Как граждане президента поучали.
Поздним утром, когда граждане жилой многоэтажки выспались и начали вытаскивать свои ленивые тела на облучение телевизором, во двор, безо всяких мигалок, скромно въехали Президент с Премьером. Минут пятнадцать порыскав в поиске парковочного места, длинный лимузин сиротливо приютился сбоку грязной лужи – в самом позорном месте для здешних автолюбителей. Из лимузина, стараясь не хлопать дверьми, дабы не тревожить сон добропорядочных граждан, аккуратно вылезли оба руководителя. Тот, что покороче, развернул листочек, вычитал первую строчку из списка и указал на нужный подъезд. Делегация направилась к подъезду номер девятнадцать, квартира две тысячи двести тридцать восемь на двадцать втором этаже. Собравшись c духом, Президент нажал заветный номер на грязном домофоне, поморщился, вытер пальцы платочком и приготовился к диалогу.
Спустя три минуты из домофона раздался металлический лязг, и недовольный, пропитый сиплый голос, судя по всему, феминизированной женщины-цистерны неопределённого постклимактеричного возраста, недовольно спросил:
— Але?!
Президент поднялся на цыпочки и извиняющимся тоном начал:
— Извините, пожалуйста, мы к Марфе Ивановне, мы − президенты. Вы вызывали.
Женщина-цистерна в недрах циклопической многоэтажки задумалась на секунду и так же недовольно ответила:
— А, эти... Понаехали тут, дармоеды...
Но железная дверь открылась, и делегация проникла в подъезд.

* * *
— Марфа Ивановна? — политично начал президент. Он переступил порог затхлого жилища типичного добропорядочного гражданина страны, но сморщил нос от непривычного купажа ароматов московской средней зажиточности.
— Нет, блин! Батурина с этой, как его там, «Интекой»! — выпалила в ответ Марфа, вытирая руки засаленным кухонным полотенцем с вышитым жирным петухом на нём. Марфа была типичной москвичкой с Поволжья и рядом с президентом действительно выглядела, как железнодорожная цистерна. Марфа, недовольная изменением вековых утренних традиций выходного дня, продолжила:
— Вот ты хоть президент, а дурак! А я хоть домохозяйка, а выше тебя. И умнее.
Президент замялся и интеллигентно заметил:
— Извините, но я, всё-таки, президент, и попрошу говорить со мной...
Но не успел закончить речь, как женщина цистерна рявкнула:
— Ах, ты, мать твою за ногу! Утренний президент, ядрён-батон! Понаехало вас тут, карликов, на нашу трудовую голову! Трудишься тут, трудишься, как белка в колесе, а они вон тебе нате! В пиджачке, мать вашу, за тыщи баксов, в галстучке, припёрся тут, когда никто не звал! Сталина на вас нет! — закончила женщина пламенную речь, оказавшись уже вплотную у лица Президента.
— Дочь, кто там?! Доставка телевизоров?— донеслось из комнаты на условный сигнал «Сталин», перекрывая звуки телевизора, по которому все беспрерывно смеялись.
— Не, дед. Никто! — крикнула тётка, не оборачиваясь в сторону комнаты.
— Марфа Ивановна, мы по делу. Вы нас вызывали, — решил ускорить дело Премьер.
— Вызывала, вызывала! Где вы были, когда я одна с тремя детьми на «черкизоне» от бандитов отстреливалась?!
— Мы закрыли Черкизовский рынок, Марфа Ивановна.
— Сволочи вы последние! Всё трудовой народ грабите, грабите, работу отнимаете, всё своим сетям еврейским отдаёте. Пошто вам рынок сдался?!
— Так его закрыть или открыть?
Марфа задумалась и шлёпнула грязным полотенцем Премьера по плечу так, что тот не успел отскочить:
— А ты вообще заткнись! Ты мне за Чечню и «Норд-Ост» ещё ответишь!
— Кто-то пострадал? — участливо спросил Президент, выхватил блокнотик и приготовился записывать. — Фамилия, имя, поставлю на личный контроль.
— Да заткнись ты, типун тебе на язык! Детушек я откупила, а в театры, как замуж за местного вышла, так ни разу и не ходила. Ладно трепаться в коридоре, пошли в комнату, сейчас я вам задам трёпку!

* * *
— Взять всё и поделить! — радостно закончила длинный монолог тётка-цистерна.
— Марфа Ивановна, такое уже было, и не раз, и даже буквально недавно, — отвечал Президент.
— А всё потому, что евреи, жиды проклятые, ворьё кругом, зэки пархатые, фашисты, феминисты и пидорасы! Распустили страну! Да-да, так и запишите в свой блокнотик, — женщина говорила страстно, периодически подсознательно перескакивая на поволжский акцент, лицо её раскраснелось, как в бане, и редкие волосы разметались, как на баррикадах.
— Я обязательно запишу, я для этого и приехал, но скажите мне конкретно: что надо сделать? — Президент устал ждать концентрации мысли простого россиянина и начал подсказывать. — Ну, например, дорогу построить, больницу, закон принять какой.
— Дорогу у нас и так построили, ты не примазывайся, откатчик!
— Прямо так сами взяли и построили?
— Да-да, я сама видела – приехали таджики на катке и построили!
— А с чего они вдруг приехали и построили?
— Дык, дорога поганая была, вот и приехали. Уж не из-за вас, гадов! Вы бы таджиков − на органы, каток − на металлолом, асфальт − себе на дачу, а сами в Крушевель, знаю я вас!
— Ладно, возвращаемся к вашим претензиям, из-за которых мы, собственно, у вас сейчас и находимся. Что вы хотели нам наказать?
— Блин, ты дурак или как? Я тебе уже битый час твержу – хочу справедливости! Неужели это непонятно! Вы ж, чай, не как я ПТУ мыловарки, а институты заканчивали!
— Это понятно, мы все хотим справедливости, а как это сделать? Скажите мне, как простая кухарка простому президенту.
— Ну, твою мать, я ж сто раз сказала – взять всё и поделить! Записал?
Президент тупо ковырял ручкой блокнот. Эта фраза была записана на первой страничке и обведена многократно. Собственно, это и был основной и единственный посыл добропорядочных граждан к своему президенту. Но как это сделать – решительно никто не представлял. Президент подумал ещё чуток, и решил, что надо закругляться.
— Так, ещё что есть, кроме «всё поделить»?
— Э, хитрован, а ты записал? — подскочила на месте женщина.
— Да вот, вот, на, посмотри. Те, — тыкнул он её в первую страничку.
— А, вижу. Молодец, Президент. Совсем ведь не дурак, когда обругаешь! Да ведь, Президент?! — и Марфа хлопнула Президента по плечу так, что он чуть не слетел с дивана.
— Что ещё будет угодно? — процедил чиновник сквозь зубы, не вынося фамильярного обращения.
— Тю-ю, ты что, обиделся? Да лана, не обижайся! Ведь мы все… это… россияне! Есть у меня ещё одно желание – сними меня на свой айфон.
— А может, не надо? — взмолился Президент.
— Надо. Нас вместе, на диване, и чтобы ковёр!
Президент оглянул убогую комнатёнку, дешёвый пластик на окнах, старый ковёр и диван в «бабушкином» дизайне, вздохнул и протянул сотовый Премьеру: «Володя, помоги».
— Э, нее! — заверещала цистерна, придвигаясь и обнимая собеседника. — Володя, сиди! Ты сними, Дима. С вытянутой руки сними, как в интернете принято!
Когда экзекуция была закончена, Президент поправил пиджак и, наконец-то, глотнул свежего воздуха, Марфа добила.
— И в блоге своём размести, дорогой.
— Это-то зачем?! — возмутился блоггер.
— Размести, кому говорю! Воля простого народа! — насупилась Марфа.
— Чёрт с тобой, с Вами, простите. Что ещё будет? — спросил Президент, вставая с дивана.
— «Камеди клаб» под пельмешки можем посмотреть, пиво есть с чипсами, пообсуждать судьбы страны. А скоро новый телевизор принесут, во-о-от такущий! — и тётка восторженно обвела руками огромный круг.
— Нет уж, увольте. Мы, с вашего позволения, пойдём, — и делегация, сбивая множественные «ароматные» галоши в узком коридоре, поспешила к выходу.

* * *
На выходе внезапно образовалась пробка. Это дед пошёл к соседней бабке за солью, ну и так, потрещать за жизнь, что все вокруг сволочи и как надо обустроить страну.
— Извините, — кротко сказал премьер, стальной дверью задев деда на лестничной клетке, когда тот общался с любопытной старушкой, выглядывавшей из соседней квартиры.
— «Извините» к пенсии не прибавишь! — крикнула старушка мужчинам, и тут же полюбопытствовала у деда: — А кто это к вам пожаловал?
— Да вот, доча Президента вызвала. По программе демократизации и учёта чаяний простых россиян.

Бабка как узнала, откинула костыль, распахнула дверь, подпрыгнула и вцепилась в лацканы пиджака близстоящего охранника с воплями:
— Смерть твоя пришла, сволочь! Сейчас держать ответ будешь! За дедушку Ленина! За попранные идеалы! За ГУЛАГ и бороду Солженицына! За хрюшку Гайдарчика, иуду, за киндер-сюрприза!
За эту длинную речь обессилившая старушка сползла вниз по мощному торсу охранника, но продолжала бороться с проклятым режимом:
— За ювенальную юстицию, гады, за всё ответите! За лекарства, за пенсию нищенскую! Падлы, за гречу!.. — взвизгнула старушка, сползла на пол, начала корчиться в ногах у охранника с каменным лицом, шипеть что-то противное, пускала пузыри беззубым ртом и пыталась скрюченной ручкой подцепить костыль, при этом часть полы драного халата открылась, обнажив фрагмент безжизненной груди.
«Какая эклектика», — подумал Премьер.
«Какая гадость», — отвернулся Президент.
«Дать бы в рыло, всем», — подумал охранник.

На крики выбежала Марфа Ивановна и, с вполями «убивают стариков, женщин и детей!», засаленным вафельным полотенцем с жирной вышитой птицей начала хлестать охранника. Между ней и опешившим дедом просунул голову сынок-лоботряс, вытащил свою «зеркалку» и начал бешено снимать очередной кровавый репортаж, крича сестре в сторону комнаты:
—Машка, кетчуп тащи, кетчуп! Миллион просмотров! Сто миллионов!

Когда все успокоились, старушку подняли, запахнули на ней халат, посадили на табуретку, отряхнули от грязи и налили валерьянки, а сынок вывалил тонны фотографий на форум борцунов, Премьер спросил:
— Можно нам идти? Пожалуйста.
— Хрен вам, гады, кровопийцы, убийцы, душители! — сказала старушка, ещё не отдышавшись.
— Ну, а Вам что будет угодно? Тоже справедливости, взять всё и поделить? — участливо, с ехидством, спросил Премьер, сильно наклонившись к старушке.
Старушка перестала стучать вставной челюстью о стакан и подняла удивлённые глаза на Премьера:
— Дак, вы всё знаете?
— Несложно догадаться, мы книжки читаем, классическую литературу, — сказал в воздух Президент, рассматривая наскальную живопись подъезда.
— Врёт он, всё врёт! — заверещала баба-цистерна. — Это я ему подсказала, давеча, у меня в комнате, на диване!
Президент вспомнил фотосессию, поёжился, отвернулся от стены и обратился ко всем:
— Товарищи простые россияне, мы готовы бежать и исполнять ваши поручения.
— Хрен вам на рыло! — чётко произнесла бабка. — Сначала подъезд помой, а то вишь, как засрал! Гад!
Президент впал в ступор, такого ему ещё не наказывали:
— Кто, простите, запачкал подъезд?
— Ты, ты! А кто ж ещё?! Дармоед чёртов.
— И когда, простите, я успел это сделать?
— А мне почём знать? Я человек честный, добропорядочный, зачем мне в глазок следить? — отвечала старуха, важно сложивши руки на увядшей груди, которая уже шла полным потоком в интернет.
— Предположим. Но, может быть, мне лучше пойти и заняться более серьёзными делами? Например, исполнить заказ Марфы Ивановны и всё поделить?
— Накося выкуси, хитрован! — старушка входила в раж. — Давай-давай, исполняй свои прямые обязанности! Тряпочку в руки и вперёд, мыть стеночку!
— Но это не совсем мои обязанности, мои обязанности больше управлять... — начал было Президент.
— Ты мне зубы-то не заговаривай! Мы – народ – лучше знаем, кто и что должен делать! Ты – президент хренов – сейчас возьмёшь тряпочку и вымоешь нам лесенку, а потом, вечерком, всё поделишь. Только поровну! А мы пока телик посмотрим.
В это время Марфа вынесла табуретку и пропитанную жиром старую тряпку с кухни:
— На, болезный, вот тебе табуреточка, вот тряпочка, начинай. Наведи порядок в стране.

* * *
Президент стоял на табуретке и стирал надписи со стен лестничной клетки, пока Премьер собирал бычки. В это время двое уже не бодрых к двадцать второму этажу грузчика вручную тащили огромный плоский телевизор, который не влезал в лифт.
— Что–то не так, Володя, — сказал пыхтевший наверху Президент.
— Ага, хрень какая-то, — натужно ответил Премьер, едва разогнувшись и взявшись за поясницу.
— Но-но, разговорчики! — прикрикнула сверху простая россиянка, открывая дверь, чтобы в квартиру внесли огромный телевизор. — У нас сейчас демократия, власть народа, понимаешь. Так что работайте, работайте!