В тени султана-баобаба
лежала каменная баба
с отбитым носом
с мшистой рябью
в канаве, вытянутой вдоль,
издав сладчайший карамболь
на корни рухнула
и пухла, словно тесто,
и разжижала кровь.
О, вспомнят ли меж звезд
об ухайщей невесте,
что мчится прочь,
всё вновь и вновь?

И кто-то собрал караван,
и вырядился белым и алым,
и пустил вперед скарабея,
и девочку с глазами жухлой зелени.
Бейте в барабаны,
слонов погонщики!
Забудьте на полгода
про погромы,
грядут моложе вас сменщики,
такая жаркая погода,
что не до них,
и - пить бы, пить бы!
шуршат верблюды
- быть ли, быть ли,
и людоеды дюн
раскатывают губы.

О, крошечные ящерицы,
ныряющие в трещины!
О, истуканы забытых провинций!
укажите же путь к каменной женщине,
что лежит на последней
и жуткой границе,
за гробницами ряженых
и кому-то суженных,
недужных и контуженных
грохотом переборным небес.

Иногда на закате
запускается кросс-процесс
и являются волны и бури,
в кожуру облачаются дыни
и киви
и я готов танцевать до одури,
когда давление падает до 720.
Сколько можно идти?
Я не знаю.

Грифы на баобабе
глаза закрывают -
притворяются,
что её здесь нет.
Я хотел бы притвориться так же
и просто зачитать текст по бумажке
о непредвиденных обстоятельствах,
о казённом марьяже,
но не знаю, что может быть гаже.
О, снимите же эти плюмажи!

Руки великана - жги!
Камень истукана - бей!
Железо на копья и на мечи
безостановочно - куй!
Жар от подземной печи
меньше, чем солнца укус.
Я забываю, чем виноград
лучше дёгтя и сажи на вкус.

И, открывая космический рот,
кто-то в созвездьи кентавра блюёт.

Дождь из лягушек,
пролейся, пролейся!
Завтра, мой друг,
мы разучим слова
этой загадочной песни,
и все градины сложатся в круг.
Пусть оживут приходящие камни,
пусть составы, несущие
плюмбум и магний,
разрезают леденящую крошку
на стальной дуге неба.
Гляди - она уже пороге,
давит фасеточными глазами
и больше
нам не понадобятся дороги
и отлитые в чертовы пальцы дензнаки.