Сон разума

Граф сидит на кухне, в шляпе и камзоле, пьёт вино. Шпага на поясе. Смотрит с печалью в окно.
Вбегает лакей.

Лакей. Граф, граф!
Граф. Что тебе?
Лакей. Графиня мёртвая лежит!
Граф. Я знаю.
Лакей. Как, откуда?
Граф. Это я её отравил.
Лакей (в ужасе). Как, ваше сиятельство?
Граф. Да вот так.
Лакей. Как же можно жену свою отравить?!
Граф. Очень даже можно. Надоела она мне.
Лакей. Да как же так… Нет, никак нельзя!
Граф. Ну-ну.
Лакей. Нет, нельзя, ваше сиятельство! Ну вот хоть убейте меня на этом месте, нельзя так!
Граф. Да как нефиг делать.

Берёт шпагу, протыкает Лакея. Лакей падает, умирает.
Граф сидит один, пьёт вино, смотрит в окно. Входит Графиня в белом одеянии.

Графиня (говорит, томно растягивая гласные). Гра-а-аф… Вы всё пьёте?..
Граф. Как видишь, дорогая.
Графиня. Ну-у же… Вот вы какой – даже не взглянете на меня лишний раз…
Граф. Я насмотрелся, дорогая.
Графиня. Граф, Боже мой, вы такой ску-учный… Посмотрите, какой мне сшили саван… (поворачивается так и эдак) Вам нравится мой саван?
Граф (не глядя на неё). Нравится, дорогая.
Графиня. А вы мне обязательно в гроб роз накидайте. Вы же знаете, граф, я так люблю ро-озы…
Граф. Непременно, дорогая.
Графиня. И чтоб оркестр играл какую-нибудь печальную красивую мелодию…
Граф. Конечно, дорогая.
Графиня. Из Баха… Вы же знаете, как я люблю Баха…
Граф. Да, дорогая. Будет Бах. Непременно.
Графиня. А как вы думаете, куда я попаду – в рай или в ад?
Граф. В рай, дорогая. Мне бы очень хотелось, чтобы ты оказалась в аду, но поскольку в аду со всей вероятностью окажусь я, то встретить тебя там снова – это было бы слишком даже для ада.
Графиня. Какой вы несносный, гра-а-аф… (кладёт ему руки на плечи) Но знаете, я вас всё равно обожаю… Я буду думать о вас – там, в раю…
Граф. На здоровье, дорогая. Сколько угодно.
Графиня. Прощайте, мой граф…
Граф. Скатертью дорога. Дорогая.

Графиня исчезает, граф остаётся один, пьёт вино, смотрит в окно.
На кухню вбегает кредитор.

Кредитор. Ага! Это вы? Наконец-то. Я вас обыскался прямо. Когда же вы мне отдадите мои деньги, мои двести тысяч? Я уже полгода жду, а вы всё кормите меня завтраками. Ну же, граф! Имейте совесть! Вы же всё-таки обучались в Сорбонне. Вы можете быть бесчестным, но вы не можете быть глупым человеком. А если вы умный человек, то поймёте, что деньги я из вас так или иначе вышибу. Непременно.
Граф. Идите в жопу. Вы что, не видите, у меня горе. У меня умерла жена.
Кредитор. Ах, Боже мой! И от чего же?
Граф. Бедняжка страдала от чахотки. Она долго и мучительно умирала. Бывало, встанет с постели и сразу «кхе-кхе», потом бежит в туалет и там тоже «кхе-кхе», потом в ванную, и там «кхе-кхе», и за завтраком, и на прогулке, и когда горничных по щекам била, и даже когда мы трахались, постоянно кашляла. Вчера вечером она хотела позвать меня – «Жорж!», – но не выдержала, закашлялась и околела. Завтра похороны. Лучше не приходите.
Кредитор. Да, страшная, страшная история. Но деньги всё ж таки извольте отдать.
Граф. Я уже сказал, идите в жопу. Мне не до вас.
Кредитор. Ах так! Ну тогда я вернусь с полицией! Поглядим, когда они вам пропишут долговую яму!
Граф. Вы не вернётесь.
Кредитор. Что?

Граф протыкает Кредитора шпагой, тот падает, умирает.
Граф сидит один, пьёт вино, смотрит в окно.
Входит Гробовых Дел Мастер Безенчук.

Безенчук (шмыгает носом). Слыхал, графинюшка померла тута.
Граф. Дык.
Безенчук (вытаскивает блокнотик и ручечку). Так какой прикажете – глазетовый и с кистями?
Граф. Глазетовый. Но без кистей. У покойницы к кистям было предубеждение. Всю жизнь не могла научиться рисовать.
Безенчук. Без кистей не положено. Шоб не глазетовый, это я ишшо могу соорудить, а без кистей никак. Хоть убейте.
Граф. Говно вопрос.

Протыкает шпагой Гробовых Дел Мастера Безенчука, тот падает, умирает.
Граф сидит один, смотрит в окно, пьёт вино.
Входит Диакон Андрей Кураев.

Граф. Вы куда? Вы что, не видите, у меня траур.
Диакон Кураев. Я священник, пришёл покойницу окропить. Где она?
Граф. Графиня в спальне, но вам туда нельзя. Она не одета.
Диакон Кураев. Но панихидку-то прикажете отслужить?
Граф. Исключено. Во-первых, я католик. Во-вторых, неверующий. Так что вон отсюда.
Диакон Кураев. Нет, я окропить (направляется в спальню).
Граф. Да чтоб вас, батюшка.

Берёт шпагу, протыкает Диакона Андрея Кураева, тот со стоном падает, умирает.
Граф сидит молча, пьёт вино, смотрит в окно.
Входит Министр Лмберман.

Граф. Что вам от меня нужно? Только давайте побыстрее, а то у меня покойница стынет.
Либерман. Как вы считаете, Израиль должен быть государством в первую очередь для евреев?
Граф. Для каких таких евреев?
Либерман. Ну, евреев.
Граф. Жидов, что ли?
Либерман. Ну дык. Я имею в виду – в первую очередь.
Граф. Значит, так. Записывайте. В первую очередь. Первую очередь – по жидам. Вторую очередь – по чуркам. Третью – по ниггерам. Четвёртую – по узкоглазым. Пятую – по всем остальным, чтоб никого не осталось. Вообще. Один я. Записали?
Либерман (потея, дописывает). Да-да.
Граф. Один я. Вас тоже не должно остаться. Так что не обессудьте.

Протыкает шпагой Министра Либермана, тот бухается на пол, умирает.
Граф сидит в гордом одиночестве, пьёт вино, смотрит в окно.
Входит Андрей Луговой.

Луговой. А вот полония, кому полония.
Граф. Полоний убит. Вы что, не в курсе?
Луговой (опешив). Нет.
Граф. И как его убили, вы тоже не знаете?
Луговой (опустив голову). Нет.
Граф. Ай-яй-яй. Классику знать надо. Вот, смотрите.

Берёт занавеску, протыкает Андрея Лугового шпагой через занавеску.
Андрей Луговой вскрикивает, падает, умирает.
Граф сидит за столом, пьёт вино, смотрит в окно.
Входит Кондолиза Райс.

Кондолиза Райс. А вот я хотела сказать… Простите, мы вас ещё не заебали?
Граф. Ещё как заебали. Я вообще не понимаю, что вам от меня нужно. У меня здесь Франция, семнадцатый век. А у вас чёрт знает что. Все пошли вон.
Кондолиза Райс. А хотите, я выйду за вас замуж?
Граф. Ещё чего. Я свою личную жизнь уже обустроил как нельзя лучше – я женат, и женат на усопшей. Живые женщины меня не интересуют. Тем паче, с вашей-то внешностью.
Кондолиза Райс. Но я вас хочу.
Граф. Прочь, животное.

Протыкает Кондолизу Райс щпагой, та падает, ощерив зубы, умирает.
Граф сидит один у окна, пьёт вино, смотрит в окно.

Граф. Не могут в покое оставить, сволочи. Гм.

Входит Медвед.

Медвед (распахивает лапы). Превед!
Граф (кричит). Смотри, вон Ктулху полетел!

Медвед оборачивается, Граф пронзает его шпагой.
Медвед разламывается пополам, падает, истекает кровью, умирает.
Граф допивает вино, открывает следующую бутылку, с грустью смотрит в окно.
Входит Мефистофель.

Граф. Тебе чего?
Мефистофель. Графиню в ад надо забрать. Разнарядка сверху пришла.
Граф. Пошёл в жопу. Графиня попадёт в рай. Я уже обо всём договорился.
Мефистофель. Ничего не знаю, разнарядка сверху. Показывай, где у тебя спальня.
Граф. Чёрт возьми, сколько можно.

Протыкает шпагой Мефистофеля.

Мефистофель. Не, ну ты совсем охуел, братан.

Вытаскивает у себя из живота шпагу, протыкает ею Графа.
Граф, хватаясь за лезвие, торчащее из сердца, соскальзывает со стула на пол, умирает.
Мефистофель садится на его место, наливает себе вина, пьёт, смотрит отрешённо в окно.

Мефистофель. Сон разума порождает чудовищ. Я всегда это говорил.