|
|
Пишет Антон Николаев (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} halfaman)@ 2011-05-21 01:22:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Александр Шабуров ("Синие носы") о выставке “Осторожно религия!” 2005 год
Старшие мои товарищи хотят быть похожи на воров в законе, потому понимают социальную ответственность художника как принципиальную аполитичность и нежелание как-либо контактировать с “властью”. А младшие товарищи — не хотят быть похожи на старших, потому декларируют свою полную безответственность. “Ответственность” для них скомпрометирована как слово из лексикона художников-вещателей, хранителей “истинных ценностей”, с которыми стилистически не хочется иметь ничего общего.
По мне так ответственность художника заключается в том, чтобы делать, что считаешь нужным, не смотря на возможные неприятные последствия. А искусство — в том числе — в умении балансировать на грани и неприятных последствий избегать. Неприятные последствия — это не столько “репрессии власти”, сколько предубеждения своей же среды.
Недавно мы спорили с Андреем Ерофеевым по поводу одного вернисажа. Он заявлял, что таких выставок существовать не должно, называя стилистику экспонируемых работ чуть ли не фашистской. А я ту же самую выставку защищал, говорил, что стилистически чуждые нам выставки тоже имеют право на существование, и что фашизм — совсем не фильтр в фотошопе, а как раз желание отфильтровывать художества, нам не нравящиеся (при условии, что они ничем не нарушают действующего законодательства).
Тогда он мне заявляет: ты говоришь это не потому, что действительно так считаешь, но из желания противоречить. Твоя парадоксальная толерантность свидетельствует лишь о том, что художники чувствуют себя защищёнными нынешними институциями! Я оппонирую: опять ты, Андрей, передёргиваешь! Это во времена альманаха “Метрополь” художники чувствовали себя защищёнными, потому как понимали, что занимаются значимым делом. Что за каждым их чихом следят спецслужбы и западные “голоса”. И если первые, не дай бог, вызовут их на разговор, то вторые тут же оповестят о том всё цивилизованное человечество. А сейчас местные защитники художников скомпрометировали себя, стали профессиональными грантополучателями и потеряли вес. И “актуальное искусство” утратило общественную актуальность, потому художников хоть режь, никому они не интересны. Чем, спрашиваю, смогли защитить Авдея Тер-Оганьяна? При том, что ГЦСИ, например, всякий раз писал очень правильные экспертные заключения и письма поддержки. Хотя, надо упомянуть, статус беженца Авдей получил благодаря письму С. Ковалёва к Вацлаву Гавелу.
Получается замкнутый круг: чтобы искусство могло себя защитить, оно должно быть общественнозначимым. Не бояться актуальных и табуированных тем. Но если мы будем табуированных тем касаться, ничто нас не защитит. В том числе потому, что кроме актуальных тем необходим адекватный язык. Без него наше искусство непублично, непопулярно и мало кому понятно. Адресат его — несколько критиков, галерейщиков и коллекционеров, а также узкая и косная интеллигентская среда. Что продемонстрировали случай того же Тер-Оганьяна или выставка “Осторожно, религия!”
“Общественное мнение” по поводу обоих весьма неоднозначное и нелицеприятное. К Авдею уже во время акции в Манеже подходили многие неплохие, в принципе, художники и угрожали, что больше не подадут ему руки. А поэт по фамилии Салимон якобы даже залепил ему пощечину! Мне по сию пору доводится слышать приватные мнения: судить Авдея безусловно неправомерно, ибо государство у нас светское, иконы он рубил не в в церкви, а в музее, но, между нами говоря, Авдей сам не понимал, что творит, а его “перформанс” был слабоват… И это те, кто его в принципе поддерживают, а о воцерквлённых неофитах, которые вдруг стали святее Папы Римского, я даже не говорю!
В Свердловске, где я жил во время суда над Авдеем, подобная ситуация представлялась недоразумением. Акция “Юный безбожник” была как бальзам на израненную душу. В 1990-е годы я работал реставратором в краеведческом музее (трудовой стаж 10 лет) — как раз, когда церковники выгоняли музеи на улицы, отбирая у них здания. На работе я слушал радио и под воздействием православной радиостанции “Радонеж” стал прямо-таки воинствующим атеистом. Тамошние проповедники заявляли: все, кто не придерживается нашей единственно правильной веры, не имеют на это право. Их надо загонять в храмы аки баранов. Материалисты — недочеловеки, чуть ли не вурдалаки! Эта уверенность сопровождалась желанием оградить себя от любой конкуренции административными мерами (законодательно запретив “исторически неукорененные” конфессии) и прямым обманом. Не так давно в СМИ опять развернули кампанию о необходимости “вернуть” РПЦ якобы отнятую у неё большевиками собственность. На самом деле чуть ли не с петровских времен церковь ничем не владела, ещё Екатерина (или Елизавета) учредила государственный орган Священный Синод, распоряжавшийся всем имуществом, бывшим у церкви в аренде...
А разборки свердловской епархии с уралмашевским преступным сообществом, закончившиеся отставкой епископа, уличённого в мужеложестве!.. Дикость самозваных пастырей чудовищно раздражала. В отместку за репрессии начала прошлого века религиозные работники пытались заполучить как можно больше материальных ценностей и налоговых льгот и присвоили себе индульгенцию с такой же нахрапистостью насаждать свои верования. Авдей всего лишь вывернул их методы наизнанку… Это ж социальная терапия! За такое надо орден давать. К тому же он делал это не среди богомольных старушек, а в среде, которая наиболее остро чувствует любое “духовное” и идеологическое давление. Оказалось только, что эта среда — самая слабая на голову! Может быть я неадекватен по поводу религиозных чувств своих собратьев, но не более неадекватен, чем рядовые сотрудники НТВ, которые после того, как их выгнали на улицу, стали через слово ругать ВВП.
Надо сказать, в Свердловске тогда в церковь ходили лишь старики, заскорузлые почвенники, взыскующие “Русь изначальную”, да бандиты, желающие перекроиться в бизнесменов. И та, и другая, и третья компании были для меня чужими. Приезжаю в Москву — и выясняется, что в столице наиболее активна в этом плане творческая и нетворческая интеллигенция. Во времена СССР их главным отрицательным героем был В. И. Ленин, а главным положительным — Иисус Христос. И оказав помощь в разрушении одной системы мифов, они бездумно отдались другой. Сперва мне это даже показалось забавным парадоксом.
Если Авдей был значимой фигурой ещё до того, как стал самым актуальным художником 90-х, но всё равно подвергся “эстетическому” остракизму, то что ж говорить о выставке “Осторожно, религия!”, которую организовали менее известные люди. Распространено мнение, что выставка совсем слабая. Я её, как говорится, не видел, но уверен, что она была ничуть не хуже прочих групповых выставок. А молва подобного рода — всего лишь защитная реакция, оправдание своей страусиной позиции. Ибо интеллигенция всех мастей бесповоротно перед церковью капитулировала.
Здесь нужно сказать, что я с уважением отношусь к “традиционным ценностям”, с пониманием — к традиционным верованиям. И как всё прочее народонаселение — обеими руками за апробированную систему морально-этических координат! Но когда ежедневно в ток-шоу РТР поп-звезды спорят, кто более истово верует... Когда за ними выходит сотрудница музея Рериха, которая уверяет зрителей в существовании “перерождения душ”, не подозревая, что в буддизме никаких “душ” не существует... Когда следом выводят спиритистку, и та — в эфире государственного телеканала! — устраивает сеанс связи с Николаем Угодником... Мне такое мракобесие представляется чрезмерным, особенно когда этому ничего не противостоит. Хочется перешагнуть на другую чашу весов. Чувствуешь себя чужим среди своих. Ещё раз повторю, к церкви у меня претензий нет. Они делают своё дело, а вот интеллектуалы на своих чердаках мышей не ловят. Помрачения рассудка в близкой социальной среде кажутся особенно вопиющими. Столичная интеллигенция пребывает во власти групповых фетишей и жупелов, фехтует между собой заведомыми предвзятостями. Замкнулась и поглощена играми полувековой давности.
Старшие мои товарищи хотят быть похожи на воров в законе, потому понимают социальную ответственность художника как принципиальную аполитичность и нежелание как-либо контактировать с “властью”. А младшие товарищи — не хотят быть похожи на старших, потому декларируют свою полную безответственность. “Ответственность” для них скомпрометирована как слово из лексикона художников-вещателей, хранителей “истинных ценностей”, с которыми стилистически не хочется иметь ничего общего.
По мне так ответственность художника заключается в том, чтобы делать, что считаешь нужным, не смотря на возможные неприятные последствия. А искусство — в том числе — в умении балансировать на грани и неприятных последствий избегать. Неприятные последствия — это не столько “репрессии власти”, сколько предубеждения своей же среды.
Недавно мы спорили с Андреем Ерофеевым по поводу одного вернисажа. Он заявлял, что таких выставок существовать не должно, называя стилистику экспонируемых работ чуть ли не фашистской. А я ту же самую выставку защищал, говорил, что стилистически чуждые нам выставки тоже имеют право на существование, и что фашизм — совсем не фильтр в фотошопе, а как раз желание отфильтровывать художества, нам не нравящиеся (при условии, что они ничем не нарушают действующего законодательства).
Тогда он мне заявляет: ты говоришь это не потому, что действительно так считаешь, но из желания противоречить. Твоя парадоксальная толерантность свидетельствует лишь о том, что художники чувствуют себя защищёнными нынешними институциями! Я оппонирую: опять ты, Андрей, передёргиваешь! Это во времена альманаха “Метрополь” художники чувствовали себя защищёнными, потому как понимали, что занимаются значимым делом. Что за каждым их чихом следят спецслужбы и западные “голоса”. И если первые, не дай бог, вызовут их на разговор, то вторые тут же оповестят о том всё цивилизованное человечество. А сейчас местные защитники художников скомпрометировали себя, стали профессиональными грантополучателями и потеряли вес. И “актуальное искусство” утратило общественную актуальность, потому художников хоть режь, никому они не интересны. Чем, спрашиваю, смогли защитить Авдея Тер-Оганьяна? При том, что ГЦСИ, например, всякий раз писал очень правильные экспертные заключения и письма поддержки. Хотя, надо упомянуть, статус беженца Авдей получил благодаря письму С. Ковалёва к Вацлаву Гавелу.
Получается замкнутый круг: чтобы искусство могло себя защитить, оно должно быть общественнозначимым. Не бояться актуальных и табуированных тем. Но если мы будем табуированных тем касаться, ничто нас не защитит. В том числе потому, что кроме актуальных тем необходим адекватный язык. Без него наше искусство непублично, непопулярно и мало кому понятно. Адресат его — несколько критиков, галерейщиков и коллекционеров, а также узкая и косная интеллигентская среда. Что продемонстрировали случай того же Тер-Оганьяна или выставка “Осторожно, религия!”
“Общественное мнение” по поводу обоих весьма неоднозначное и нелицеприятное. К Авдею уже во время акции в Манеже подходили многие неплохие, в принципе, художники и угрожали, что больше не подадут ему руки. А поэт по фамилии Салимон якобы даже залепил ему пощечину! Мне по сию пору доводится слышать приватные мнения: судить Авдея безусловно неправомерно, ибо государство у нас светское, иконы он рубил не в в церкви, а в музее, но, между нами говоря, Авдей сам не понимал, что творит, а его “перформанс” был слабоват… И это те, кто его в принципе поддерживают, а о воцерквлённых неофитах, которые вдруг стали святее Папы Римского, я даже не говорю!
В Свердловске, где я жил во время суда над Авдеем, подобная ситуация представлялась недоразумением. Акция “Юный безбожник” была как бальзам на израненную душу. В 1990-е годы я работал реставратором в краеведческом музее (трудовой стаж 10 лет) — как раз, когда церковники выгоняли музеи на улицы, отбирая у них здания. На работе я слушал радио и под воздействием православной радиостанции “Радонеж” стал прямо-таки воинствующим атеистом. Тамошние проповедники заявляли: все, кто не придерживается нашей единственно правильной веры, не имеют на это право. Их надо загонять в храмы аки баранов. Материалисты — недочеловеки, чуть ли не вурдалаки! Эта уверенность сопровождалась желанием оградить себя от любой конкуренции административными мерами (законодательно запретив “исторически неукорененные” конфессии) и прямым обманом. Не так давно в СМИ опять развернули кампанию о необходимости “вернуть” РПЦ якобы отнятую у неё большевиками собственность. На самом деле чуть ли не с петровских времен церковь ничем не владела, ещё Екатерина (или Елизавета) учредила государственный орган Священный Синод, распоряжавшийся всем имуществом, бывшим у церкви в аренде...
А разборки свердловской епархии с уралмашевским преступным сообществом, закончившиеся отставкой епископа, уличённого в мужеложестве!.. Дикость самозваных пастырей чудовищно раздражала. В отместку за репрессии начала прошлого века религиозные работники пытались заполучить как можно больше материальных ценностей и налоговых льгот и присвоили себе индульгенцию с такой же нахрапистостью насаждать свои верования. Авдей всего лишь вывернул их методы наизнанку… Это ж социальная терапия! За такое надо орден давать. К тому же он делал это не среди богомольных старушек, а в среде, которая наиболее остро чувствует любое “духовное” и идеологическое давление. Оказалось только, что эта среда — самая слабая на голову! Может быть я неадекватен по поводу религиозных чувств своих собратьев, но не более неадекватен, чем рядовые сотрудники НТВ, которые после того, как их выгнали на улицу, стали через слово ругать ВВП.
Надо сказать, в Свердловске тогда в церковь ходили лишь старики, заскорузлые почвенники, взыскующие “Русь изначальную”, да бандиты, желающие перекроиться в бизнесменов. И та, и другая, и третья компании были для меня чужими. Приезжаю в Москву — и выясняется, что в столице наиболее активна в этом плане творческая и нетворческая интеллигенция. Во времена СССР их главным отрицательным героем был В. И. Ленин, а главным положительным — Иисус Христос. И оказав помощь в разрушении одной системы мифов, они бездумно отдались другой. Сперва мне это даже показалось забавным парадоксом.
Если Авдей был значимой фигурой ещё до того, как стал самым актуальным художником 90-х, но всё равно подвергся “эстетическому” остракизму, то что ж говорить о выставке “Осторожно, религия!”, которую организовали менее известные люди. Распространено мнение, что выставка совсем слабая. Я её, как говорится, не видел, но уверен, что она была ничуть не хуже прочих групповых выставок. А молва подобного рода — всего лишь защитная реакция, оправдание своей страусиной позиции. Ибо интеллигенция всех мастей бесповоротно перед церковью капитулировала.
Здесь нужно сказать, что я с уважением отношусь к “традиционным ценностям”, с пониманием — к традиционным верованиям. И как всё прочее народонаселение — обеими руками за апробированную систему морально-этических координат! Но когда ежедневно в ток-шоу РТР поп-звезды спорят, кто более истово верует... Когда за ними выходит сотрудница музея Рериха, которая уверяет зрителей в существовании “перерождения душ”, не подозревая, что в буддизме никаких “душ” не существует... Когда следом выводят спиритистку, и та — в эфире государственного телеканала! — устраивает сеанс связи с Николаем Угодником... Мне такое мракобесие представляется чрезмерным, особенно когда этому ничего не противостоит. Хочется перешагнуть на другую чашу весов. Чувствуешь себя чужим среди своих. Ещё раз повторю, к церкви у меня претензий нет. Они делают своё дело, а вот интеллектуалы на своих чердаках мышей не ловят. Помрачения рассудка в близкой социальной среде кажутся особенно вопиющими. Столичная интеллигенция пребывает во власти групповых фетишей и жупелов, фехтует между собой заведомыми предвзятостями. Замкнулась и поглощена играми полувековой давности.
