|
|
Пишет Антон Николаев (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} halfaman)@ 2012-02-24 15:06:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Ситуация с беспризорниками в 2002 году
«Конечно, никто из наших ребят под перепись не попал, - заявляет Андрей, уверенный в себе парень ростом чуть выше среднего. - Даже если переписчик найдет их, ребята не станут с ним общаться – они боятся любого представителя власти. В последние полгода в Москве снова занялись беспризорниками: ловят, отправляют в больницу, а оттуда - в центры реабилитации, как теперь называют спецраспределители».
«Из больницы сбежать нетрудно: там врачи, их дело - лечить, а не охранять, - со знанием дела подключается к разговору Миша, нагруженный пакетами с пищей. - Но если попал в реабилитационный центр, то ничего хорошего не жди, обстановка как в тюрьме: за порядком следят менты, на окнах - решетки». О том, что происходит в спецраспределителях, Миша знает не понаслышке. Он сам в свое время был беспризорником: сбегал из дома, жил по вокзалам. Потом вернулся домой и стал снова ходить в школу. По его словам, достала жизнь, когда в любой момент тебя может поймать милиция и отправить в спецраспределитель. Сейчас Миша самостоятельный взрослый человек - работает маляром в метро, получает зарплату около 7000 в месяц. И носит еду беспризорникам на вокзалах.
«Хуже всего, если попадешь в центр реабилитации на Алтуфьевском шоссе, – продолжает Миша. - За нарушение распорядка там могут запросто отлупить резиновой дубинкой или на несколько дней посадят в вонючую комнату. Так там называют карцер. Заняться в реабилитационных центрах нечем – хорошо, если телевизор работает. Дети с ума сходят от безделья, недавно на Алтуфьевском один парень из старшей группы изнасиловал мальчика помладше. По своей воле никто в распределителе жить не будет – при первой же возможности сбегают».
Пищу раздавали в малолюдном переулке в окрестностях вокзала. Пришло 10-15 подростков. Никто из них, как и предполагалось, переписчика в глаза не видел. Каждому беспризорнику на ужин достался пластмассовый контейнер теплых щей со сметаной, кусок хлеба и яблоко. Бросилось в глаза, что одежда у гаврошей новая и вполне чистая. Андрей объяснил, что деньги иногда у них появляются немалые: украдут что-нибудь или на подвыпившего мужичка всей компанией нападут. Повалят, отнимут деньги, сотовый. На вокзал каждый день машины приезжают - краденые сотовые скупать. На вырученные деньги можно одежду на вещевом рынке купить. Четырнадцатилетняя Катя грызет яблоко. Выглядит она моложе своего возраста, но глаза взрослые. На ней синяя куртка, синие штаны, под глазом синяк. Второй год попрошайничает на Курском вокзале. За день добывает около сотни – когда больше, когда меньше. Милиции уже почти не боится: если поймают - говорит, что ей 15 лет. Отпускают. Дети старше 14 лет считаются ответственными за свою судьбу, и милиционеры не имеют права передавать их в реабилитационные центры без их желания. В Москву Катя приехала из Ярославля больше года назад – сбежала из детдома вместе с подругой. Подруге не понравилась кочевая жизнь – она вернулась в Ярославль. Катя вписалась в вокзальную компанию - и осталась. Такая жизнь ей по душе. До недавнего времени она спала на стройках, а было холодно, приходилось укутываться в два одеяла. Несколько последних ночей Катя провела с комфортом: владелец сломанного микроавтобуса «Шевроле» разрешил детям спать в салоне, там мягко и тепло.
«Эти дети только внешне походят на нормальных детей, – говорит Андрей. - Психика у них ненормальная. Жизнь на улице меняет человека, нравственные ориентиры сдвигаются. К тому же они целыми днями нюхают клей или, как сами они говорят, дышат. От этого дыхания крыша едет по полной. Им не мент нужен с резиновой дубинкой, а психолог».
«Я вообще не уверен, что мы правильно делаем, что кормим их, - после небольшой паузы вздыхает Андрей. - Некоторые считают, что таким образом мы развращаем детей – поощряем их жизнь на улицах. Однако другого выхода мы пока не видим. В большинстве реабилитационных центров обстановка такая, что делать там детям нечего. А в хороший приют подростков с улицы берут неохотно – предпочитают либо совсем маленьких, либо тех, кто недавно лишился семьи. Позицию приюта можно понять: недавно мы пристроили 15-летнего Олега с Курского – так он научил приютских курить, ругаться матом и воровать».
Внешне приют «Дорога к дому» напоминает детский сад. Двухэтажное кирпичное строение, разноцветные горки при входе. Двое карапузов катаются по двору на детских велосипедах. Директор приюта, Сапар Муллаевич, полный мужчина среднеазиатского вида в очках, - весь в заботах о детях. Он врывается в кабинет, в руках - таинственное устройство. «Добрый человек отдал приюту телевизор с микроскопическим экраном, - объясняет Сапар Муллаевич. - Микротелевидение отвезут в больницу, где лежит мальчик из приюта, недавно перенесший операцию на позвоночнике».
В приюте перепись до детей добралась. Как рассказал директор, в «Дорогу к дому» сотрудники управы пришли уже на второй день переписи, взяли список всех 40 живущих там детей и удалились заполнять переписные листы. Переписчикам придется повозиться со списком: звонить на переписные пункты по месту прописки этих детей и узнавать, не переписали их уже родители. Хлопот не доставят лишь некоторые – те, чьи родители либо не имеют определенного места жительства, либо сидят в тюрьме. Садись и сразу пиши в переписной. Сапар Муллаевич, за которым дети бегают стайкой, повел меня знакомиться с одним из таких ребят – Димой. Дима резался с ребятами в компьютерной комнате в какой-то мощный шутер по сети.
- Интересно стрелять? – спросил мальчишек директор приюта.
- В армию готовимся.
- Небось, киллерами стать хотите.
У четырнадцатилетнего Димы мама в колонии – что-то украла по мелочи. Дима с мамой переехали из Таджикистана в Подмосковье к бабушке, спасаясь от войны. Через какое-то время бабушка умерла. И тут выяснилось, что квартира на дочь не оформлена, – квартиру забрало государство, а Дима с матерью оказались на улице. Два года бродяжничали – спали в электричках Москва-Рязань. Пока поезд едет от Москвы до Рязани и обратно, можно выспаться. Дима в приюте несколько лет. Ходит учиться в обычную школу, с другими детьми отношения у него хорошие. Потом хочет пойти в ПТУ на автослесаря – чинить машины.
Сапар Муллаевич говорит, что бездомных никто не посчитает – посчитают тех, кто в приютах, детских домах, больницах. А тех, кто на улице, - никогда. Хотя эти цифры очень бы пригодились: никто не знает, сколько бродячих детей в Москве. Кто-то называет цифру 50000, кто-то - в десять раз меньшую.
Антон Николаев
Государство не заметило беспризорников
Каждый вечер двое сотрудников организации «Активная помощь детям», Андрей и Миша, объезжают несколько точек, где раздают еду вокзальным детям. С Андреем я встретился на площади Павелецкого вокзала, заранее договорившись по телефону. «Найдем друг друга легко – все люди суетятся, бегут куда-то, а мы не будем. Я маленького роста и в синей куртке, а ты, наверное, высокий. Многие выше меня».«Конечно, никто из наших ребят под перепись не попал, - заявляет Андрей, уверенный в себе парень ростом чуть выше среднего. - Даже если переписчик найдет их, ребята не станут с ним общаться – они боятся любого представителя власти. В последние полгода в Москве снова занялись беспризорниками: ловят, отправляют в больницу, а оттуда - в центры реабилитации, как теперь называют спецраспределители».
«Из больницы сбежать нетрудно: там врачи, их дело - лечить, а не охранять, - со знанием дела подключается к разговору Миша, нагруженный пакетами с пищей. - Но если попал в реабилитационный центр, то ничего хорошего не жди, обстановка как в тюрьме: за порядком следят менты, на окнах - решетки». О том, что происходит в спецраспределителях, Миша знает не понаслышке. Он сам в свое время был беспризорником: сбегал из дома, жил по вокзалам. Потом вернулся домой и стал снова ходить в школу. По его словам, достала жизнь, когда в любой момент тебя может поймать милиция и отправить в спецраспределитель. Сейчас Миша самостоятельный взрослый человек - работает маляром в метро, получает зарплату около 7000 в месяц. И носит еду беспризорникам на вокзалах.
«Хуже всего, если попадешь в центр реабилитации на Алтуфьевском шоссе, – продолжает Миша. - За нарушение распорядка там могут запросто отлупить резиновой дубинкой или на несколько дней посадят в вонючую комнату. Так там называют карцер. Заняться в реабилитационных центрах нечем – хорошо, если телевизор работает. Дети с ума сходят от безделья, недавно на Алтуфьевском один парень из старшей группы изнасиловал мальчика помладше. По своей воле никто в распределителе жить не будет – при первой же возможности сбегают».
Пищу раздавали в малолюдном переулке в окрестностях вокзала. Пришло 10-15 подростков. Никто из них, как и предполагалось, переписчика в глаза не видел. Каждому беспризорнику на ужин достался пластмассовый контейнер теплых щей со сметаной, кусок хлеба и яблоко. Бросилось в глаза, что одежда у гаврошей новая и вполне чистая. Андрей объяснил, что деньги иногда у них появляются немалые: украдут что-нибудь или на подвыпившего мужичка всей компанией нападут. Повалят, отнимут деньги, сотовый. На вокзал каждый день машины приезжают - краденые сотовые скупать. На вырученные деньги можно одежду на вещевом рынке купить. Четырнадцатилетняя Катя грызет яблоко. Выглядит она моложе своего возраста, но глаза взрослые. На ней синяя куртка, синие штаны, под глазом синяк. Второй год попрошайничает на Курском вокзале. За день добывает около сотни – когда больше, когда меньше. Милиции уже почти не боится: если поймают - говорит, что ей 15 лет. Отпускают. Дети старше 14 лет считаются ответственными за свою судьбу, и милиционеры не имеют права передавать их в реабилитационные центры без их желания. В Москву Катя приехала из Ярославля больше года назад – сбежала из детдома вместе с подругой. Подруге не понравилась кочевая жизнь – она вернулась в Ярославль. Катя вписалась в вокзальную компанию - и осталась. Такая жизнь ей по душе. До недавнего времени она спала на стройках, а было холодно, приходилось укутываться в два одеяла. Несколько последних ночей Катя провела с комфортом: владелец сломанного микроавтобуса «Шевроле» разрешил детям спать в салоне, там мягко и тепло.
«Эти дети только внешне походят на нормальных детей, – говорит Андрей. - Психика у них ненормальная. Жизнь на улице меняет человека, нравственные ориентиры сдвигаются. К тому же они целыми днями нюхают клей или, как сами они говорят, дышат. От этого дыхания крыша едет по полной. Им не мент нужен с резиновой дубинкой, а психолог».
«Я вообще не уверен, что мы правильно делаем, что кормим их, - после небольшой паузы вздыхает Андрей. - Некоторые считают, что таким образом мы развращаем детей – поощряем их жизнь на улицах. Однако другого выхода мы пока не видим. В большинстве реабилитационных центров обстановка такая, что делать там детям нечего. А в хороший приют подростков с улицы берут неохотно – предпочитают либо совсем маленьких, либо тех, кто недавно лишился семьи. Позицию приюта можно понять: недавно мы пристроили 15-летнего Олега с Курского – так он научил приютских курить, ругаться матом и воровать».
Внешне приют «Дорога к дому» напоминает детский сад. Двухэтажное кирпичное строение, разноцветные горки при входе. Двое карапузов катаются по двору на детских велосипедах. Директор приюта, Сапар Муллаевич, полный мужчина среднеазиатского вида в очках, - весь в заботах о детях. Он врывается в кабинет, в руках - таинственное устройство. «Добрый человек отдал приюту телевизор с микроскопическим экраном, - объясняет Сапар Муллаевич. - Микротелевидение отвезут в больницу, где лежит мальчик из приюта, недавно перенесший операцию на позвоночнике».
В приюте перепись до детей добралась. Как рассказал директор, в «Дорогу к дому» сотрудники управы пришли уже на второй день переписи, взяли список всех 40 живущих там детей и удалились заполнять переписные листы. Переписчикам придется повозиться со списком: звонить на переписные пункты по месту прописки этих детей и узнавать, не переписали их уже родители. Хлопот не доставят лишь некоторые – те, чьи родители либо не имеют определенного места жительства, либо сидят в тюрьме. Садись и сразу пиши в переписной. Сапар Муллаевич, за которым дети бегают стайкой, повел меня знакомиться с одним из таких ребят – Димой. Дима резался с ребятами в компьютерной комнате в какой-то мощный шутер по сети.
- Интересно стрелять? – спросил мальчишек директор приюта.
- В армию готовимся.
- Небось, киллерами стать хотите.
У четырнадцатилетнего Димы мама в колонии – что-то украла по мелочи. Дима с мамой переехали из Таджикистана в Подмосковье к бабушке, спасаясь от войны. Через какое-то время бабушка умерла. И тут выяснилось, что квартира на дочь не оформлена, – квартиру забрало государство, а Дима с матерью оказались на улице. Два года бродяжничали – спали в электричках Москва-Рязань. Пока поезд едет от Москвы до Рязани и обратно, можно выспаться. Дима в приюте несколько лет. Ходит учиться в обычную школу, с другими детьми отношения у него хорошие. Потом хочет пойти в ПТУ на автослесаря – чинить машины.
Сапар Муллаевич говорит, что бездомных никто не посчитает – посчитают тех, кто в приютах, детских домах, больницах. А тех, кто на улице, - никогда. Хотя эти цифры очень бы пригодились: никто не знает, сколько бродячих детей в Москве. Кто-то называет цифру 50000, кто-то - в десять раз меньшую.
