин, расталкивая мужиков в ватниках, которые ухарски махали кувалдами.
— Какие ключи, начальник, пропили мы твои ключи! За ненадобностью. На Руси испокон веков гайки кувалдами забивали. И отец мой забивал, и дед, и прадед, и я буду забивать, — отвечал весёлый рабочий, ничуть не стесняясь инженера.
— То-о-очно, нам по-о-охер! — вторила могучая пролетарская семья. И опять залетали кувалды в воздухе, высекая искры и чиркая по изделиям.
— И нам похер! — рапортовали менеджеры, бойко стуча по калькуляторам.
— И мне похер! — говорил начальник, выбирая новый джип в интернете.
— А уж как мне-то похер! — ныл хозяин, мечтая вписаться в бюджето-распилочный бизнес.
— Да и мне, в общем-то, похер, — неожиданно заявил потребитель, когда изделие развалилось у него под жопой и рваный металл металлической розочкой плотно закрепился в районе прямой кишки. — Мне легче жопу зашить и новое изделие купить, чем с вами бодаться.
— Не может быть! Все вы – поганые рукожопые обезьяны, которые не в состоянии даже хером в дырку попасть! Мне не похер, мне! — кричал Самоделкин, потрясая технической документацией и образцовым изделием.
— А нам похер! — нараспев отвечала банда криворуких производственников и продолжала клепать адово говно по ГОСТу, обклеенному кучей сертификатов.
Надо ли говорить, что все получали больше инженера Самоделкина. Когда здоровались с Самоделкиным, все хитро прищуривались и в душе ликовали. А что ж не ликовать, когда кто-то вваливает за всех, а ты ничего не делаешь и получаешь бабло за того дурака?
— Здра-а-асьте, товарищ инженер, — говорил рабочий, даже чутка по-старорежимному кланялся, а за спиной в руке держал разводной ключ, чтобы спереть и пропить, а в другой руке – кувалду, чтобы быстро забить все гайки, а в освободившееся время побухать на денежки, вырученные за спёртый разводной ключ.
— Привет, рукоблудник, — говорили офисные клерки с презрением, не отрываясь от своих мониторов, где царили социальные сети и социальные откаты.
Только хозяин более-менее с пиететом относился к инженеру. Знал, жадоба – без участия инженера велика вероятность, что изделия уже в упаковочной таре будут рассыпаться на запчасти, а уж о нововведениях придётся забыть. Продал бы он к чёрту этот позорный бизнес, вместе со всеми этими рукодельниками, да не берёт никто.
Однажды и вовсе вопиющий случай произошёл. У уборщицы забарахлила её дешёвая иномарка, и она собралась гнать её в сервис, что для скромной зарплаты было разорительно. Самоделкин быстро накачал инструкций и подготовился сражаться с басурманским двигателем. Как уборщица ни отговаривала – но инженер был настроен решительно. Скоро уже весь офис говорил о предстоящем шоу.
Знойным днём весь офис прилип менеджерскими моськами к стёклам бизнес-центра. Социальные сети оскудели, откаты перестали катиться, секретарши перестали чирикать, боссы перестали материться – все смотрели на действо. Через весь двор по диагонали, как Дон Кихот на ветряные мельницы, шёл Самоделкин на хандрящую иномарку, зажав в руке отвёртку и инструкции. Раз – и мужественно открыт капот. Все ахнули. Два – и снята декоративная крышка двигателя. Офисный тысячеглаз скрутило пружиной ожидания. Три – глянув в распечатанные бумажки, Самоделкин смело залез в кишки импортной животины. Особо впечатлительные натуры, которые даже омывайку на станции техобслуживания заливают, от вида внутренностей машины попадали в обморок. Четыре – натужный скрежет стартёра, облако дыма из глушителя, и двигатель завёлся с ровным рокотом. Аплодисменты?
— Мудак, — выдохнула колония офисных микробов и вернулась к своим мониторам.
— Звездос дебильчику! — радостно заключил помощник инженера, потёр нежные пухлые ручки и расплылся в мечтательной улыбке.
— Твою мать! — заорал на весь этаж хозяин, бросил со всей мочи в дверь дорогой сотовый телефон, который рассыпался фейерверком запчастей. — Ну что за грёбаная жизнь, сраный офис, куча мудаков и этот идиот, дебил, пидорас, сука! Когда я вляпался в это заводское дерьмо с инженерами?! Ну, за что мне такая жизнь, за что?!
По возвращении в офис, инженеру сперва показалось, что всё без изменений. Но уж больно ехидно смотрел охранник на вертушке, глубже вжались в мониторы офисные крысы, равнодушнее смотрела сквозь Самоделкина секретарша, яркой лапочкой светился помощник инженера. В цехе работяги уже разливали портвейн и травили байки. В углу пылились кувалды, кривые изделия были свалены в ржавую лужу на улице, клерк в резиновых сапогах, изрядно нагнувшись, брезгливо наклеивал на изделия сертификаты качества. При виде инженера рабочие даже не привстали и не поздоровались.
— Здорово, работяги! А я движок уборщице отрегулировал! — радостно сообщил Самоделкин бухающим ватникам. В ответ раздалось дружное ржание и реплики:
— Да лучше бы ты ей отлизал!
Через час Самоделкина вызвали на ковёр. Входя, он увидел на ковре хозяина куски деталей от разбитого телефона и кинулся их собирать. За ним вошёл его подчинённый, пинком протолкнув инженера внутрь кабинета.
— В общем, так, Самоделкин. Просрался ты перед обществом по полной. Опозорил честь завода. Терпеть такие выходки больше нельзя, надо тебя выгнать, — начал хозяин.
— Да за что?! — возмущению Самоделкина не было предела.
— Да за рукоблудство твоё постоянное, за сование твоего технического носа везде и всюду, за выпендреж твой техногенный! — кипел хозяин и брызгал слюной. — У нас тут не хер собачий, а про-из-вод-ство! Понимаешь!? Завод, цеха, инструменты, технология, люди. А ты клоунаду среди бела дня устраиваешь. Ну, горят трубы, ну, заперся в подвале, ну, спаяй ты свою грёбаную гирлянду, разбери двигатель от «девятки» или ещё что, подрочи, потом выходи, тщательно с мылом вымой руки и веди себя прилично! Но не-е-е-ет, надо при всём честно народе! А ну тебя к чёрту, видеть не хочу!
Дома Самоделкин тоже не нашёл поддержки.
— Ну, какого я за тебя вышла?! — сокрушалась жена, тряся очередным бабским глянцем космополитена. — Все мужья как мужья – ничего не умеют, ничего не знают, богатые, успешные, всё покупают в магазине. Один мой – дурак, всё с паяльником да с отвёртками бегает.
— Дорогая, я же хочу, как лучше, — оправдывался Самоделкин.
— Лучше, дорогой, – это выкинуть весь твой хлам на улицу, съесть три дозы отупина и пойти МБА получать, как сделали все твои друзья. Стать, наконец, нормальным тупым человеком, с нормальной ненужной работой, с обычной никчёмной офисной целью, на кредитной иномарке и в ипотечной квартире.
Самоделкин пообещал больше не заниматься рукоблудством, а сосредоточиться на тупых книжках «Как стать успешным». Толстые гуманитарные книжки экономистов своим умным мозгом он не понимал. Была заметна его неискренность, когда он рассуждал о ебидте и агенде. И он всё равно сорвался. Ночью расковырял старые запасы радиодеталей и решил спаять весёлую гирлянду. Всё было сделано по законам конспирации, и цель была уже близка, но тут в дверном проёме появилась заспанная жена:
— Опять за старое взялся? — сказала она, тихо заплакала, закрыла лицо руками и опустилась на пол.
Самоделкин виновато смотрел на неё и лихорадочно соображал, как оправдаться.
— Я, это, тут чуть-чуть, незаметно, просто так…
— И этот запах канифоли, запах бедности, запах бездны нищеты и обречённости, — всхлипывала жена. — Мы никогда не будем жить нормально, никогда.
— Да какого я вам всем должен-то?! — вскричал Самоделкин и кинул паяльник тонуть на линолеум. — Тому угоди, сему угоди. То не делай, сё не делай, туда не ходи, сюда не ходи! Что вам всем надо от меня?! Что вы все пристали-то? Что не нравится?!
— Умный ты и рукастый. А кому умные-то сейчас нужны, да ещё и рукастые? Разве что клоуном на праздник рукожопых менеджерков, — ответила жена и ушла рыдать в подушку о бесцельно прожитых годах, о пропаянных канифолью лучших временах цветущей молодости и о нереализованном женском счастье простой ипотечной квартиры с кредитной иномаркой под жиденьким, но стабильным дождиком менеджерского дохода.
Самоделкин исчез. Собрал свои железные манатки, и больше его никто не видел. За границей своих индусов и китайцев хватает за миску доширака. Говорят, ушёл в пустыню, как Христос, и делает там ядерную бомбу да беспилотный межконтинентальный самолёт, чтобы стереть с лица земли всю менеджерскую нечисть, которая плесенью окутала планету. Завод его и дальше работает, зам Самоделкина стал главным инженером и ездит на иномарке, подлизывается к начальству и не лезет к работягам. Работяги пьют и забивают кувалдами гайки, как делали их отцы, деды и прадеды. И как будут делать дети, внуки и правнуки. На том стоит, стояла и будет стоять несокрушимая и непробиваемая сила людского невежества.
Как самоделкин дорукоблудился.
Один Самоделкин был чрезвычайно рукастым мастером, поэтому в жизни его ничего не клеилось, и никто его не любил. Зайдёт как-нибудь соседка, пожалуется на сломанный утюг, а наш Самоделкин уже тут как тут: тестер притащил, отвёртками стучит, глазки горят. «Да не, не надо, я новый куплю, старый уж надоел», — говорит соседка и пятится из коридора. И гаснет взор Самоделкина, опускаются руки, а жена с укором смотрит на мужа: «Ну что, выпендрился, лошара?» Зачем соседке чинить старый утюг, когда в магазине полно новых, китайских, разного цвета и всё – задёшево? В том же магазине можно и тряпок себе присмотреть, и фастфуднуться. А бегать с тестером и отвёрткой – это пахнет нафталином того времени, когда ничего не было и всё приходилось чинить. Вот за дефицит и не любят люди то время, и нечего им напоминать.
На работе с Самоделкиным мирились. Работа такая была, плохая, связанная с производством. Хозяин того заведения все волосья на стареющей жопе вырвал, горюя, что связался в начале «перестройки» с производством, когда все умные бандиты лезли в ресурсы и торговлю. Но паровоз ушёл, в прибыльные бизнесы не пускали, и хозяину приходилось тянуть этот чемодан без ручки, который вот уже лет десять как предлагали «поднести» услужливые китайцы. Кроме этого, производственный «чемодан» требовал наличия всяких пренеприятнейших личностей с техническим образованием, тогда как в окнах офисов более удачливых бизнесменов красовались нагламуренные гуманитарные пидорки, элегантным движением стряхивающие со своих кудряшек опилки с попила бюджетных денег.
В цехе Самоделкина тоже не любили. Люмпен-пролетариаты, которые одним своим дыханием враз растворяли пятирублёвую монету, его не любили за то, что он лез в их, пролетарские, дела.
— Вот и звездуй в свой офис, наверх, инженер хренов, сами разберёмся, — отмахивались от назойливого Самоделкина испитые рабочие с печёными мордами.
— Да вы обурели тут! Кто же гайки молотком заколачивает! Вам же гаечные ключи куплены! — задыхался от возмущения Самоделкин, расталкивая мужиков в ватниках, которые ухарски махали кувалдами.
— Какие ключи, начальник, пропили мы твои ключи! За ненадобностью. На Руси испокон веков гайки кувалдами забивали. И отец мой забивал, и дед, и прадед, и я буду забивать, — отвечал весёлый рабочий, ничуть не стесняясь инженера.
— То-о-очно, нам по-о-охер! — вторила могучая пролетарская семья. И опять залетали кувалды в воздухе, высекая искры и чиркая по изделиям.
— И нам похер! — рапортовали менеджеры, бойко стуча по калькуляторам.
— И мне похер! — говорил начальник, выбирая новый джип в интернете.
— А уж как мне-то похер! — ныл хозяин, мечтая вписаться в бюджето-распилочный бизнес.
— Да и мне, в общем-то, похер, — неожиданно заявил потребитель, когда изделие развалилось у него под жопой и рваный металл металлической розочкой плотно закрепился в районе прямой кишки. — Мне легче жопу зашить и новое изделие купить, чем с вами бодаться.
— Не может быть! Все вы – поганые рукожопые обезьяны, которые не в состоянии даже хером в дырку попасть! Мне не похер, мне! — кричал Самоделкин, потрясая технической документацией и образцовым изделием.
— А нам похер! — нараспев отвечала банда криворуких производственников и продолжала клепать адово говно по ГОСТу, обклеенному кучей сертификатов.
Надо ли говорить, что все получали больше инженера Самоделкина. Когда здоровались с Самоделкиным, все хитро прищуривались и в душе ликовали. А что ж не ликовать, когда кто-то вваливает за всех, а ты ничего не делаешь и получаешь бабло за того дурака?
— Здра-а-асьте, товарищ инженер, — говорил рабочий, даже чутка по-старорежимному кланялся, а за спиной в руке держал разводной ключ, чтобы спереть и пропить, а в другой руке – кувалду, чтобы быстро забить все гайки, а в освободившееся время побухать на денежки, вырученные за спёртый разводной ключ.
— Привет, рукоблудник, — говорили офисные клерки с презрением, не отрываясь от своих мониторов, где царили социальные сети и социальные откаты.
Только хозяин более-менее с пиететом относился к инженеру. Знал, жадоба – без участия инженера велика вероятность, что изделия уже в упаковочной таре будут рассыпаться на запчасти, а уж о нововведениях придётся забыть. Продал бы он к чёрту этот позорный бизнес, вместе со всеми этими рукодельниками, да не берёт никто.
Однажды и вовсе вопиющий случай произошёл. У уборщицы забарахлила её дешёвая иномарка, и она собралась гнать её в сервис, что для скромной зарплаты было разорительно. Самоделкин быстро накачал инструкций и подготовился сражаться с басурманским двигателем. Как уборщица ни отговаривала – но инженер был настроен решительно. Скоро уже весь офис говорил о предстоящем шоу.
Знойным днём весь офис прилип менеджерскими моськами к стёклам бизнес-центра. Социальные сети оскудели, откаты перестали катиться, секретарши перестали чирикать, боссы перестали материться – все смотрели на действо. Через весь двор по диагонали, как Дон Кихот на ветряные мельницы, шёл Самоделкин на хандрящую иномарку, зажав в руке отвёртку и инструкции. Раз – и мужественно открыт капот. Все ахнули. Два – и снята декоративная крышка двигателя. Офисный тысячеглаз скрутило пружиной ожидания. Три – глянув в распечатанные бумажки, Самоделкин смело залез в кишки импортной животины. Особо впечатлительные натуры, которые даже омывайку на станции техобслуживания заливают, от вида внутренностей машины попадали в обморок. Четыре – натужный скрежет стартёра, облако дыма из глушителя, и двигатель завёлся с ровным рокотом. Аплодисменты?
— Мудак, — выдохнула колония офисных микробов и вернулась к своим мониторам.
— Звездос дебильчику! — радостно заключил помощник инженера, потёр нежные пухлые ручки и расплылся в мечтательной улыбке.
— Твою мать! — заорал на весь этаж хозяин, бросил со всей мочи в дверь дорогой сотовый телефон, который рассыпался фейерверком запчастей. — Ну что за грёбаная жизнь, сраный офис, куча мудаков и этот идиот, дебил, пидорас, сука! Когда я вляпался в это заводское дерьмо с инженерами?! Ну, за что мне такая жизнь, за что?!
По возвращении в офис, инженеру сперва показалось, что всё без изменений. Но уж больно ехидно смотрел охранник на вертушке, глубже вжались в мониторы офисные крысы, равнодушнее смотрела сквозь Самоделкина секретарша, яркой лапочкой светился помощник инженера. В цехе работяги уже разливали портвейн и травили байки. В углу пылились кувалды, кривые изделия были свалены в ржавую лужу на улице, клерк в резиновых сапогах, изрядно нагнувшись, брезгливо наклеивал на изделия сертификаты качества. При виде инженера рабочие даже не привстали и не поздоровались.
— Здорово, работяги! А я движок уборщице отрегулировал! — радостно сообщил Самоделкин бухающим ватникам. В ответ раздалось дружное ржание и реплики:
— Да лучше бы ты ей отлизал!
Через час Самоделкина вызвали на ковёр. Входя, он увидел на ковре хозяина куски деталей от разбитого телефона и кинулся их собирать. За ним вошёл его подчинённый, пинком протолкнув инженера внутрь кабинета.
— В общем, так, Самоделкин. Просрался ты перед обществом по полной. Опозорил честь завода. Терпеть такие выходки больше нельзя, надо тебя выгнать, — начал хозяин.
— Да за что?! — возмущению Самоделкина не было предела.
— Да за рукоблудство твоё постоянное, за сование твоего технического носа везде и всюду, за выпендреж твой техногенный! — кипел хозяин и брызгал слюной. — У нас тут не хер собачий, а про-из-вод-ство! Понимаешь!? Завод, цеха, инструменты, технология, люди. А ты клоунаду среди бела дня устраиваешь. Ну, горят трубы, ну, заперся в подвале, ну, спаяй ты свою грёбаную гирлянду, разбери двигатель от «девятки» или ещё что, подрочи, потом выходи, тщательно с мылом вымой руки и веди себя прилично! Но не-е-е-ет, надо при всём честно народе! А ну тебя к чёрту, видеть не хочу!
Дома Самоделкин тоже не нашёл поддержки.
— Ну, какого я за тебя вышла?! — сокрушалась жена, тряся очередным бабским глянцем космополитена. — Все мужья как мужья – ничего не умеют, ничего не знают, богатые, успешные, всё покупают в магазине. Один мой – дурак, всё с паяльником да с отвёртками бегает.
— Дорогая, я же хочу, как лучше, — оправдывался Самоделкин.
— Лучше, дорогой, – это выкинуть весь твой хлам на улицу, съесть три дозы отупина и пойти МБА получать, как сделали все твои друзья. Стать, наконец, нормальным тупым человеком, с нормальной ненужной работой, с обычной никчёмной офисной целью, на кредитной иномарке и в ипотечной квартире.
Самоделкин пообещал больше не заниматься рукоблудством, а сосредоточиться на тупых книжках «Как стать успешным». Толстые гуманитарные книжки экономистов своим умным мозгом он не понимал. Была заметна его неискренность, когда он рассуждал о ебидте и агенде. И он всё равно сорвался. Ночью расковырял старые запасы радиодеталей и решил спаять весёлую гирлянду. Всё было сделано по законам конспирации, и цель была уже близка, но тут в дверном проёме появилась заспанная жена:
— Опять за старое взялся? — сказала она, тихо заплакала, закрыла лицо руками и опустилась на пол.
Самоделкин виновато смотрел на неё и лихорадочно соображал, как оправдаться.
— Я, это, тут чуть-чуть, незаметно, просто так…
— И этот запах канифоли, запах бедности, запах бездны нищеты и обречённости, — всхлипывала жена. — Мы никогда не будем жить нормально, никогда.
— Да какого я вам всем должен-то?! — вскричал Самоделкин и кинул паяльник тонуть на линолеум. — Тому угоди, сему угоди. То не делай, сё не делай, туда не ходи, сюда не ходи! Что вам всем надо от меня?! Что вы все пристали-то? Что не нравится?!
— Умный ты и рукастый. А кому умные-то сейчас нужны, да ещё и рукастые? Разве что клоуном на праздник рукожопых менеджерков, — ответила жена и ушла рыдать в подушку о бесцельно прожитых годах, о пропаянных канифолью лучших временах цветущей молодости и о нереализованном женском счастье простой ипотечной квартиры с кредитной иномаркой под жиденьким, но стабильным дождиком менеджерского дохода.
Самоделкин исчез. Собрал свои железные манатки, и больше его никто не видел. За границей своих индусов и китайцев хватает за миску доширака. Говорят, ушёл в пустыню, как Христос, и делает там ядерную бомбу да беспилотный межконтинентальный самолёт, чтобы стереть с лица земли всю менеджерскую нечисть, которая плесенью окутала планету. Завод его и дальше работает, зам Самоделкина стал главным инженером и ездит на иномарке, подлизывается к начальству и не лезет к работягам. Работяги пьют и забивают кувалдами гайки, как делали их отцы, деды и прадеды. И как будут делать дети, внуки и правнуки. На том стоит, стояла и будет стоять несокрушимая и непробиваемая сила людского невежества.
