Это я увидел сегодня результаты такого опроса.
...Эта небольшая повесть («Собачье сердце») до краев наполнена презрением к русскому народу и потому особенно им любима: народ, если он дремуч, всегда любит, чтобы его презирали. Русский народ называют народом-правдоискателем, вечным странником в поисках истины, которая, истина, вкупе со справедливостью стоит для него превыше всего; может быть, в данном случае он чувствует себя по справедливости достойным барского презрения и считает это презрение в свой адрес печально заслуженным?
Существует и другое объяснение любви к «Собачьему сердцу». Каждый читающий эту книгу почему-то ассоциирует себя исключительно с профессором Преображенским, в крайнем случае с доктором Борменталем, но уж никак не с Шариковым и Швондером.
Между тем, большинство ее читателей вышло если не из шкуры Шарика и кожанки Швондера, то из рабоче-крестьянского зипуна или местечкового лапсердака. По Булгакову, люди второго сорта, физически неспособные стать полноценными членами общества, они со щенячьим благоговением внимают едким речам профессора Преображенского…
Булгаков вообще стал знаковой фигурой в истории постсоветской литературы. Писатель вроде бы элитарный, по крайней мере, однозначно позиционирующий себя как элитарного, писатель, с презрением бросающий свои несгораемые книги в лицо простоватого читателя, иронией истории он стал архитектором новых стереотипов массы относительно избранности и элитарности.
Речам его профессора Преображенского живущий сегодня стараниями убиенной Советской Власти немного теплее, чем раньше, плебей внимает с благоговением не потому, что этот профессор — человек редкостных душевных качеств и даже не потому, что он уникальный профессионал в области медицины. «Холодными закусками и супом закусывают только недорезанные большевиками помещики. Мало-мальски уважающий себя человек оперирует закусками горячими. А из горячих закусок — это первая. Когда-то их великолепно приготовляли в Славянском базаре…» Плебей слушает эти неспешные, произносимые вальяжным баритоном артиста Евстигнеева речи, раскрыв рот. Он ведь по сей день бродит по базару, выбирая пучок подешевле, и запивает в Макдональдсе кокаколой сосиску в тесте. Виртуозные манипуляции вилкой и ножом на фоне немыслимых разносолов так таинственны, загадочны и достойны восхищения! Вот что самое главное в профессоре Преображенском! Ну и, разумеется, его такое легкое, такое остроумное и утонченное презрение к быдлочеловеку Шарикову, когда буквально тремя словами выносится совершенно неотменяемый вердикт…
Интересно, что сам по себе образ профессора, каким его задумал Булгаков, совсем не таков. Это язвительный и раздражительный интеллигент безо всяких претензий на аристократизм, фанатик скальпеля и карболки, отгородившийся от мира приемной с калошами. Амбиции Преображенского простираются куда дальше язвительных филиппик в адрес наследивших в прихожей: он желает стать творцом нового человека, der neue Mensch… Ну а читатель желает видеть его не таким.
Очередная ирония истории, ирония, еще более едкая, чем речи желчного профессора, состоит в том, что эталоном интеллигентного аристократа Преображенский стал для тех людей, критериями аристократизма для которых являются лакированный автомобиль и загородный домик...