Уж не знаю, чего стукнуло, надо, пожалуй, завязывать с «Чёрным русским», но получилось как-то реалистично.
Начался сон уже после первых бомбёжек. Ничего не понятно, бомбят где-то далеко, Москву не трогают. Не то противоракетная оборона справляется, благо взрывы очень редки, не то столицу берегут для оккупации. С начала первых залпов прошло немногим менее недели, дней пять примерно, но все уже привыкли и воспринимают их как должное: как будто далёкий грохот в сотнях километрах от города был всегда и ничем не угрожает.
По бомбоубежищам никто не прячется, о воздушной тревоге не объявляют — все и так в курсе, что при целенаправленной атаке на Москву та превратится в спёкшееся плато из мутного стекла. Все гуляют по улицам, в атмосфере царит некое подобие радостного похуизма, когда знаешь, что всё просрал, и что бы ни делал — ничего не изменится. Можно только с улыбкой наблюдать за надвигающимся пиздецом. И даже почти никто не поворачивает голову в сторону грохота от очередного разрыва.
Никто не работает — последние дни всем хочется просто погулять, благо стоит осенняя солнечная погода. Палатки и магазины стоят нараспашку, каждый берёт себе чего хочет, много людей с алкоголем.
Я ради такого случая даже сделал исключение и пошёл гулять не по окраинам, а куда-то в центр, хотя всегда его терпеть не мог.
Я сижу на скамейке, не то возле «Пушкинской», не то на Чистых прудах, в общем в какой-то жиденькой аллейке; потягиваю пиво из бутылки. Со мной рядом стоят два новых знакомых, тоже с алкоголем, мы с ними разговариваем о судьбах будущего. В этот момент взрыв грохает гораздо ближе. Судя по всему, где-то в ближнем Подмосковье, совсем рядом с МКАД. Разрыв громче, чем обычно, многие люди с тоской оборачиваются в сторону звука. Мелькает странное чувство, вот с одной стороны знаешь, что пиздец неизбежен, но только сейчас осознаёшь, насколько он близок. Особо нервные начинают куда-то уходить, как будто от ударной волны можно уйти.
До нас даже доходит отголосок ударной волны — из подворотен дома передо мной выметается мусор, ветер ощутимо бьёт в лицо песчинками, а воздух становится тёплым. Под ногами слабо дрожит земля, как будто здесь метро.
Я делаю глоток из бутылки, и тут грохот раздаётся совсем рядом, грохот как от молнии, что ударила прямо над головой.
— Пизда! — почему-то это единственное слово, которое я смог произнести. Новоявленные товарищи, как и оставшиеся гуляющие, бросаются прочь от звука взрыва. «Во дворы бегите!» — кричу я им вслед. Но сам остаюсь на месте. Мне почему-то не верится, что взрыв был настолько близко, что сможет разрушить стоящий передо мной дом. Поднимается громкий гул, тот нарастает, земля начинает дрожать. Я делаю ещё один глоток, и тут из тех подворотен, в которые предыдущий взрыв вымел бумажки, выметаются струи огня как из ракетного двигателя. Воздух вздымается, как океанская волна, а затем скамейку, на которой я сижу, переворачивает. Я отлетаю назад, хватаюсь за какую-то выступающую железяку. Воздух прижимает меня к земле. Он уже горяч как в топке, обжигает. Ветер всё нарастает. И тут дом, стоящий передо мной, который я считал своей защитной стеной, вздрагивает. Из него вылетают все стёкла, а в следующую секунду он разлетается на тысячи огромных кусков бетона и кирпича.
Далее всё происходит как в замедленной съёмке в боевиках, когда нужно снять особо крупномасштабный взрыв: волна огня, переливаясь языками, медленно двигается в мою сторону, а впереди, опережая и почти не замедлившись, летят, переворачиваясь, куски стен. Много из них летят в меня, затем — тьма.