|
|
Пишет gans_spb (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} gans_spb)@ 2010-05-11 14:14:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Как взращивали квадратную корову.
Городской белый мини-автобус бежал между бесконечных грязевых полей разорённых колхозов, торчащих палок замороженного недостроя, грязных покосившихся халуп пригородных бомжей. Внутри мини-автобуса шпротами сидели журналистишки и икали утренними бутербродами в такт раздолбанной российской дороге, которая вела на образцовый комбинат пищевых продуктов «Пять хлебов и две рыбки». Комбинат высился ослепительными белыми цехами и щетиной забора посреди всеобщей помойки товарно-людского разложения. Ни растительности, ни, тем более, какой-либо захудалой коровёнки здесь даже близко не было – всё больше развесистые лопухи рваного полиэтилена и чудом не сданный на металлолом трактор, обнаруживаемый лишь по ржавой крыше в центральной луже.
— Ещё один говнокомбинат. Сейчас будут соевой стружкой пичкать, — недовольно сказал один журналист с утренним блевотнозелёным лицом, вылезая из автобуса, заглатывая марганцовку вперемешку с пригоршней активированного угля. — Эх, было время: ассамблеи, новые русские, икра, эээх…
Навстречу мятой журналистской братии, как чёрт из табакерки, выскочил хозяин сего заведения, озаботившийся пиаром своего детища среди необразованных слоёв населения. По его сияющей лощёной морде было видно, что у него всё хорошо – и даже лучше.
— Товарищи журналисты, сегодня я вам покажу светлое будущее нашего питания. Добро пожаловать в креативную мастерскую Бахуса и Диониса, в генератор плотской пищи для нашего любимого народа.
— О нет, сейчас таким креативом накормят, что неделю над унитазом чудеса левитации показывать придется. Это не благопристойный фуршет в Метрополе, — вздохнул по ушедшим удалым временам зелёный журналист и зачерпнул ещё дозу активированного уголька.
— Всё начинается с кадров! Кадры решают всё, — хозяин комбината провёл тусовку в первый зал, где трудились технологи производства и их подмастерья. — Как говориться, хорошая еда – это хороший химик!
В зале в противогазах и резиновых костюмах химзащиты бродили люди, вдумчиво ковыряясь у сатанинских химических приборов. Они брали мерными совочками порошки из вёдер, на которых были нарисованы череп и кости, и сыпали в общую бадью. Затем капали специальными каплями, вызывая облако едкого дыма. В заключение в этом цеху осуществлялось божественное чудо сотворения пищи, буднично и цинично: из огромного чана загребалась совковая лопата специально подготовленной грязи, туда добавлялась сатанинская смесь, потом – минута работы талантливого скульптора по приданию смеси формы сардельки, потом – пара мазков именитого художника для придания ей цвета и текстуры, и вот – продукт готов!
— И никакого Христа! — радовался хозяин, перетирая между пальцами грязь из чана перед носами гостей. — Да вы попробуйте, хотя бы понюхайте: исходный продукт совершенно невозможно есть!
Гости воротили носы и ждали момента слинять из этой химической лаборатории. Вдруг хозяин богадельни побагровел, и огромными скачками побежал по диагонали в дальний угол помещения, где начинающие технологи оттачивали навыки господни. Одному из них приехал знатный подзатыльник:
— Ты идиот? Ты что в смесь сыпешь? Разорить меня хочешь?
— Я, я, я, товарищ хозяин... Это чуть-чуть сои и кулёк опилок, рецептуру котлеток делаю.
— Я и говорю, ты знаешь, сколько стоит соя?! А как тяжело выторговать опилки ДСП с мебельного производства? Или ты возомнил себя творцом элитных продуктов для богатых? Вон, чан стоит с грязью, оттуда и бери материал. А сою не трогай, не дорос ешё!
Вернувшись к журналистам, хозяин повёл их на производственную линию. Длинный цех начинался с раструба говнопрёмника, куда грузовиками загружали грязь с помойки и вонючую жижу.
— По статистике жители города выбрасывают половину еды на помойку, а, значит, второй половиной срут в унитаз. Это непозволительное расточительство и загрязнение нашей планеты. Мы используем помои и говно для вторичного цикла – как делают туалетную бумагу из макулатуры. Таким образом, человек будет окружён замкнутым стопроцентым циклом воспроизводства.
— А вам не кажется, что из-за вашего так называемого комбината питания человек будет стопроцентно окружён стопроцентными дерьмом? — выпендрился почти независимый журналист.
— А вы случайно не с марша несогласных? Я смотрю, товарищ хочет попробовать пельменей «Студенческих» с пониженным содержанием мяса? — парировал хозяин бизнеса.
— Пытки и химическое оружие давно запрещены, — невнятно пробубнил правдоруб и поспешил затесаться в толпу толерантных коллег.
Дальше линия представляла собой обычный производственный конвейер для всякой херни, как на любых других производствах во всём мире, будь то изготовление велосипедов или телевизоров. Загруженные грязь и говно замешивались со спецхимсоставом до однородной нейтральной смеси, а дальше кучками разъезжалось на резиновых лентах в формовочно-раскрасочные автоматы. Задачей главного технолога адской машины было помнить, из какой дыры что готовое вылезает, чтобы не перепутать ценник на котлеты «Нищебродские» и котлеты «Дворянские».
В отдельной комнате пыхтели волосатые люди в рваных джинсах.
— Ещё одни мои креаторы! — не без гордости представил банду волосатиков за компьютерами хозяин конторы. — Именно они рисуют то, что едите вы.
В напряжённой атмосфере творчества художники отрисовывали пельмешки и фрикадельки. Никто не помнил, как они в натуре должны выглядеть, поэтому на столах были раскиданы старинные кулинарные книги и текстовые описания продуктов. Один из волосатиков вскочил, начал рвать на жопе волосы и бегать по комнате:
— Я так не могу! Я творческий человек! Я не могу нарисовать аромат! Да ещё и бяки-кулебяки! Я не знаю, что такое кулебяка!
Хозяин остановил художника и по-отечески обнял:
— Ну-ну, успокойся, у вас тяжёлая нервная работа, вы на передовом фронте. Ты нарисовал какое-то говно, как из цеха. Погугли в интернете тщательнее, посмотри, как бяка выглядит у конкурентов. А дальше – фотошоп в руки и твори чудеса, из жирной свиноматки – худую секс-бомбу, ведь ты же художник!
Один из журналистов взял яркую красочную упаковку, пахнущую типографской краской. Вся коробка была исписана ГОСТами и составом: свежее мясо юных инфантильных бычков, пасущихся на роскошных лугах, безвозмездно отдавших свою плоть в эту сочную элитную котлету и умерших с улыбкой и умиротворённо.
— Что-то не вяжется с говном в цехе, — язвительно заметил один журналист.
— Так это художники всё пишут – и состав, и ГОСТы, и рисунки. А они – люди творческие, их задача – создать образ поглощаемого продукта. Мы вообще рекомендуем в процессе еды ставить упаковку перед собой.
— Но сделано-то не по ГОСТу и без мяса! — не унимался журналист-правдокоп.
— Как это не по ГОСТу, когда на коробке художник каллиграфическом почерком семьдесят вторым шрифтом написал для слепых «Тушёнка по ГОСТу 1937 года, сталинская приёмка, из военных запасов спецчастей, 100% мяса»? Классическое таргетирование на старпёров и долбанутых вояк, что не так? — возмутился хозяин.
— Но там же нет мяса!
— Ты чо, дурак? Ты как попал в журналистику, мудень? — хозяин налился кровью, как клоп на разговении, и начал чеканить. — Написано на коробке мясо – значит мясо! Контролирующий орган проконтролировал, что мясо – значит мясо! Институт грёбаного питания подтвердил, что мясо – значит мясо! Халяльные и кошерные пейсатые черножопые написали халяльное или кошерное – значит халяльное или кошерное! Или мы все тут мудаки, мля, собрались, а ты тут розовый и пушистый?!!
— Но я, но это же… — замялся журналист, ожидая, что сейчас сам пойдёт на котлеты.
— Понимаете, недоросли вы, нищебродские чурбаны необразованные, важен образ продукта, а его внутреговняное исходное содержимое в принципе непознаваемо. Ибо говно существует вне нас, само по себе, а познаваемо нами лишь через субъективные чувства. Но разве весь огромный супермаркет признается, что наелся фасованного говна, как не признался народ Израильский, чего он там в пустыне наелся? Тем более, что неговна давно уже в мире нет. Так что кушайте кантовские котлетки, смотрите на этикетку и радуйтесь жизни. А то, неровён час, докопаетесь до истины, а из ямы выбраться не сможете.
В заключение журналистов отвели в самое сердце ноу-хау пищевого комбината – блок элитных продуктов для гурманов. Сначала шёл отдел растительной продукции. В мрачном подвале при тусклом свете ламп дневного освещения из чашечек с пластиковым физраствором вырастала белая трава и бесцветные ватные овощи. Их аккуратно собирали мягкими ладошками таджикские девственницы и бережно несли в цех раскраски, где бабки с разорённой хохломской фабрики по старинным хохломским рисункам раскрашивали еду.
— Вот, яркий пример обратного хода истории. Сначала деревяшки раскрашивали по еде, теперь еду раскрашиваем по деревяшкам, — философски заметил хозяин. И тут же выдал казус: — Во было смеху, когда подслеповатые бабки перепутали и пенопластовый арбуз тыквой раскрасили. Развезли по ресторанам, там шеф-поавара трахались, суп из «тыквы» варили. Ничего, сварили! Гламурные клиенты довольны были, нахваливали тыкву.
Ладно, к тряпичным петрушкам и укропам из самогидропонных подвалов с протекающими трубами все привыкли. А вот отдел мясной продукции – это изюминка любого пищевика. Сначала журналисты увидели трёх огромных омоновцев, пытающихся засунуть шмат сои в истошно вопящую и сопротивляющуюся свинью. Навоз летел фонтаном, свинья упиралась, омоновцы выдыхались.
— Тупиковая ветвь. Месяц уже бъёмся – больше центнера запихать не удаётся. А в барана вообще и пуда не засунешь. Это куры-дуры, всё жрут, — объяснил хозяин суть действа.
— Так что вы паритесь, накормите говном из соседнего цеха! — подсказал журналист.
— Не жрёт, падла. Это же свинья, а не человек.
— Так комбикорма напихать?
— У буржуев дорого покупать, а наши только говно могут производить, козлы, — посетовал бизнесмен.
В следующем зале журналистам представили самое что ни наесть ноу-хау – квадратную корову. Квадратная корова стояла в квадратном стойле, к корове шли трубочки и проводки. Из соседней комнаты через стекло за ней наблюдали яйцеголовые учёные.
— Вот, квадратная нанокорова, как президент просил.
— И что, дешевле выходит? — поинтересовался народ.
— Пока нефть меньше сотки в массовом производстве дешевле, чем заталкивать сою с опилками в живую корову, но как всегда в России, с учётом всех согласований, дороже, чем в Аргентине, что б они сдохли, что б на них таможня напала, — ответил хозяин. — Мы её из углеводородов надуваем с помощью стволовых клеток. За квартал сразу получается куб мяса метр на метр на два, почти без костей, сразу со штрихкодом на жопе, надписью «не кантовать» и рюмочкой «осторожно, хрупко».
— Так это же прорыв в питании! — захлопали в ладоши журналистишки.
— Отвяньте, доширачники. Для вас прорыв уже произошёл: говноеда из говна в говносупермаркетах. А это – элитный продукт. Одна беда, что пока нестабильный: то хер на лбу вырастет, то вымя жопу перекроет. Кстати, срать ей не надо, мы её углеводородами пичкаем через катетер, и парниковый газ не выделяется, «Гринпис» нам уже премию дал за это.
И квадратная корова из-за стекла грустно покачала квадратной головой.
— Ладно, если вокруг одно наноговно, что вы сами едите-то? — в сердцах задали вопрос журналисты.
Хозяин фабрики сразу погрустнел, первый раз за всю презентацию. И рассказал, как создал на юге экологическую ферму, но через год всё спёрли, на ферме растили коноплю, а ему высылали говно в красивой упаковке. Потом платил баснословные бабки заграничным старушкам из французского Прованса за настоящую еду, так через полгода по денежным переводам бабок вычислила европейская чурбанская мафия, бабок забили и стали высылать гавно в красивой упаковке. Потом он лично стал растить капусту на своём огороде, но половину её сожрал сатанинский червь, а вторую половину, плача и рыдая, отдал он за бешенное бабло в ресторан, а себе купил говна в красивой упаковке и, давясь, кушал. И теперь он питается талой водой и берёзовой корой.
— Так что же нам написать гурманам планеты? — вопросили журналисты. — Общественность ждёт!
— Да пишите, что хотите. Мы всё равно им вырастим и продадим кусок говна с любыми заранее заказанными свойствами. Кантовщина чёртова, транс-цен-ден-тально, понимать надо, — и печальный хозяин удалился грызть берёзовую кору и запивать её талой водой.
Городской белый мини-автобус бежал между бесконечных грязевых полей разорённых колхозов, торчащих палок замороженного недостроя, грязных покосившихся халуп пригородных бомжей. Внутри мини-автобуса шпротами сидели журналистишки и икали утренними бутербродами в такт раздолбанной российской дороге, которая вела на образцовый комбинат пищевых продуктов «Пять хлебов и две рыбки». Комбинат высился ослепительными белыми цехами и щетиной забора посреди всеобщей помойки товарно-людского разложения. Ни растительности, ни, тем более, какой-либо захудалой коровёнки здесь даже близко не было – всё больше развесистые лопухи рваного полиэтилена и чудом не сданный на металлолом трактор, обнаруживаемый лишь по ржавой крыше в центральной луже.
— Ещё один говнокомбинат. Сейчас будут соевой стружкой пичкать, — недовольно сказал один журналист с утренним блевотнозелёным лицом, вылезая из автобуса, заглатывая марганцовку вперемешку с пригоршней активированного угля. — Эх, было время: ассамблеи, новые русские, икра, эээх…
Навстречу мятой журналистской братии, как чёрт из табакерки, выскочил хозяин сего заведения, озаботившийся пиаром своего детища среди необразованных слоёв населения. По его сияющей лощёной морде было видно, что у него всё хорошо – и даже лучше.
— Товарищи журналисты, сегодня я вам покажу светлое будущее нашего питания. Добро пожаловать в креативную мастерскую Бахуса и Диониса, в генератор плотской пищи для нашего любимого народа.
— О нет, сейчас таким креативом накормят, что неделю над унитазом чудеса левитации показывать придется. Это не благопристойный фуршет в Метрополе, — вздохнул по ушедшим удалым временам зелёный журналист и зачерпнул ещё дозу активированного уголька.
— Всё начинается с кадров! Кадры решают всё, — хозяин комбината провёл тусовку в первый зал, где трудились технологи производства и их подмастерья. — Как говориться, хорошая еда – это хороший химик!
В зале в противогазах и резиновых костюмах химзащиты бродили люди, вдумчиво ковыряясь у сатанинских химических приборов. Они брали мерными совочками порошки из вёдер, на которых были нарисованы череп и кости, и сыпали в общую бадью. Затем капали специальными каплями, вызывая облако едкого дыма. В заключение в этом цеху осуществлялось божественное чудо сотворения пищи, буднично и цинично: из огромного чана загребалась совковая лопата специально подготовленной грязи, туда добавлялась сатанинская смесь, потом – минута работы талантливого скульптора по приданию смеси формы сардельки, потом – пара мазков именитого художника для придания ей цвета и текстуры, и вот – продукт готов!
— И никакого Христа! — радовался хозяин, перетирая между пальцами грязь из чана перед носами гостей. — Да вы попробуйте, хотя бы понюхайте: исходный продукт совершенно невозможно есть!
Гости воротили носы и ждали момента слинять из этой химической лаборатории. Вдруг хозяин богадельни побагровел, и огромными скачками побежал по диагонали в дальний угол помещения, где начинающие технологи оттачивали навыки господни. Одному из них приехал знатный подзатыльник:
— Ты идиот? Ты что в смесь сыпешь? Разорить меня хочешь?
— Я, я, я, товарищ хозяин... Это чуть-чуть сои и кулёк опилок, рецептуру котлеток делаю.
— Я и говорю, ты знаешь, сколько стоит соя?! А как тяжело выторговать опилки ДСП с мебельного производства? Или ты возомнил себя творцом элитных продуктов для богатых? Вон, чан стоит с грязью, оттуда и бери материал. А сою не трогай, не дорос ешё!
Вернувшись к журналистам, хозяин повёл их на производственную линию. Длинный цех начинался с раструба говнопрёмника, куда грузовиками загружали грязь с помойки и вонючую жижу.
— По статистике жители города выбрасывают половину еды на помойку, а, значит, второй половиной срут в унитаз. Это непозволительное расточительство и загрязнение нашей планеты. Мы используем помои и говно для вторичного цикла – как делают туалетную бумагу из макулатуры. Таким образом, человек будет окружён замкнутым стопроцентым циклом воспроизводства.
— А вам не кажется, что из-за вашего так называемого комбината питания человек будет стопроцентно окружён стопроцентными дерьмом? — выпендрился почти независимый журналист.
— А вы случайно не с марша несогласных? Я смотрю, товарищ хочет попробовать пельменей «Студенческих» с пониженным содержанием мяса? — парировал хозяин бизнеса.
— Пытки и химическое оружие давно запрещены, — невнятно пробубнил правдоруб и поспешил затесаться в толпу толерантных коллег.
Дальше линия представляла собой обычный производственный конвейер для всякой херни, как на любых других производствах во всём мире, будь то изготовление велосипедов или телевизоров. Загруженные грязь и говно замешивались со спецхимсоставом до однородной нейтральной смеси, а дальше кучками разъезжалось на резиновых лентах в формовочно-раскрасочные автоматы. Задачей главного технолога адской машины было помнить, из какой дыры что готовое вылезает, чтобы не перепутать ценник на котлеты «Нищебродские» и котлеты «Дворянские».
В отдельной комнате пыхтели волосатые люди в рваных джинсах.
— Ещё одни мои креаторы! — не без гордости представил банду волосатиков за компьютерами хозяин конторы. — Именно они рисуют то, что едите вы.
В напряжённой атмосфере творчества художники отрисовывали пельмешки и фрикадельки. Никто не помнил, как они в натуре должны выглядеть, поэтому на столах были раскиданы старинные кулинарные книги и текстовые описания продуктов. Один из волосатиков вскочил, начал рвать на жопе волосы и бегать по комнате:
— Я так не могу! Я творческий человек! Я не могу нарисовать аромат! Да ещё и бяки-кулебяки! Я не знаю, что такое кулебяка!
Хозяин остановил художника и по-отечески обнял:
— Ну-ну, успокойся, у вас тяжёлая нервная работа, вы на передовом фронте. Ты нарисовал какое-то говно, как из цеха. Погугли в интернете тщательнее, посмотри, как бяка выглядит у конкурентов. А дальше – фотошоп в руки и твори чудеса, из жирной свиноматки – худую секс-бомбу, ведь ты же художник!
Один из журналистов взял яркую красочную упаковку, пахнущую типографской краской. Вся коробка была исписана ГОСТами и составом: свежее мясо юных инфантильных бычков, пасущихся на роскошных лугах, безвозмездно отдавших свою плоть в эту сочную элитную котлету и умерших с улыбкой и умиротворённо.
— Что-то не вяжется с говном в цехе, — язвительно заметил один журналист.
— Так это художники всё пишут – и состав, и ГОСТы, и рисунки. А они – люди творческие, их задача – создать образ поглощаемого продукта. Мы вообще рекомендуем в процессе еды ставить упаковку перед собой.
— Но сделано-то не по ГОСТу и без мяса! — не унимался журналист-правдокоп.
— Как это не по ГОСТу, когда на коробке художник каллиграфическом почерком семьдесят вторым шрифтом написал для слепых «Тушёнка по ГОСТу 1937 года, сталинская приёмка, из военных запасов спецчастей, 100% мяса»? Классическое таргетирование на старпёров и долбанутых вояк, что не так? — возмутился хозяин.
— Но там же нет мяса!
— Ты чо, дурак? Ты как попал в журналистику, мудень? — хозяин налился кровью, как клоп на разговении, и начал чеканить. — Написано на коробке мясо – значит мясо! Контролирующий орган проконтролировал, что мясо – значит мясо! Институт грёбаного питания подтвердил, что мясо – значит мясо! Халяльные и кошерные пейсатые черножопые написали халяльное или кошерное – значит халяльное или кошерное! Или мы все тут мудаки, мля, собрались, а ты тут розовый и пушистый?!!
— Но я, но это же… — замялся журналист, ожидая, что сейчас сам пойдёт на котлеты.
— Понимаете, недоросли вы, нищебродские чурбаны необразованные, важен образ продукта, а его внутреговняное исходное содержимое в принципе непознаваемо. Ибо говно существует вне нас, само по себе, а познаваемо нами лишь через субъективные чувства. Но разве весь огромный супермаркет признается, что наелся фасованного говна, как не признался народ Израильский, чего он там в пустыне наелся? Тем более, что неговна давно уже в мире нет. Так что кушайте кантовские котлетки, смотрите на этикетку и радуйтесь жизни. А то, неровён час, докопаетесь до истины, а из ямы выбраться не сможете.
В заключение журналистов отвели в самое сердце ноу-хау пищевого комбината – блок элитных продуктов для гурманов. Сначала шёл отдел растительной продукции. В мрачном подвале при тусклом свете ламп дневного освещения из чашечек с пластиковым физраствором вырастала белая трава и бесцветные ватные овощи. Их аккуратно собирали мягкими ладошками таджикские девственницы и бережно несли в цех раскраски, где бабки с разорённой хохломской фабрики по старинным хохломским рисункам раскрашивали еду.
— Вот, яркий пример обратного хода истории. Сначала деревяшки раскрашивали по еде, теперь еду раскрашиваем по деревяшкам, — философски заметил хозяин. И тут же выдал казус: — Во было смеху, когда подслеповатые бабки перепутали и пенопластовый арбуз тыквой раскрасили. Развезли по ресторанам, там шеф-поавара трахались, суп из «тыквы» варили. Ничего, сварили! Гламурные клиенты довольны были, нахваливали тыкву.
Ладно, к тряпичным петрушкам и укропам из самогидропонных подвалов с протекающими трубами все привыкли. А вот отдел мясной продукции – это изюминка любого пищевика. Сначала журналисты увидели трёх огромных омоновцев, пытающихся засунуть шмат сои в истошно вопящую и сопротивляющуюся свинью. Навоз летел фонтаном, свинья упиралась, омоновцы выдыхались.
— Тупиковая ветвь. Месяц уже бъёмся – больше центнера запихать не удаётся. А в барана вообще и пуда не засунешь. Это куры-дуры, всё жрут, — объяснил хозяин суть действа.
— Так что вы паритесь, накормите говном из соседнего цеха! — подсказал журналист.
— Не жрёт, падла. Это же свинья, а не человек.
— Так комбикорма напихать?
— У буржуев дорого покупать, а наши только говно могут производить, козлы, — посетовал бизнесмен.
В следующем зале журналистам представили самое что ни наесть ноу-хау – квадратную корову. Квадратная корова стояла в квадратном стойле, к корове шли трубочки и проводки. Из соседней комнаты через стекло за ней наблюдали яйцеголовые учёные.
— Вот, квадратная нанокорова, как президент просил.
— И что, дешевле выходит? — поинтересовался народ.
— Пока нефть меньше сотки в массовом производстве дешевле, чем заталкивать сою с опилками в живую корову, но как всегда в России, с учётом всех согласований, дороже, чем в Аргентине, что б они сдохли, что б на них таможня напала, — ответил хозяин. — Мы её из углеводородов надуваем с помощью стволовых клеток. За квартал сразу получается куб мяса метр на метр на два, почти без костей, сразу со штрихкодом на жопе, надписью «не кантовать» и рюмочкой «осторожно, хрупко».
— Так это же прорыв в питании! — захлопали в ладоши журналистишки.
— Отвяньте, доширачники. Для вас прорыв уже произошёл: говноеда из говна в говносупермаркетах. А это – элитный продукт. Одна беда, что пока нестабильный: то хер на лбу вырастет, то вымя жопу перекроет. Кстати, срать ей не надо, мы её углеводородами пичкаем через катетер, и парниковый газ не выделяется, «Гринпис» нам уже премию дал за это.
И квадратная корова из-за стекла грустно покачала квадратной головой.
— Ладно, если вокруг одно наноговно, что вы сами едите-то? — в сердцах задали вопрос журналисты.
Хозяин фабрики сразу погрустнел, первый раз за всю презентацию. И рассказал, как создал на юге экологическую ферму, но через год всё спёрли, на ферме растили коноплю, а ему высылали говно в красивой упаковке. Потом платил баснословные бабки заграничным старушкам из французского Прованса за настоящую еду, так через полгода по денежным переводам бабок вычислила европейская чурбанская мафия, бабок забили и стали высылать гавно в красивой упаковке. Потом он лично стал растить капусту на своём огороде, но половину её сожрал сатанинский червь, а вторую половину, плача и рыдая, отдал он за бешенное бабло в ресторан, а себе купил говна в красивой упаковке и, давясь, кушал. И теперь он питается талой водой и берёзовой корой.
— Так что же нам написать гурманам планеты? — вопросили журналисты. — Общественность ждёт!
— Да пишите, что хотите. Мы всё равно им вырастим и продадим кусок говна с любыми заранее заказанными свойствами. Кантовщина чёртова, транс-цен-ден-тально, понимать надо, — и печальный хозяин удалился грызть берёзовую кору и запивать её талой водой.
