Настроение:

blah

Бабы
Вообще страшное дело. Страшное.
Женский коллектив в количестве дюжины, с наличием естественной конкуренции, тусующийся на пространстве в двадцать квадратных метров.
Это когда вроде как всё происходящее внутри тебя не касается, но как только взглянешь, то сразу хочется отвернуться и смотаться куда подальше.
Это когда ты слышишь что-то наподобие "ой ,наша красавица пришла!" или "ой, я всегда так рада тебя видеть!" или "ой, это просто волшебно, что ты со своими волосами сделала!", и через минуту доносится "ах, она сука лохматая", "не, ну ты посмотри, что она вытворяет", "уродина натуральная", "стерва, только и знает, что часами лясы точить и не работать", и всё это говорится по отношению к одной и той же персоне. И потом приходит другая, третья, и всё повторяется, а потом первая с третьей выходят обсуждать вторую, а потом третья капает на первую начальству, а потом пятая приходит уже ночью, когда никого нет, и докладает обо всех сразу, а потом четвёртая сидит на моём стуле у входа, и курит, и поливает дерьмом всех походя, и я понимаю, что это она даже не со мной разговаривает, ей просто надо вылить всё то, что у неё там накопилось за рабочий день и т.д. и т.п.
Или это когда ты берёшь законный двадцатиминутный перерыв и, прихватив заранее купленный пирожок и стаканчик для чая, направляешься в маленькую столовую на втором этаже, и застаёшь там мадам Седьмую, мисс Девятую и сеньору Четвёртую, и ты понимаешь, что тебе на хер этот перерыв не нужен, как бы ты ни был голоден, как бы ни устал. И эти три львицы духов и косметики ведут между собой очаровательный по содержанию разговор, и воздух так насыщен их взаимной ненавистью, что его можно замешивать и ставить в печь. И ты мямлишь "приятного аппетита", и они тоже желают тебе того же, и ты скромно делаешь себе чай, в тайне лелея надежду, что хоть одна из них сейчас свалит, но они не сваливают, они все сидят за столом, и не собираются уходить, потому что им очень многое надо обсудить. И ты присаживаешься за самый краешек стола, и стараешься выглядеть незаметным, и с отвращением жуёшь свой пирожок, пытаясь убедить себя, что ты ещё голоден, и ничего больше не хочешь, как только поскорее отсюда смыться. И ты украдкой глядишь на них, сладко беседуюших, и ты видишь, что у них не лица, а маски, и что мадам Седьмая не улыбается сеньоре Четвёртой, а скалит клыки, готовая сожрать её заживо вместе с костями; и тебе также мерещится, что у сеньоры Четвёртой растут под столом длинные щупальца, которые вот-вот обхватят и задушат нежную мисс Девятую, а та, в свою очередь, выпускает жало и стреляет ядовитыми стрекалами в направлении мадам Седьмой, и чтоб та была здорова.
И потом все они, страдающие избыточным весом и постоянно толкующие о новых диетах, они спорят о куске кекса, который лежит на столе сежду ними, и все уговаривают друг друга его съесть, и каждая отказывается, и когда мне уже кажется, что ещё чуть-чуть и дело дойдёт до драки, либо все три вспыхнут, почернеют и превратятся в головёшки, так им трудно себя сдерживать, чтобы не вцепиться друг другу в горло, ты хватаешь этот кусок кекса (ты ведь никогда не страдал избыточным весом), мигом заглатываешь, хвалишь на все лады производителя, и быстренько-быстренько, с ещё недопитым чаем выскакиваешь на улицу, отплёвываясь и утирая пот, и боже мой, нет ничего лучше, чем работа на свежем воздухе.