Активизм, Война, Осмоловский, Плуцер,Толоконникова, Гронас, Перчихина

Самое важное из моего выступления в Гилее. Немножко подправил, где смысл ускользал.

Андрей Паршиков: 
 А сейчас по программе должен выступить Антон Николаев, который представит нам Профсоюз уличного искусства, в котором, собственно, начинала легендарная ныне группа «Война».

Антон Николаев: Всем здравствуйте. (достает тетрадь с записями). Я пока ехал сюда в метро, попутно делал заметки, о том, что в первую очередь хочу сказать публике. Даже могу сказать, по какому поводу.
 Я прочитал в «Артхронике» статью Ревзина, где меня очень поразил факт, что Осмоловский в какой-то своей лекции, заявил, что хуй на Красной площади является искусством, а литейный хуй «Войны» – не является. С этической точки
 зрения мне не хотелось бы это даже обсуждать – все понятно и очень неприятно. Ребята сидят в тюрьме, а тут человек который еще недавно считался одним из лидеров сообщества заявляет – «они не наши, не художники». Здесь комментариев не требуется и так все понятно.
Мне неизвестно какие доводы приводил Осмоловский, когда «не пущал» «Войну» в искусство. Ну, в общем-то, при желании несложно ее придумать и наверное она не особо интересна. Я решил отнестись к произошедшему как к симптому, показывающему, что между нами и поколением художников девяностых годов не только пробежала кошка, но и обозначилась пропасть.

Это легко интерперетируется социально, поскольку имеет социальные причины. В что в чем социальные истоки активизма 90-х? Олег Воротников определял ее как бездомность. Сравнивал человека начала девяностых с домашней собакой выгнанной на улицу.
На самом деле деятельность художников, которые выбегали выкладывать «хуй» на Красной площади, бегали собаками, онанировали на месте храма – в этом была одновременно и истерией и тоской по потерянной конуре, акции девяностых понятные экзистенциально крайне сложно интерпретируются как социальный или политический жест.

И не удивительно, что когда года через три появились художественные институции, все как-то быстро разбрелись по галереям и стали делать карьеры. Как выяснилось ни у кого из поколения девяностых не было амбиций по поводу влияния на политику и переустройства общества.
Ситуация нулевых годов, принципиально другая, я общался с лидерами арт-активистского сообщества – Воротниковым, Фальковским, Лоскутовым, Бидиным, Виленским, Крыловым, Верзиловым, Мустафиным и понимал, что все эти люди оказались в одном поле неслучайно. В общем, это люди, которых можно назвать социальными технологами.
Их, в общем-то, нелегко подкупить теплой конурой галерейной карьеры, поскольку мотивации немножко другие. Вот люди, вокруг которых разворачиваются сегодняшние сюжеты, – мне кажется, это люди, которые мотивированы тем, что хотят быть такими паразитами внутри всех социальных структур и как-то влиять, изменять.

Ну, в общем-то, на самом деле, тут неслучайно такой какой-то оптимизм по поводу НБП и анархов, потому что, в общем, среди всех политических сил, которые существуют в стране, НБП как раз наиболее была похожа, поскольку все-таки важна была не политическая оппозиция, а такая как бы оппозиционность – все время быть в оппозиции, создавать тонус для общества. И круто бы, чтобы это ощущение, которое есть от новой волны активизма, – не просто ощущение, а так оно есть и на самом деле. Если для акционистов 90-х годов всякие там нормативные вещи, которые были возложены на кураторов, в первую очередь определение иерархий внутри художественного сообщества были важны, то для нового поколения художников вышедшего в «открытый социум» (определение философа Рыклина который он дал тому, что художнику ни в коем случае не надо делать) это не так важно, что хорошо показало пофигистическое отношение к премии «Инновация» арт-группы Война. И не надо обращать внимание на бесконечные реверансы которые Плуцер делал в адрес Гельмана и Бажанова. Он это делал и продолжает делать в своих личных интересах, а не в интересах «Войны» для которых был и останется попутчиком, удачно завербованным в истеблишменте агентом.
Очевидно, что «Война» сейчас куда больше озабочена тем, посадят ее в тюрьму или не посадят, насколько они смогут продолжить свою деятельность без физических потерь, чем то как у них сложится институциональная карьера. Мне кажется, что и у активистов других примерно те же проблемы связанные с противостоянием с авторитарным властям. А практика их не соотносится с институциями, а опять же с «открытым социумом» в котором они разрабатывают какие-то свои социальные, культурные сюжеты, которые они автономно разрабатывают и очертания их хорошо видны. Агенда – анархизм, Аффинити - антифашизм, Бомбилы – децентрализация страны, Что делать - троцкизм и т.д., и т.п. 

То есть у всех какие-то свои настоящие проблемы, и, поэтому, любые контакты с художественными институциями – это просто какая-то сверка , площадка для встреч, тактическое пространства для маневра. Мне кажется, успех «Жира» обусловлен тем, что она обеспечивает активистским сообществам коммуникативную площадку.

На толиковскую реплику про то что его хуй это искусство,а другие хуи нет я среагировал. Теперь хочу среагировать на другию, хорошую реплику Нади Толоконниковой из московской «Войны» которую она произнесла в интервью финской газете, на вопрос о том, чем вы собственно занимаетесь. Надя ответила, "Мы создаем культуру бунта". В общем-то, она такую хорошую лапидарную форму дала. Во-первых, звучит хорошо: "мы создаем культуру бунта". Ну, это содержательно хорошо.
 Во-первых, это как бы говорит о том, что мы перезагружаем что-то, что создаем принципмально новую культуру. Во-вторых, это соответствует уровню гражданского общества в России, поскольку, очевидно, что уровень его развития пока не предполагает другой коммуникации между элитами и низами, кроме различных форм бунта. И то, что какие-то культурные деятели берут на себя легитимность создавать эту культуру – это очень хорошо. Тем самым они просто возвращают себе пока пустующее место интеллигенции, потому что в нулевые, в 90-е как раз этот бренд вытеснялся, все говорили, что интеллигенции нет, есть интеллектуалы. Интеллигенция – это типа вымирающие совки. Заявление о создании культуры бунта – это, как бы, вполне такое интеллигентское заявление.

Теперь пару слов по поводу жанров. И мне вот кажется, что на самом деле сейчас, что касается всяких жанровых разделений – стрит-арт, паблик арт – это важно, но это какой-то второй план. Мне кажется, что вот этой какой-то новой волне удалось создать неплохое поле событий.
Ну, хуй на Красной площади, там, мне кажется, что мы в свое время создали событие этой еблей, ну, и «Война» все время создавала события, Верхотура создает события… Матвей с Денисом создавали события. Ну, активистскому сообществу, художественно-активистскому, удавалось создавать события. И, в общем-то, пытаться их как-то квалифицировать не разобравшись в сути явления - преждевременно. Кроме того, в этом есть какая-то репрессия.
То есть, там, условно говоря, какие-то вещи отделить, например, хуй, там, послушаться Толика и сказать, что хуй – это не искусство, это вот искусство, эти иерархии выстроить – оно, как бы, неправильно. Если как-то лояльнее вообще отнестись к явлению, мне кажется, нужно просто поверить в то, что создаются какие-то новые жанры, что эта перезагрузка происходит.
Что хуй на Красной площади и хуй на мосту – это на самом деле совершенно разные вещи, которые просто одинаково выглядят. Вот. Ну, в общем-то, у меня больше мыслей нет. Я мог бы ответить на какие-то вопросы и дальше просто показать несколько материалов, которые я приготовил. Ну, я надеюсь, что я понятно объяснил…

Таня Волкова: Понятно, можно мне реплику Я вообще очень рада, что у нас
 такой формат философской беседы создался сегодня.   
 
<...>
Ой, ну, вот, на самом деле, в принципе, я тебе хочу ответить просто так развернуто на это. Вообще немножко с другой стороны зайдя. По поводу «Войны», ну, как раз «Война» – это все-таки такой флагман, да, и оно больше всего осмысливается, вообще я видел три каких-то аналитических оценки. Первая оценка – это Марина Перчихина как раз по поводу того, что это субверсивная аффирмация…

А.П.: Давай, ты тогда расскажешь про Марину Перчихину, это…
А.Н.: Это директор галереи Spider & Mouse…
А.П.: Которая была одной из первых галерей, которая устроила перформанс в Москве.
А.Н.: Да, да. Вот, уважаемая женщина. И умная очень. Она первая всерьез занялась «Войной», стала об этом думать и сказала, что все это происходит в логике субверсивной аффирмации. Вторая позиция – это Плуцер попытался что-то написать по поводу того, что это некая мета-позиция, но мне кажется, что это достаточно спекулятивная позиция, ну, как бы, я просто ее обозначу, у меня критическое к ней отношение, это просто попытка встроить деятельность как раз вот активистов в контекст постконцептуалистской теории, мне кажется, не очень умелая. И третья оценка, которая мне очень как раз понравилась – это поэт Миша, Михаил Гронас, профессор Дартмутского университета, который сказал, что это такой когнитивный терроризм. Мне показалось, что оно очень точное, потому что я знаю «Войну», этих ребят сто лет, еще когда они не были художниками, это просто такие люди, которые куда-то приходят, и там просто начинается какой-то полный бред, вот у них как бы есть такой талант из всего превращать просто в… из всего делать пиздец просто, ну, просто у людей есть такой талант: они что-то берут, что-то кладут куда-то, куда-то садятся, что-то там ходят, что-то говорят, то есть у них как-то такая вот харизма, которая сюрреализируют любую ситуацию, в которой они оказываются. И, в общем-то, в творчестве они как раз в этом плане очень хорошо развернулись, они остранняют все, к чему они прикасаются, превращают это в полный бред. И это, мне кажется, как-то более точно, чем субверсивная аффирмация, потому что когда говорят о субверсивной аффирмации – сразу же возникает вопрос: а вот здесь у них есть прямое высказывание, какая эта субверсивная аффирмация? Мне кажется, что вот эта логика как раз когнитивного терроризма – она, ну, как бы, понятная такая, она более правильная, чем субверсивная аффирмация. То есть первое место – Гронасу, второе место – Перчихиной, а Плуцер получает бронзовую медаль, поскольку никто четвертый еще не сказал.
Т.В.: Иерархия создается.
 
А.Н.: Да. Иерархия критиков. Вот иерархию критиков и нужно создавать, да, это пускай критики выстраиваются там в ряды (смеется), а художники должны заниматься… счастливые безумцы.



http://zhiruzhir.ru/post/2148