Я, нижеподписавшейся допрошен[ный] в качестве обвиняемого свидетеля показываю:

1. Фамилия: Петровых


2. Имя, отчество: Иосиф Семенович


3. Возраст: 1872


4. Происхождение: ур[оженец] гор.Устюжна б[ывшего] Череповецкого округа, сын кустаря кондитера


5. Местожительство: Моденский монастырь Череповецкого округа


6. Род занятий: митрополит




Семейное положение: холост


Имущественное положение: неимущий


Партийность: беспартийный


Отношение к военной службе: не служил


Политические убеждения: вне политики


Образование:
   общее: Московскую Духовную Академию
   специальное: [не указано]


Чем занимался до Революции (подробно): с 1909 г. епископом


Сведения о прежней судимости: в гор.Ростове за совершение крестного хода[13], через три недели освобожден. Во время изъятия церк. ценностей[14] по суду к 2 годам тюремного заключения, по кассации через месяц освобожден и в конце концов без суда и следствия находился в высылке в Череповецком округе в Моденском монастыре.

Будучи предупрежден об ответственности за дачу ложных показаний, по существу показываю:

После первого приезда в Ленинград в качестве митрополита Ленинградского по назначению[15] митрополита Сергия в 1926 году я, отслужив одну службу в Александро-Невской лавре[16], поехал в Новгород за вещами, откуда должен был выехать в Москву в Г.П.У.[17] В Москве в ГПУ мне во въезде в Ленинград было отказано и предложено было выехать в Ростов Ярославской г[убернии]. Прожив там 3-4 месяца, я вновь был вызван в Москву, где без суда и следствия послали на высылку в Моденский монастырь Череповецкого округа[18], где проживал до настоящего своего ареста. Находясь в Моденском монастыре, я от митрополита Сергия получил новое назначение, и вместо Ленинградской епархии он назначал меня на Одесскую епархию[19]. На Одесскую кафедру я не поехал, потому что находил этот перевод по церковным правилам незаконным[20]. После назначения меня на Одесскую кафедру я первое время хотел уйти на покой от всех дел, но в это время в Ленинграде образовалась группа духовенства во главе с епископами Дмитрием Любимовым[21], Сергием Дружининым[22], священниками — называть в отдельности отказываюсь, — а главным образом многочисленное количество верующих стало просить меня и потребовало остаться их руководителем, Ленинградским митрополитом, обещая мне, что они меня не будут ни в чем беспокоить, а сидеть в ссылке в Моденском монастыре и только быть их духовным руководителем. Первое время так и было. В течение некоторого времени они меня ни в чем не беспокоили, ни с какими вопросами не обращались. Постепенно я был втянут в церковный водоворот, и приходилось так или иначе реагировать на те события, которые развернулись вокруг этой новообразовавшейся церковной группы.

Дело мое, по которому я привлекаюсь, как мне представляется, зиждется на мнении обо мне, как лидере особого течения в нашей церкви, возникшего 4 года тому назад в связи с декларацией митрополита Сергия, грубо нарушившего, по убеждению верующих, глубочайшие основы строя церковной жизни и управления. Это течение совершенно несправедливо окрещено "Иосифлянами", каковую несправедливость указывает и сам митроп.Сергий[23], в переписке его с митрополитом Кириллом[24]. Гораздо основательнее оно должно быть названо вообще "антисергианским". А так как первый протест против Сергия был громко провозглашен[25] не мною, а митроп.Агафангелом Ярославским[26], то справедливее было бы именовать это течение "агафангелизмом" или как-либо еще в этом роде, а уж никак не "иосифлянством". Я поэтому прежде всего категорически протестую против насильственного пристегивания моего имени к этому движению и требую прекращения дальнейшего злоупотребления моим именем.

Самое течение нашей группы возродилось на благоприятной почве злоупотреблений митрополита Сергия и не зависимо от каких бы то ни было личностей вызвало одновременно повсюду соответствующе сильную реакцию в церковных кругах без всякого моего участия и влияния. Более того: я сам значительно позднее втянут был в это течение и не оно шло и идет за мною, а скорее я плетусь в хвосте за ним, не сочувствуя многим его уклонам вправо и влево. И если бы даже уничтожить вовсе меня и мое участие в этом движении, оно безостановочно шло бы и пойдет дальше без малейшей надежды на полное искоренение. Это движение не в силах остановить даже имя и авторитет главного нашего начальника митрополита Петра[27]. Всякая попытка его в этом роде истолкована бы была как его отклонение от здравых суждений об истине и неминуемо кончилась бы лишь отпадением верующих масс и от самого митрополита Петра.

Очевидно, таким образом "рука Иосифа" здесь также не причастна к делу как пресловутая "рука Москвы", которую всегда хотят находить там, где народное угнетение создает благоприятную почву для борьбы с угнетателями, помимо этой Москвы.

Не отрицая моего сочувствия антисергианству, я должен констатировать факт, что оно и не нуждается ни в моем и ни в чьем особом возглавлении, так как каждый антисергианский архиерей получил власть вполне самостоятельно управляться со своею паствою и не нуждается в другой центральной власти за ее, в сущности, отсутствием и невозможностью функционировать правильно. Такое исключительное положение предусмотрено еще при Патр.Тихоне[28] и подтверждено митр.Петром, митр.Агафангелом[28] и др.высшими иерархами[30], в руках коих за последнее время пребывала возможность наладить высшее церковное управление, ныне фактически не существующее.

При чем же тут я, ничуть не больше других воспользовавшийся правом "сметь свое суждение иметь" о таких вещах в нашем чисто церковном быту, до которых гражданской власти не должно быть никакого дела? Ведь у нас есть столь красивые (но уже ли и лживые?) декреты о свободе совести, об отделении церкви от государства, о свободе всякого вероисповедания, о невмешательстве в чисто церковные дела, о запрещении поддерживать одну религиозную организацию в ущерб другой. И если законы пишутся для того, чтобы их исполнять, то не там ли настоящая контрреволюция, где эти революционные законы не исполняются, и этим самым они только роняются, уподобляясь "филькиным грамотам"?

Если закон о запрещении поддерживать одну какую-либо религиозную ориентацию в ущерб другой не есть такая филькина грамота, то я не вижу препятствий для введения в безвредное для государства русло и этой новой антисергианской, но отнюдь не антигосударственной ориентации. Что требуется для этого с нашей стороны, ожидаю предъявлений со стороны самой Власти, и, если только она действительно искренно говорит и уверяет всех, что у нас нет преследований ни веры, ни церкви, ни верующих за их убеждения, то могу (слабо) надеяться на улучшение своей участи.

ЦА ФСБ РФ. Дело "Всесоюзной организации ИПЦ". Т.11. Л.304-307. Подлинник. Автограф А.Макарова на бланке протокола допроса. Каждая страница заверена подписью митр.Иосифа. На л.310-312 заверенная А.Макаровым машинописная копия

№ 2

Продолжение протокола допроса Петровых Иосифа 23/IX 1930 года

Рукопись, обнаруженная у меня при обыске, написанная мною лично: "Толковать с вами — самое бесполезное и безнадежное дело. Мы никогда не столкуемся. Вы никогда не сделаете того, чего я хочу. Я никогда не сделаю того, что Вам нужно. Вам нужно уничтожение христа, мне его процветание... По вашему, мы мракобесы, по нашему, Вы настоящие сыны тьмы и лжи... Вам доставляет удовольствие издеваться над религией и верующими, таскать по тюрьмам и гонять по ссылкам ее служителей. Нам кажется величайшей дикостью, позором из позоров XX века Ваши насилия над свободой совести и религиозными убеждениями человечества". Написан он в состоянии крайнего нервного возбуждения при вызове к агентам Г.П.У. в Моденском монастыре, которые в 2-х-часовой срок предложили мне дать ответы на вопросы: 1) Мое пребывание в ссылке, 2) Отлучка в Ростов и 3) Мое отношение в настоящем положении к современным событиям.

Отвечать я начал именно так, как приведена вышеуказанная рукопись, но впоследствии, немного успокоившись, я понял, что совершенно неуместны [вписано над строкой: и сумасбродно] такие мысли, и написал три ответа, обнаруженные также при обыске[31].

Сейчас я выражаю искреннее и глубокое сожаление, что мог допускать такие мысли, если я их сразу же не уничтожил, то лишь потому, что эта рукопись в суматохе куда-то завалялась и я не мог ее обнаружить и уничтожить.

Ответ мой о ссылке мне помогла с черновиков переписать Мария Ивановна Гранатова, которая жила при мне и помогала мне в хозяйстве. Копии этих ответов я оставил у себя.

Этими ответами приезжающие ко мне духовенство и верующие интересовались, переписывали и увозили.

Находясь в ссылке в Моденском монастыре, ко мне приезжали за советами не только с Ленинграда, но приезжали и с других городов СССР.

С Ленинграда чаще всего приезжала монахиня Анастасия Куликова[32]. Через нее я получал всю корреспонденцию, как с Ленинграда, так и с других городов. Помню, что таким образом была получена копия письма митр.Петра, написанного им с высылки одной своей Киевской знакомой.

В этом письме митр.Петр писал о трудностях его пребывания в ссылке и о том, что ему продлен срок ссылки еще на два года[33]. Помимо письменных ответов моих я [с] матушкой Анастасией сообщал и давал те или иные указания и устно.

С Ленинграда кроме Анастасии Куликовой приезжали за советами и разрешениями тех или иных вопросов следующие лица: свящ.Алексей Вознесенский — раза 2, Викторин Добронравов[34] — 1 раз, иеромонах Тихон [исправлено вместо: Стефан], Николай Ушаков, Филофей Поляков[35], епископ Василий[36], миряне Мария Петровна Березовская[37] — два раза, Наталья Николаевна Андреева[38] — два раза и др., которых не помню.

С Натальей Николаевной Андреевой в ее приезды были разговоры о событиях, происходящих вокруг церкви.

Разговаривая с Андреевой, я заключил, что Андреева была удручена последним расколом, происшедшим в нашей организации в связи с регистрацией двадцаток[39], вследствие чего духовенство в лице Викторина Добронравова, Алексея Вознесенского, Николая Ушакова, Николая Васильева[40] и других отошли от епископа Сергия Дружинина и Василия Докторова и прекратили служение в церквах, принявших регистрацию. Наталия Николаевна мне говорила, что она лично принимала усердие к примирению, а тем более еще тогда, когда увидела, что бывшие духовные чады умершего св[ященника] Федора Андреева[41] прекратили посещать храм Воскресения на крови. О Московском антисергианском течении я был в курсе дела отчасти от тех лиц, которые ко мне приезжали, а отчасти и от Наталии Николаевны. В один из своих приездов ко мне она говорила мне о деятельности какого-то ее знакомого Лосева, но, что она говорила, я не помню, и, не зная этого Лосева, я не придал разговору Натальи Николаевны никакого значения.

Добронравов, Вознесенский и Ушаков приезжали по поводу своего отхода и непризнания регистрации. В своих разговорах они хотели меня убедить осудить перерегистрацию двадцаток, но я был против их предложения и говорил, что раз эту регистрацию требует гражданская власть, то ее нужно производить, и был более согласен с предложением Марии Петровны Березовской, которая, приехав ко мне по этому же делу, в пункты регистрации внесла оговорки, и я тогда же эти оговорки одобрил. Отказ от благотворительности церкви может быть допущен только в противоречии с нашими церковными правилами.

Про Алексея Шишкина[42], иеромонаха с Северного Кавказа, знаю, что он бесприходный священник, который ведет агитацию против регистрации, призывая верующих уйти в подполье. Об этом Шишкине мне писал нынешним летом один священник, который был против Алексея Шишкина.

ЦА ФСБ РФ. Дело "Всесоюзной организации ИПЦ". Т.11. Л. 307-308 об. Подлинник. Автограф А.Макарова. Каждая страница заверена подписью митр.Иосифа. На л.312-313 заверенная А.Макаровым машинописная копия

№ 3

Продолжение допроса Петровых Иосифа 27 сентября 1930 г.

Как в первый свой приезд в Ленинград, так и проездом в Ростов через Ленинград я останавливался у моего земляка Дмитрия Петровича Варганова, проживающего по Горсткиной улице д. № 114. Проезжая в Ростов, я пробыл в Ленинграде два дня и одну ночь. За эти два дня я кроме епископа Дмитрия, у которого обедал, ни у кого не был, меня же на квартире Варганова посетило духовенство и знакомые, и с некоторыми из них было чаепитие.

Кто оставался на чаепитии у Варганова, я не помню, как не помню, какие вопросы за чаепитием обсуждались.

Отрицая свое руководство над антисергианским течением, я все же сознаю, что нужно же кому-нибудь было быть духовным руководителем и советником того духовенства и верующих, которые в силу лжи митрополита Сергия отошли от него и примкнули к нашей церковной группе, а так как кроме меня никого из митрополитов не было, то только этим я и объясняю, что ко мне со всего Союза приезжало духовенство и верующие за советами.

После того как я был выслан в Моденский монастырь, своим заместителем я назначил епископа Дмитрия, а после ареста последнего руководство перешло к епископу Дружинину Сергею. Первое время епископ Дмитрий являлся моим заместителем только по Ленинградской епархии, но впоследствии, когда антисергианское течение разрослось далеко за пределы Ленинградской епархии, я не мог ему запретить, да и сам с ним был согласен за то, чтобы всем обращающимся к нему за руководством он давал советы. Сам епископ Дмитрий по всем вопросам меня ставил в известность, спрашивая у меня как у своего митрополита советов и руководства.

Распространение антисергианских документов, в которых задевалась и Сов.власть, преступлением не считаю, этими документами мы критиковали слова и дела митрополита Сергия, его лакейский подход к Сов.власти в его церковной политике.

Я ничего не имел против того, что группа Ленинградского духовенства и мирян на декларацию митрополита Сергия написали протест, требуя от последнего изменения взятого им курса церковной политики. Кто писал этот протест, я не знаю, но знаю, что его возили к митрополиту Сергию епископ Дмитрий и профессор Абрамович-Барановский. И с тем, и с другим я встретился в Москве[43] и ожидании приема митрополитом Сергием, где протест мною был прочитан.

ЦА ФСБ РФ. Дело "Всесоюзной организации ИПЦ". Т.11. Л. 308 об. — 309 об. Подлинник. Автограф А.Макарова. Каждая страница заверена подписью митр.Иосифа. На л.314-315 заверенная А.Макаровым машинописная копия

№ 4

«Собственноручное мое показание по делу в объяснение моего отношения к современным церковным событиям, как я их себе представляю»

Процесс, в котором я сейчас фигурирую, имеет целью — видимо "разгром" так называемого "Иосифлянства" (правильнее "антиСергиянства"), организации якобы с антисоветскими тенденциями. Отсюда вытекает и тот неправильный путь, по которому — мне кажется — идет все следствие, грозя напрасною гибелью многих неповинных в том, в чем их обвиняют. Ведь критика слов и дел м.Сергия — вовсе не есть[44] критика или выпад против Власти.

Лакейский подход Сергия к Власти в его церковной политике — факт неопровержимый. И вся Советская печать гораздо злее и ядовитее нас высмеяла это лакейство[45] и в стихах, и особых фельетонах, и юмористических иллюстрациях. Почему же нам это воспрещено?

За хранение и распространение этой критики людей преследуют, как за хранение и распространение чего-то антисоветского. Правда, здесь прорываются иногда вопли, как будто бы и Власть задевающие. Но ведь это неизбежно, как одна крайность при другой, как невольная отрыжка тех подхалимств, до которых дошел наш недавний "господин-лакей" Сергий. В этих воплях, в этой отрыжке — нет однако же активного противодействия и оскорбления Власти, а простое подчеркивание контрастов. В самом деле, если Сергию — по пословице — "плюнь в глаза, ему все будет Божья роса", то мы говорим, что плевок есть плевок, и только. Сергий хочет быть лакеем Сов.Власти, мы — хотим быть честными, лояльными гражданами Сов.Республики с правами человека, а не лакея, и только. Ведь в других областях — Власть наша (Советская) — крепкая и спокойная за свое существование — не боится никакой здоровой самокритики, и даже сама ее ищет и требует.

Понятно поэтому — если Власть хочет блага себе, то она должна найти нечто здоровое для себя и в нашей самокритике, которая позволяется другим почти в неограниченном количестве.

Еще раз повторю:

1. Во главе "антиСергиянской" ориентации я не стоял и на выпады ее антисоветские не имел ни малейшего влияния. Если таковые выпады оказались, я решительно от них отмежевываюсь и советовал бы всем отмежевываться, и прошу Власть не налагать на меня ни малейшей ответственности за эти выпады.


2. Проявляя свое участие в церковной жизни общины Храма Воскресения и др. единомысленных с нею, советами и помощию в решении разного рода вопросов церковного характера, я считал и считаю, что не выходил из рамок законности, поскольку сама Власть позволяла меня регистрировать при этой общине в качестве ее духовного руководителя и не предъявляла мне никаких требований в смысле ограничения моих чисто духовных прав. Запретили бы мне это прямо, на тех или других законных основаниях, и я не пошевелил бы и пальцем.

Признавая некоторую нелояльность своего личного поведения в отношении Власти и находя, что безупречное соблюдение этой лояльности чрезвычайно затруднено вообще при таком множестве всякого рода невыясненных достаточно ограничений свободы живой человеческой личности и возможно разве только для высшей 100%-нтной мудрости Сократа, я прошу вновь Власть простить мне мои ошибки, о коих выражаю искреннейшее сожаление, и принять мое честное (и отнюдь не лакейское) заверение, что сознательным врагом и вредителем Власти никогда не был и быть не могу уже в силу своего далеко не дворянского происхождения и в силу того, что никогда не был особым сторонником старого режима, с коим у меня посему даже были в прошлом немалые недоразумения (прекращение мною в 1905 г. всякого поминовения царской фамилии за Богослужением и за это лишение на некоторое время возможности священнослужения, перевод на худшее место, лишение наград и повышений по службе и т.п.).

Доколе же тяготеть будет надо мною несчастный рок, не дающий заработать и у нового режима честного и незапятнанного имени при всех искренних желаниях и попытках этого?

ЦА ФСБ РФ. Дело "Всесоюзной организации ИПЦ". Т.11. Л.330- 331. Подлинник. Автограф митр.Иосифа

№ 5

Продолжение протокола допроса Петровых Иосифа 30 сентября 1930 г.

Антисергианская организация началась с известной декларации митрополита Сергия, где он, высказав более или менее приемлемые для всякого честного Советского гражданина мысли, в тоже время допустил неприемлемые для церковного сознания действия, нашедшие свое выражение тотчас в целом ряде противоцерковных мероприятий: переброска с места на место почти всех тогдашних архиереев, учреждение синода на неканонических началах, уничтожение вовсе некоторых епархий, произвольное слияние их, прекращение молитвы за привлеченное по гражданскому суду духовенство и т.п.

Все это для Ленинградской епархии приняло особую остроту после того, как им без всякого законного канонического основания был смещен митрополит, на стороне которого было большинство духовенства и верующих мирян. Когда попытки сговориться с митроп.Сергием и склонить его на некоторые важные уступки, выраженные тогда в особом протесте, в составлении которого участвовал Абрамович-Барановский, остались тщетными, недовольные Сергием решились прервать с ним общение как с администратором и управляться в своей общине самостоятельно с зарегистрированными при храме Воскресения на крови духовными руководителями, митрополитом Иосифом и епископом Дмитрием, которому и были мною переданы соответствующие полномочия.

Никакого другого оформления политического или церковного эта оппозиция не имела и не имеет, ограничивая себя чисто церковною деятельностью, чуждою гражданской политики, и в начале только лишь в тесном кружку одной общины, к которой вскоре же однако примкнул целый ряд др.общин, как в самом Ленинграде, так и в других местностях Союза. Все эти общины объединялись одним духом протеста против антиканонических деяний митрополита Сергия и никакой документальной программы, общей и обязательной для всех, не имели. Их неписаный лозунг был — совершенное отрешение от светской политики в сторону только церковного дела. Целью было одно: религиозное утешение верующих в богослужениях по строго церковному, чуждому всяких новшеств, чину, и как содействующее условие этому — устройство церковной жизни на строго церковных началах, выработанных правилами Вселенских Соборов, ближе пододвинутыми к условиям современной жизни постановлениями поместного собора 1917 года.

Мы до сих пор не знаем, за что сидят в ссылке митр[ополиты] Петр, Кирилл и др. и все увеличивающие сроки их пребывания в ссылке, однако митрополит Сергий в своей декларации осудил все духовенство и церковь в нелояльности к Сов.власти.

Радости Сов.власти не могут быть нашими общими радостями. Советская власть получает удовлетворение закрытием той или иной церкви, мы можем только иметь скорбь и не можем радоваться. В программе Сов.власти на первом месте поставлена борьба с религией как опиумом для народа, мы же считаем и всякое преследование духовенства и верующих преследованием религии и только можем выражать скорбь.

Как глава церкви, прежде чем осудить заграничное духовенство, митрополит Сергий должен был учинить формальный церковный суд. И как глава церкви он был не вправе в своей декларации осудить огульно все духовенство. За политику церковный суд не судит, это дело гражданского суда.

Связь с митр.Петром, Кириллом, Агафангелом и другими лицами вначале была совершенно неощутительна. О митр[ополитах] Петре и Кирилле сергианцы даже пускали слухи, что они осуждают это новое течение, пускали в оборот письма, якобы с их одобрениями[46], чем смущали и колебали многих.

Лично я получил письмо от митроп.Серафима Чичагова[47], где он призывал меня образумиться, ссылаясь на то, что и митроп.Кирилл, и все виднейшие иерархи на их стороне. В дальнейшем оказалось, что это была ложь, которая еще более оттолкнула от пользующихся столь негодными средствами. И в настоящее время никакой особой связи с митр[ополитами] Петром, Кириллом и др. антисергианское течение не имеет, и о том, что с митрополитом Петром была через епископа Дамаскина[48] налажена связь[49], я слышу впервые.

Те документы, которые получались нашей организацией в защиту нашего течения, я получал от разных лиц с Ленинграда и других мест. Поскольку эти документы говорили в пользу нашей организации, я получал удовлетворение и, напротив, когда что-либо писалось не в нашу пользу.

ЦА ФСБ РФ. Дело "Всесоюзной организации ИПЦ". Т.11. Л.316-317. Подлинник. Автограф А.Макарова. Каждая страница заверена подписью митр.Иосифа. На л.320-322 заверенная А.Макаровым машинописная копия

№ 6

Продолжение допроса 30 сентября 1930 г.

Не имея на местах духовного руководителя, с разных городов и местностей СССР приезжали к епископу Дмитрию за руководством, некоторые, возвращаясь с Ленинграда, заезжали ко мне, так просто повидать, так как по всем вопросам они получали руководство от епископа Дмитрия Любимова. Некоторые приезжающие осуждали Ленинградцев, что они так поздно отошли от митрополита Сергия, что они уже давно это сделали, однако, не имея у себя руководителя, они приезжали в Ленинград, прося принять и разрешить недоуменные вопросы. Обращающим ко мне с теми или иными вопросами я направлял к епископу Дмитрию, прося его разрешать все вопросы.

Центром нашей организации была церковь Воскресения на крови, где в числе причта зарегистрирован был и я.

О всех событиях, которые происходили в церкви Воскресения на крови мне сообщали приезжающие с Ленинграда, как мать Анастасия Куликова, так и другие. Через них я получал с церкви денежное вспомоществование в размере 50-60 руб. в месяц и продуктами. Кроме Куликовой приезжала два раза Андреева Нат[алъя] Ник[олаевна], раза два Мария Петровна Березовская, и духовенство: Добронравов, Ушаков, Вознесенский, епископ Василий, Филофей Поляков, свящ.Петр Беллавский[50], монах Тихон с Ал.-Невской лавры. Все эти лица приезжали ко мне за разрешением вопросов, как лично их касающихся, так и всей нашей организации.

В одном письме я писал епископу Дмитрию, чтобы с лицами, которые приезжают с других городов и местностей, он был осторожнее и прием их в наше общение производился после тщательной проверки приехавшего. Я лично принимал тех, кои имели письмо от еп.Дмитрия.

Непосредственной связи с митр.Петром у меня не было, но копия письма митр.Петра мне была прислана. Также я лично никакой связи не имел с Антонием Храповицким[51], но копию телеграммы его, в которой он осуждал митрополита Сергия, я получил. Получал я все с Ленинграда от епископа Дмитрия Любимова.

С Киева приезжала ко мне по поводу священника Спиридона[52] некая Анисья. Приехала она уже с Ленинграда с письмом Натальи Николаевны. Фамилию этой Анисьи я не знаю, но Наталья Николаевна может знать, так как она направила ее ко мне с письмом.

Кроме Анисьи с Клева приезжал священ.Андрей Бойчук[53] — разрешать вопрос об этом же Спиридоне. О священнике Жураковском[54] я слышал от этой Анисьи и Бойчук[а] как о стороннике Спиридона, вводившего всевозможные новости.

С Твери приезжал о.Фотий[55], который возвращался с Ленинграда. Зачем он приезжал, не помню, но Ленинградцы, епископ Любимов, пользовались тем, что могли послать с возвращающими домой ко мне письма и посылки. И с этим Фотием я получил письма от Любимова и других знакомых.

Кто приезжал ко мне с периферии еще, я не помню.

ЦА ФСБ РФ. Дело "Всесоюзной организации ИПЦ". Т.11. Л.317-318. Подлинник. Автограф А.Макарова. Каждая страница заверена подписью митр.Иосифа. На л.322-324 заверенная А.Макаровым машинописная копия