Глава №12 История одного обмана (Часть пятая)
Так он, бесчувственной деревяшкой, провисел довольно долго, когда в поле его зрения произошли изменения – сначала к площадке с повешенным подъехала повозка, запряженная ослом, а ещё через какое-то время подошёл римский отряд. Легионеры стали теснить возмущённых раввинов и их слуг прочь. Руфос что-то сказал центуриону. Тот, кивнув, дал знак, и легионеры остановились. Он подошёл к возмущённым раввинам, выслушал их, и указал на одного из них, самого высокого, которого пропустили сквозь цепь.

-Пора кончать – тихо скомандовал Руфос, и тот час по цепы же раздался громкий лай римских команд.

-Мне сообщили о Вашем деле. Он ещё живой? По уложению о наказаниях он должен висеть трое суток. Если он умер, то пусть висит. Незачем так рисковать, нарушая предписания устава, снимая уже мертвого. К тому же всё это происходит на глазах у раввинов, жалобы уже обеспечены – обратился к Заре, подошедшей вместе с Руфосом, центурион.

-Проверьте - отозвалась Зара.

-Проверить, жив ли он? Но как? – недоумённо спросил центурион. – На ощупь он деревянный.

-Сделайте разрез. Если пойдёт кровь – значит, он жив. Незаметно, еле-еле, но сердце должно биться. Вытечет совсем чуть-чуть, несколько капель крови и лимфы. У вас есть опытный солдат, знающий как нанести рану, чтобы пошла кровь, и она была бы не опасной? - Зара всё ещё не открывала своё лицо.

Центурион дал команду, и Еушу один из солдат ткнул в правый бок копьём. Он ощущал, как остриё что-то там ковыряло, но боли никакой не было.

Маленькую группку внизу охватило лихорадочное оживление. Руфос махнул рукой, и повозка направилась прямо к кресту. Иосиф быстро зашагал к возбудившемся раввинам, упорно пытающихся что-то разглядеть сквозь плотную цепь рослых легионеров. Пара солдат по приставленным лестницам полезли к нему наверх, распутывать верёвки на перекладине.

Когда его уже перекладывали на широкое и длинное тканевое полотно, лежащее на соломе, устилавшей дно повозки, он видел, как остальным двум узникам легионеры безжалостно ломают колени.

Через некоторое время, несколько солдат взявшись за края полотна на котором он лежал, внесли его в довольно просторный грот, посреди которого стоял огромный открытый каменный саркофаг. Прямо вместе с тканью его опустили в него, и он почувствовал, как он тонет в каком-то благоухающем масле. Он практически полностью погрузился в дурманящую липкую жидкость, так что снаружи оставалось только его лицо.

Перед ним появилась Зара, сейчас на неё не было скрывающей её красоту вуали, и она, в невероятной щедрости даря ему своё отточенное совершенство, склонилась прямо вплотную к нему, поднеся какой-то пузырёк. Прямо в ноздри полилась беловатая жидкость, и он стал погружаться в дурман. Он ещё боролся с неудержимо захватывающими его всполохами бреда, гасящими своими, взрывающими реальность, образами сознание, как увидел, как на него опускают полог.

Он ещё смутно видел, не то в бреду, не то в короткие моменты пробуждения, сквозь плотно, в неверном свете свечей, как несколько склонившихся над ним силуэтов льют на него что-то из амфор.

Скоро сил сопротивляться кошмару не осталось. Последние, зыбкие образы реальности погасли, и его словно захлестнула тёмная жидкость бесконечно меняющихся снов, в хаос которых он погрузился весь, без остатка. Он куда-то летел, сквозь рушащиеся от подземных толчков огромные своды, лавируя между падающих с небес скал, понимая, что ещё чуть-чуть и их нарастающий поток погребёт его под собой. То, вдруг, он оказывался в Храме, и видел как встревоженные учителя веры, шустрыми тараканами бегают по ходящими ходуном полам, и ему становилось безумно страшно от их путанных, всё ускоряющихся зигзаг. То он оказывался в покоях прокуратора, который с тоскою глядя куда-то на закат, говорил:

-Уже умер? Так скоро? Это не вызовет подозрений?

И высокий раввин отвечал:

-Я убедил их, что это произошло. Вот официальное прошение о разрешении его похоронить. Место уже подобрано …

-Хорошо, хорошо - рассеяно отвечал, зачарованный закатом, а скорей тем, что скрывалось в том направлении далеко-далеко, прокуратор. – Конечно, делайте, как считаете нужным. Только занесите в протокол, что я был удивлён его скорой смертью.

Последнюю фразу он говорил уже сидящему рядом секретарю.

И ему становилось грустно, так как он с ужасом осознавал, что это он умер, умер так скоро….

И он понимал, как он умер. Вернее он понимал, как он продолжает умирать. Он захлёбывался в липкой трясине. Он тонул, засасываемый в тёмную тину. На поверхности осталось только его лицо, вернее только кончик носа, а всё вокруг облепляло густая вязкая масса, казалось проникающая внутрь его, так что, находясь в ней, он всё больше истончался, постепенно растворяясь в этой залившей его липкой тьме.

Однако, когда казалось, что он уже превратился в наполнившую саркофаг бесформенную слизь, полог был сдёрнут, и обрушившийся сверху свет, медленно сочась в едва прозрачную муть, высветил его, вылепив из жидкой массы. Он, задыхаясь, в охватившей его радостной лихорадке, понимал, что с каждым новым лучом, упорно проникающим внутрь ванны, всё необратимей происходит его новое телесное сотворение. Наконец он полностью пришёл в себя, снова ощутив себя живым человеком. Он тяжко вздохнул, и попробовал встать. Предательское головокружение, было, повело в сторону, но несколько крепких рук подхватили его, и с громким хлюпом выдернули из липкой жижи. После чего несколько слуг растёрли его мягкими полотенцами, затем, посадили на каменную лавку, прислонив спиной к стене грота.

Все удалились, осталось только, сидящая пред ним на изящной скамейке, очаровательная Зара. Рядом с ней на высоких треногах горело несколько светильников. Она, улыбаясь, молча смотрела на него. Служанка преподнесла ему кубок с каким-то снадобьем. Он жадно стал пить, чувствуя, как жидкость проникает внутрь его, орошая иссохшие члены, как ливень наполняет иссохшие русла водой в измученной долгой засухе пустыне.

Он осушил несколько кубков, пока не напился. Когда насыщение произошло, он неожиданно для себя как-то утробно, всем своим существом, гаркнул, как, словно, вновь после долгого простоя заработали старые меха, выбросив наружу облако спёртого в них сора. Он тут же смутился перед прекрасной Зарой, и стремительно краснея, начал было просить прощение за такое недостойное её изысканного общества поведение. Но на её лице не проступило ни тени высокомерного сожаления, наоборот, она засветилась радостью, и на него полился её чарующий голос:

-Поздравляю с воскрешением, Еуша из Назарета.

-Я умер? Я был мёртв и воскрес? – спросил он, до конца не понимая, что с ним произошло.

-Ну, если ты сам не уверен, умер ты или нет, то убедить других не составит труда – засмеялась Зара.

-Убедить в чём? – Еуша был в полном недоумении.

-В том, что ты умер и воскрес – мило улыбалась Колдунья.

-Значит, я не умирал?

-Умирал, но не умер до конца – смеялась Зара. – Я успела вовремя остановить смерть. Отнять у смерти можно только то, что ещё живо, но никогда мёртвое. Но грань очень зыбка. Для всех ты её уже перешёл, но не для меня.

- И что теперь? – Еушу начинал бить озноб.

-Теперь пора закончить дело. Осталось убедить, других что ты воскрес – Зара стала необыкновенно серьёзной.

-И как это сделать? Войти в Храм и снова выгнать менял? – Еуша улыбнулся.

-Нет, это слишком опасно. Ты теперь не публичный человек. Вдруг тебя захочет попробовать на прочность какой-нибудь сикарий, и тогда всё рухнет. Что стоит однажды воскресший, если он не сможет воскреснуть ещё раз? – улыбка Зары была обворожительна.

-Но тогда как? – озноб у Еуши усиливался.

-Очень просто, мы покажем тебя твоим разбежавшимся соратникам. Соберём их и представим тебя. Достаточно будет уверить их, ну а они разнесут весть дальше.

-А они поверят?

-Конечно. Ты сам сейчас убедишься – ответила колдунья, пристально смотря на него.

Вдруг светильники за её спиной вспыхнули невероятно ярко, в их ослепительном свете Еуша почувствовал, как всё вокруг закрутилось и поплыло. Незыблемым остался только столб света, в котором стояла, казалось, выросшая до огромных размеров, Зара.

Боясь закружиться и упасть в этом вихре, сотрясавшим ставшее вдруг зыбким пространство, Еуша инстинктивно пал на пол, и на него со всех сторон многократным эхом послышались оглушающие звуки голоса божества, в которого превратилась колдунья:

-Что чувствуешь ты?

Дрожащий, Еуша, заплакал в смятении:

-Богиня, богиня…

Он обхватил свою голову руками и, рыдая, уткнувшись лицом в быстро вертящуюся, ускользающую твердь пола.

Через некоторое время он почувствовал, что вращение замедлилось. Постепенно он набрался смелости подняться. Пошатываясь на трясущихся ногах, он обнаружил себя стоящим всё в том же, совершенно неизменном гроте. Посреди него высился всё тот же, ничуть не изменившийся, каменный саркофаг, с натёкшими лужами вонючего масла вокруг, из которого свешивалось скомканное полотно полога.

Перед ним всё так же, смеясь, восседала Зара, в окружении светильников. Голова у Еуши кружилась. Чувствуя, что он вот-вот упадёт, Еуша буквально упал на скамью.

-Что это было? – пошептал он.

- Помнишь напиток, который ты выпил, когда очнулся. Он подействовал.

-Так это … - он никак не мог подобрать слово.

-Это дурман. Просто дурман, приводящий к специфическим формам опьянения. Мы напоим им твоих апостолов перед встречей с тобой, и они будут уверены, что ты воскрес, стал богом и вознёсся на небо.

-Так это всё обман? Но зачем? Зачем?

-Чтоб сделать тебя богом.

-Но зачем ты делаешь это? Ведь это всё обман!

-Зачем это нужно мне? Видишь ли, есть предание, что мой род ведёт свою родословную от самого Тота. Говорят, что лучшие из лучших учеников нашего Храма встречаются с ним после своей смерти. Вот и я хочу увидеть своего родоначальника. Мы делаем богов, даём веру людям, вот и я льщу себя надеждой, что из тебя получится настоящие божество – легко смеялась Зара.

-Но это же фокусы! Это только иллюзия! Обман – негодовал Еуша.

-Да – учащённо задышав, придвинулась к нему Зара. – Это только иллюзия. Как и всё только иллюзия. Ты должен это понять. Тебе предстоит очень много узнать, научиться. Творя иллюзии, мы творим Мир. Если в сотворённую мной иллюзию поверят, если она овладеет людьми, то она и будет то, что живые называют реальностью.

-Что значит живые? – у Еуши начинала кружиться голова, но уже не от зелья, а от слабости.

-Живые – значит спящие. То, что мы называем жизнью лишь поток иллюзий, сон, над которыми мы не властны. Иногда сон кончается, это и есть смерть.

-А что дальше? Что будет за смертью? И есть ли что за смертью? – спросил, холодея, Еуша.

-Кончается один сон, начинается другой – ответила Зара. – Новый. Когда ты уже не помнишь прежний. Был сон, и он позабыт, всеми, даже тобой. Это и есть смерть. В этом сне ты искал, страдал, создавал себя … раз, и ты всё забыл. Тебя, собственно, и нет. Не было, не было совсем. Сон кончился. Навсегда и без следа.

Еуша молча сидел, потрясённый. Затем тихо спросил:

-Значит всё напрасно?

-Так хочет насылающий на нас сны тиран. Мы зовём его Огонь. Это безжалостный огненный вихрь, сжигающий иллюзии и убивающий нас – ответила Зара. – Он источник наших страданий и мучений. Он хочет, чтобы мы мучились, страдали, искали, любили … и всё забывали, по его мановению, начиная играть новую пьесу ему на забаву. Но есть выход – продолжить наш сон, воплотив его в новую иллюзию, овладевшую многими мечту, и тем создать своё мироздание.

-Но как это возможно? – стонал Еуша.

- Всё дело в грани между окончанием одного сна и началом другого. Тогда есть выбор – или погибнуть в забвении в море огня, или спастись в общей для всех иллюзии. Но эта спасительная иллюзия должна уже присутствовать в старом сне, который кончается. Как знак, как указание на вход в новый сон, твой сон. Так можно выскользнуть от всевластия огненного вихря.

-Мне трудно это понять – как-то отрешённо прошептал он.

-И не пытайся сейчас. Ты всё увидишь, ты всё познаешь. Потом. Я тебе всё покажу – сладко шептала Зара.

-А всё ж таки, что будет со мной, и с теми, что воспримут мой сон?

-Ты будешь помнить себя в своём Храме. Они, приходя к тебе, будут питать твой Храм силой, крепить его, делая недоступным для неистовства бушующего за его стенами огня.

-Какой Храм?

-Храм твоего тела. Ты скоро увидишь, поймёшь. Ощутишь, как будет расти его мощь, его простор, его величие. Мы знаем, как сохранять сон, где его последнее убежище, и как его укрепить. Это был долгий путь ошибок и познания. Сначала мы строили вокруг убежищ огромные стены из камней, но … сохраняют сон не камни, а души желающие его принять. Чем больше душ словишь ты, прельстив своей иллюзией, тем крепче будет твой Храм.

-А они захотят меня принять?

Зара рассмеялась:

-А вот это уже предоставь уже мне. От тебя будет нужна лишь последняя гастроль, явиться ученикам и вознестись при них на небо. Я это всё обеспечу, это дело техники, и, тогда, я смогу доделать то, что не закончил наш Храм.

-Что доделать, что закончить? – прошептал, казалось готовый упасть, Еуша.

-Устройство империи должно быть совершенно. Проекция идеала на земле должна не иметь изъянов. Именно в этом мы видим нашу цель, именно ради этого мы и живём. Было время, когда мы считали, что можно огородиться от мира, построив блистающие царство порядка на клочке земли. Мы думали, что превосходство в знаниях позволит нам вечно возвышаться над остальным миром, погрязшим в невежестве и тьме. Вот тогда мы и изгоняли из своих пределов больных и сумасшедших, объединяя их в религиозные секты и направляя несчастных за наши границы, в пустыню. Так и родился твой народ и вера. Но, оказалось, что порядок невозможен лишь на части земли. Пока мы тешили себя своим величием, за нашими пределами нашлись силы, сумевшие нас превзойти. Порядок может быть или везде, или нигде. Увы, поэтому Империя, а не наше царство, есть то, во что мы вкладываем смысл сейчас. Империя несёт порядок, одухотворённый нами, во все пределы Эйкумены, и, служа ему, мы должны исправить наши прежние ошибки. Одна из них – вы, потомки изгнанных. Ваши предки ушли, как мы и хотели, но империя, расширяясь, снова настигла вас. Ну, а теперь некуда направлять больных, ведь Империя всюду. Их можно пристроить только под землю. Пусть они идут в погребальные катакомбы, хоронить своих и чужих мертвецов, веря не в жизнь до смерти (какая у несчастных жизнь?), а в жизнь после смерти.

-Ну, разве в это поверят? Невозможно чтобы в это поверили все – вид Еуши был ужасен.

-А всех и не надо. И загнанных в пещеры убогих будет достаточно, чтобы твой сон длился вечно. Увы, что поделать, все должности Богов уже расхватаны, так что я на самом деле делаю тебе очень большое одолжение, найдя это место – было не понятно, то ли колдунья смеётся, то ли гордиться своим великодушием.

-А что будет со мной потом, после того как я вознесусь? – Еуша был потерян.

-С тобой? Я же уже говорила - ты станешь богом и обретёшь вечность – тяжело дышащая, Зара придвинулась так близко, что стали видны только её огромные сверкающие глаза.

Он потонул и растворился в их бездонной глубине. Медленно вплыв в непроглядную черноту этих глаз, он зачарованно увидел, что их безбрежное пространство наполнено сложной игрой многочисленных бликов и смутных теней. Вглядываясь и проникая всё глубже и глубже в этот разверзнувшейся перед ним, казавшимся сладостно бесконечным, омут, он вдруг увидел, что зыбкие тени, постепенно скручиваясь в самом центре его, приобретают образ лица молодого человека. Скоро перед ним отчётливо предстал незнакомец, пристально смотрящий прямо на него, окружённый клубящимися сгустками бесформенного тумана, которые, постепенно твердея, приобретали форму предметов. Первым соткался стол, за которым и сидел незнакомец. Потом за его головой появились резные узоры спинки высокого старинного кресла. Ещё через мгновение, выплыло стоящее рядом со столом зеркало. И, вдруг, её потускневшая от времени амальгама сверкнула ярким бликом, отразившимся от свечи, которую подняла над столом Зара, и Николай, очнувшись, понял, что это он увидел собственное отражение в блестящем зрачке колдуньи.

…………………………………………………………………………………………