По ночнику тянет похулиганить... Вот рассказик одной очень странной девушки по прозвищу Сид. Рассказик старый, она ещё в школе училась... Но смешной и настоящий.

С В А Д Ь Б А.
В список невест она не записалась сознательно, понимая, что ей с таким экстерьером ничего не светит. Только если посмеяться. Над самой собой. Поэтому когда шли долгие муторные приготовления к торжественному ужину и церемонии выбора, она плевала на всех и потихоньку посмеивалась над конкурентками. Церемония выбора для самого Его Высочества была всего лишь дешевым развлечением, возможностью посмеяться над глупыми самонадеянными девками, которые думают, что их кокетливо подведенные глазки, носики-кнопки с запудренными веснушками и сиськи, подпрыгивающие в глубоком декольте, могут привлечь его внимание. Здесь все друг над другом смеялись, и лишь когда наступал торжественный момент, и появлялось Его Высочество, все делали притихшие серьезные хари и скромно, сахарно улыбались.
На торжественный ужин она приперлась в рыжевато-розовой пижаме с мелкими белыми сердечками, с небритыми ногами и подмышками и с четырьмя косичками на башке. На фоне чинных, расфуфыренных, размалеванных гостей она смотрелась в свете веселого пофигизма, и ей это нравилось. По традиции все, кто не имел отношения к празднику, то бишь не являлся невестой или ее родней, прислугой и проч., всячески подчеркивали свое наплевательское отношение к происходящему – небрежным видом, разумеется.
- Я так и знала, что ты меня подведешь! – увидев ее, обозлилась тетя Надя.
Сама она уже упаковалась в пышное платье фиолетовой расцветки с белой пеной кружева по линии декольте. – Чего приперлась-то? Шкандыбала бы отседа, пока не поздняк. Дура! Ну какая дура, ёб твою бога душу срать, навязалась на мою голову! Где я теперь тебе буду наряд доставать, ебёна дрожь?!
- Теть, ну чего орешь-то? – лениво спросила она, сплевывая жвачку на мраморные дворцовые ступени, устланные роскошными коврами. – Ебанулась, что ли? Я ж не записана!
- Не записана?! – ахнула сдавленно тетя Надя и, подхватив юбки, умчалась разбираться.
А она с написанной на лице усталостью своим обычным широким шагом поднялась по парадной лестнице и безошибочно выбрала зал с самым большим столом – там и проходил торжественный ужин. Она была босиком, но слоистые красноватые пятки терялись в густом светлом ворсе ковра, расстеленного по сверкающему паркету. Люстры сияли так, что на них было больно смотреть. Да и не хотелось. Разноцветные наряды дам и подчеркнутая черно-белость их спутников действовала на нее угнетающе. Туда-сюда изредка сновали случайно забежавшие левые слуги – веселые, растрепанные, в грязных полосатых носках и жирных пятнах. На нее не обращали особенного внимания, и она плюхнулась на ковер у самого стола, не желая садиться на стул, и принялась насмешливо провожать глазами каждую расфранченную парочку и каждую девицу, которая могла бы стать ее соперницей.
За окнами только что догорел закат. Опускались сумерки. Во дворце оживленно говорили, сплетничали, спорили о том, на ком же остановит свой выбор Его Высочество. Когда Оно появилось, все преклонили колени и уставились в пол, так что со стороны можно было подумать, что они вовсе не хотят его видеть. Но они хотели его видеть. Они все его хотели.
Она невольно задержала на нем взгляд: так, ничего особенного. Она несколько раз его раньше видела по телевизору, но живьем наблюдала впервые, только это ее не волновало и не производило ни малейшего, блин, впечатления.
А это невысокое, роскошное, полноватое Высочество, с мягкими светлыми волосами – не длинными, но и не короткими, с небесно-нежным взором улыбалось то снисходительно, то застенчиво, раздавало небрежные поручения, вежливо трепалось с гостями. Знатными, богатыми, влиятельными, тупыми гостями.
А она хавала хавку руками с тарелки, вытирала рот рукавом и почти ничего не говорила. Только иногда, если хвост косы попадал в соус или в десерт, она совала его в рот, смачно обсасывала, встряхивала и произносила фразу вроде:
- Бля-адь!… Едрёна матрена, пропали мои пятачки!
При чем тут пятачки, и о каких пятачках шла речь, не было никому интересно. Таких людей здесь было много, их предпочитали деликатно не замечать. Если какой-нибудь бестактный придворный и спрашивал ее:
- Почему такая прелестная барышня не удостоит меня разговором?
- Иди дрочи, колобок! – отвечала она.
Она все время сползала со стула, в конце концов, ей это надоело, и она отодвинула стул и плюхнулась на пол вместе с тарелкой. На полу было теплее и значительно уютнее. К тому же на полу было удобно наблюдать за Высочеством и ловить все его промахи, правда, за все два часа, сидя с ним тут, она не поймала ни одного.
Потом началась музыка, перекуры и танцы. Девицы засновали вокруг, как стая мошкары, и только тут она заметила, что все они бесцветны, как моли, только разрисованы, словно картинки детской раскраски для развития мелкой моторики. Тетя Люба, сидевшая по правую руку Высочества, ехидненько поглядывала по сторонам и обаятельно скалилась. Она составляла список невест, и теперь любовалась своими подопечными и была вполне довольна собой. Блестки на ее лице уже начали плавиться от выпитого шампанского, но она продолжала наливаться и провозглашать торжественные тосты, чтобы не потерять уверенность в себе.
Во время очередного перекура, когда все знаменитые гости разбрелись по углам, и даже невест удалось как-то разогнать, тетя Люба подошла к ней и в лоб спросила:
- Ты чего людей-то позоришь, а?!
- Чего такое? Каких людей? – не поняла она.
- Ну, меня хотя бы. Я ж тебя записала. Семью свою. Тетку. Дядьку. Они же на тебя смотрят сейчас, дура! Мы же в прямом эфире!
- Вы меня записали? – ахнула она так, что даже поперхнулась шампанским.
- Да тебя, тебя, едрёна вошь!
- А кто просил-то, тетя Люба, ебать вас в рот, - воскликнула она, откашливаясь от шампанского. – Кто вас просил меня записывать?! Я вовсе не хочу выходить замуж за этого б…..а!
Тетя Люба размахнулась, едва не сшибив вазу с розами, и отвесила ей звонкую хрустящую пощечину. Та не шелохнулась.
- Та-ак, дело уже пахнет скандалом. Давайте-ка отойдем отсюда куда-нибудь, а то ведь, правда, в прямом эфире.
- Ты, сука, какого хрена заявилась сюда в таком виде?! - заорала тетя Люба, едва найдя свободный угол. – Мне знаешь, какой пистон из-за тебя в задницу вставят?! У меня невеста из списка явилась в пижаме на торжественный ужин! Святые угодники! Да меня лишат титула! Понизят в должности! Отрубят голову!
- Орите потише.
- Не указывай старшему по званию! – рявкнула тетя Люба. – Как мне теперь выходить из положения, по-твоему?
- А нельзя было меня предупредить? Хотя бы часа за два до ужина?
- А сама-то, сама-то не догадалась, что ли? Ой, не пизди, что не догадалась! Кого я могла еще запихнуть в список для разбавки этих молей, этих шлюшек недоёбанных?!
- Вы слишком часто и не по существу употребляете ненормативную лексику, - отчеканила она, наблюдая за реакцией тети Любы и откровенно забавляясь.
Черно-золотое платье тети Любы ходило ходуном. Неизвестно, сколько бы они еще так стояли и препирались, и которой бы первой надоело.
- Почему не переодели? – раздался мягкий, величественно-спокойный голос, в котором слышались едва уловимые нотки гнева.
- О, Ваше Высочество! – воскликнула тетя Люба, приседая в реверансе и склонив голову на морщинистую грудь в жирных размазанных блестках.
Она – с косичками, в пижаме, этого была делать не обязана, ее стиль одежды этому не соответствовал. Однако Высочество на нее даже не смотрело.
- Почему не переодели? – повторило оно, мягко впившись глазами в тетю Любу.
- О, Ваше Высочество! – залепетала она. – Я сейчас же исправлю досадное недоразумение! Я покорнейше прошу Вашего прощения.
- Переодеть и проводить в зал, - с королевским безразличием произнесло Его Высочество, задержав свой небесный взгляд на ней, оглядев ее оценивающе с ног до головы и одобрительно улыбнувшись.
Они обе молча смотрели на удаляющуюся спину Его Божественной Персоны.
- Ты понравилась ему, долбаная дура! – зашипела тетя Люба. – Ты ему понравилась!
- Кто вас просил?! – она отчаянно посмотрела на составительницу.
- Никто меня не просил. При чем тут я? Ты все равно ему понравилась! Значит, так. Пулей в ванную – мыться, бриться, мазаться кремами. Потом ко мне наверх, я буду уже тебя там ждать с платьем. Волосы можно просто распустить и побрызгать какой-нибудь хуйней, чтобы не терять время. Тебе, как невесте, это будет простительно. Ну, все. Одна нога здесь – другая там.
Она вышла из ванной гладкая и душистая от головы до жопы и в махровом халате и резиновых тапочках прошла через Малую Залу наверх, в тетиЛюбины владения. Платье, подобранное для нее, оказалось темно-розовое, как шиповник, безо всяких декольте, присобранных или приспущенных рукавов и прочей дряни, с воротником-сборкой а-ля Кэндис Найт, с простыми длинными и широкими расклешенными рукавами, перехваченными в нескольких местах, со шнуровкой и чем-то тускло мерцающим в воланах и складках. Распущенные волосы темными волнами спадали до середины спины, так что она становилась похожа не то на ведьму, не то на русалку.
- Ни грамма косметики, - сказала тетя Люба, опытной рукой копаясь в ее волосах и одновременно пристально оценивая получившийся эффект. – Да тебе и не нужно. Не подойдет. У тебя и так все есть, у дуры.

* * *
На Торжественный смотр невест она почти опоздала, но ей не было сказано ни слова, несмотря на лозунг «Позор опоздунам!» на дворцовых воротах. Войдя в зал, она постаралась идти не таким широким шагом и немного другой походкой, попробовала откинуть волосы с лица и не смотреть своим обычным мрачным и пофигистическим взглядом. К ее не слишком большому удивлению, все невесты были как на подбор светловолосые или русые, в бледно-голубых и бледно-розовых нарядах с огромными вырезами на груди. Теперь они уже не пялились во все глаза друг на друга, норовя уколоть и высмеять соперницу, а не сводили томных, пришторенных ресницами взоров с Его Божественной Особы. Оно ловило их взгляды и нежно улыбалось каждой, демонстрируя ряд великолепных белых зубов.
Потом они танцевали. Для них специально пригласили кавалеров, белозубых щеголей с загеленными волосами. Она стояла в ряду последней, и ей не хватило кавалера с сопливым хвостом, поэтому она танцевала с самим Его Высочеством. Танцевать она не умела, особенно под выспренние классические мелодии, невероятно пафосно играемые придворным оркестром. Но Высочество вело ее легко, почти не касаясь земли, и она просто кружилась в его руках, не обращая внимания на мертвую музыку, которой она не чувствовала. Потом они пели. Не все. Но те немногие, кто пел, исполняли оперные арии для колоратурного и лирического сопрано, и от их муторного исполнения становилось тошно.
- А порадуете ли Вы нас чем-нибудь, моя красавица? – спросило Оно, покровительственно улыбаясь ей.
Она, слегка кривясь, как всегда, когда ее называли во множественном числе, пропела начало Ghost of the Rose, единственное, что ей пришло в голову из того, что они могут тут стерпеть. Потом Высочество разговаривало с каждой, и чувствовалось, что это ему уже надоело, хотя оно ничем этого не показывало. Не могло себе позволить. В заключение смотра весь табунок невест пустили свободно погулять по залам при условии сбора в месте смотра через десять минут.
Она отошла в сторону и села на толстожопый пуф на кривеньких ножках, равнодушно откинув мятый шелковый шлейф. Его Высочество само подошло к ней и улыбнулось, подавая руку:
- Позвольте мне сказать Вам пару слов.
Его рука была мягкой и прохладной, как тесто из холодильника.
- Как тебя зовут? – уже гораздо тише спросило оно.
- Света, - сказала она, недоумевая: «Вправду не знал или прикалывается?»
- Почему ж ты темная? – с неожиданной напевностью спросило оно.
Вопрос не особенно нуждался в ответе, и оба это поняли. В Зале больше никого не было. Даже невесты куда-то пропали. Его Высочество, одной рукой обнимая ее за талию в шелковых складках, другой провело по темным теплым волосам. Губы его были мягкими и чуть солоноватыми на вкус, шелковистыми. Она отстранилась и неосторожно взглянула на него со своей обычной свирепостью.
- Ты же понимаешь, что это будешь ты. Ты уже избрана. Ты уже моя невеста.
Но в этот момент послышались чьи-то шаги.
Когда на завершении смотра объявили ее имя, она тупо посмотрела на присутствующих именитых гостей, рядом с которыми она сидела за столом в не совсем чистой пижаме, с немытой жопой и нечесаными космами, на невест, пооткрывавших рты и чуть не обосравшихся от зависти и смутно подумала, что вот опять какого-то хера делают против ее воли. Она с радостью поменялась бы с любой из проигравших девиц, лишь бы только ее оставили в покое.
На завтра назначили день свадьбы. Оставшуюся часть вечера Свету мучили снятием мерок и советами насчет свадебного платья. Устало махнув рукой, она послала всех в жопу и сказала, что пойдет под долбаный венец в чем угодно, лишь бы до нее перестали доёбываться.
А ночью Света страшно напилась в подвале своего дома и рухнула спать, как была, в платье, на пол возле винной бочки.

* * *
В церковь – собор Святой Гвоздердерики – везли на отдельных лимузинах, ее – на белом, его – на черном. Было утро, сырое холодное утро позднего лета, все в чуть поблескивающей серой дымке. Света, закинувшись фатой, скрывающей фиолетовые круги под глазами, ехала, тупо уставившись в стекло. Суровый бодун давал о себе знать. Возле церкви она застряла в дверях машины – пышная юбка платья отказывалась в них пролезать во второй раз. Это вызвало целую бурю народного восторга, криков папарацци и взволнованный голос Его Высочества:
- Дорогая, ты что, передумала?
Перед алтарем, откинув фату, она взглянула на Его Высочество красными-красными глазами и заметила, что оно сделало знак какой-то камере: не снимайте. Ему было бы досадно, если бы в красивом вечернем репортаже с его свадьбы появилась смурная харя невыспавшейся невесты с красными глазами.
Приехав домой вечером после долгого чинного празднования веселой свадьбы, уставшая, бухая, она повалилась на первый попавшийся диван прямо в груде воздушной белой ткани, уже частично чем-то залитой. Его Высочество поспешило подать ей руку и помочь подняться.
- Дорогая, еще не время для отдыха. Сейчас к нам приедут последние гости. Они не смогли приехать на свадебный обед, но я пообещал, что мы примем их лично.
- Ебёна мать!.. – тихо простонала Света, но Его Высочество деликатно сделало вид, что ничего не слышало.
Она равнодушно залезла с ногами на кресло с безумно дорогой обивкой нежно-кремового цвета и взяла в руки валявшийся поблизости утренний номер «Экспресса». Открыв его наугад где-то посередине, она чуть не взвизгнула от радости:
- Роллинги! – радостно заорала она. – «Роллинг Стоунз»!!!
- Что-то не так, милая? – спросило подошедшее Высочество.
- Как ты смотришь на то, чтобы сходить на концерт «Роллинг Стоунз»? Я, сколько живу на свете, не была ни разу. Не случалось.
Светина тетка просто не имела такой возможности – жалкая зарплата фрейлины вообще не имела никаких возможностей.
- Прошу прощения, Ваше Высочество, но можно я отвечу на вопрос? – пискнула приставленная к ней по первости сопливая фрейлина.
- С моего позволения, - сказало Высочество.
- Понимаете ли, с Вашего позволения, Вам это уже не положено, - склонила головку фрейлина. – Эти люди не принадлежат к нашему кругу, и если кто-либо увидит Вас на подобном мероприятии…
- Даже Елизавета Вторая была на их концерте! – прервала ее Света.
- Это будет поводом для сплетен и слухов, - спокойно закончила фрейлина. – Вы – не Елизавета Вторая, я прошу прощения. Вы еще не знакомы с нашими правилами, законами и порядками, и в мои обязанности входит…
- Закрой варежку! – рявкнула Света. – Вон отсюда!
Фрейлина сделала грациозный книксен и испарилась.
- Дорогая, я попросил бы тебя… - начало было Высочество, но тут откуда-то снизу раздался тошнотворно мелодичный звонок, извещающий о прибытии долгожданных гостей.
Гостей она знала – сидела бок о бок с ними в пижаме почти во главе стола на торжественном ужине – как раз напротив Его Высочества. Изобразив спокойную радость и оскалившись в очень располагающей к себе улыбке, Света продолжила бухать с гостями. Это заключалось в том, что все тянули коньяк, стоящий нереальных денег, заедая его швейцарским шоколадом, от каждого глотка становились все более и более окосевшими – коньяк был хорошей выдержки – и старались ничем себя не выдать, скрывая порывистость движений и прищуривая маслянистые глаза. В комнате было довольно жарко, несмотря на вентиляцию – все окна были закрыты и занавешены.
- Я, пожалуй, пойду переоденусь во что-нибудь посвободнее, - сказала Света. – Здесь очень жарко.
- Вы не имеете права переодеваться до полного окончания всех церемоний, - шепнула невесть откуда взявшаяся фрейлина. – Высокая особа на своей свадьбе должна оставаться в свадебном платье.
- Знаете, я, пожалуй, не буду переодеваться… - пробормотала Света.
Но никто не обратил на это внимания.
- Как Вы держите вилку? – тихо возмущалась фрейлина. – Я еще раньше хотела Вам сказать, но было больше народу, могли услышать. Высокая особа должна…
- Отстань, я устала, - отмахнулась Света. – Коронация только завтра.
- Да, но, я прошу прощения, это не значит, что…
- Пошла вон отсюда!
Она исчезала, но потом вновь возвращалась и начинала гудеть в ухо:
- Почему Вы не поддерживаете разговор о внутренней политике внедрения тотальной демократии на Карибских островах?
- Потому что меня не ебёт политика Карибских островов.
- Согласно Общим Правилам в Законе о Высоких Особах, женщина не может встревать в разговор, происходящий между двумя мужчинами. А Вы вмешиваетесь. Этим Вы демонстрируете только свою безграмотность и незнание наших законов. Ваша мать ведь была придворной дамой, почему она….
- Не твое собачье дело, кем была моя мать и почему она не делала того, этого, пятого и десятого, - огрызалась Света. – С завтрашнего дня я вообще прикажу убавить тебе зарплату. У меня, как у Королевы, будет на это право.
- Но, во-первых, Вы еще не Королева, а во-вторых, согласно Общим Правилам Закона об уплате заработной платы придворным особам, не имеющим высокого титула, я добросовестно выполняю свои обязанности, и нет никаких видимых причин убавлять мою заработную плату, более того, следует ее повысить.
- Ты заговариваешься, милочка, - хмыкнула Света. – Всяк сверчок знай свой шесток. Еще раз позволишь себе высказаться в подобном тоне – прикажу отрубить тебе голову.
Фрейлина в очередной раз исчезла. Света резко поднялась, одернула юбки, мотнула шлейфом и исчезла в направлении своих покоев. Там, найдя в своих личных, доставленных сюда утром немногочисленных вещах, цветную фотографию Мика Джаггера, она несколько минут неотрывно глядела на нее. Потом настежь распахнула окно и рванула шнуровку платья. Дышать сразу стало свободнее. Лохматый, вечно молодой придурок Мик глядел на нее со снимка, скривив в ухмылке толстенные губы. « А на «Роллинг Стоунз» я все-таки пойду», - подумала Света.
Звякнул у дверей колокольчик.
- Открыто! – крикнула Света, напрочь забыв, что так кричать тоже нельзя.
К ней заглянуло Его Высочество.
- Я объяснил гостям твое странное поведение недомоганием и усталостью. Но ты обязана вместе со мной проводить их.
- А разве они не уходят, не прощаясь? – спросила Света, уставясь на Мика Джаггера.
- Светлана…. – потеряло терпение Его Высочество.
Они уходили медленно, безустанно желая Их Божественным Особам счастья, мира и согласия. Фрейлина горячо шептала в ухо:
- Женщина никогда не подает руку, ни когда здоровается, ни при прощании! Женщина никогда первой не начинает разговор и никогда его не заканчивает! До какого состояния Вы довели Ваше платье! Даже я, пять минут назад служанка, никогда не осмелилась бы выйти в таком к гостям и общаться с ними, а тем более – провожать!
- Послушай, а не легче ли мне было просто дать мне почитать книжку о хороших манерах?
- Зачем перегружать Вашу голову лишней информацией, я прошу прощения…
- Хватит просить прощения! – рявкнула Света так, что услышали все гости. – Заебала уже, пиздёнка мокропенная, ёб твою мать, за каким таким неведомым хуём тебя ко мне приставили?! Если я, блядь, еще раз услышу, блядь, от тебя или неважно от какой другой пизды еще хоть словечко про ёбаные манеры, про сраные законы, про хуевы запреты, ебать-копать, вам тут всем будет так сказочно хорошо, что на всей Земле сразу же сам собой наступит коммунизм, к ебене матери! Сказали раз: отьебись, сказали два, так хули ты выёбываешься, мандавошка косолапая! Никто тебя не просил со мной пиздякаться! Тебе деньги платят за сам факт твоего существования, а не святое выполнение твоих хуёвых обязанностей! Если еще раз мне кто-нибудь, включая тебя, - она повернулась к Его Высочеству. – Я ваш хуев дворец разъебу по кирпичикам – заебетесь собирать!
Все замерли. Да, придворные матерились, и все высокие особы были хорошо об этом осведомлены. Впрочем, и сами высокие особы не брезговали матерным словцом. Порой то, что в нерабочее время или для посвященных ушей слетало с божественных уст высоких особ и придворных, было еще похлеще того, что сказала Света. Но мат был бытовухой, низким штилем. О том, чтобы употребить слово «Хуй» на балу или коронации, никто не мог даже мечтать. Об этом вообще речь не могла идти. Поэтому употребляли во всех остальных местах. Но чтобы выматериться в завершение собственной свадьбы, в присутствии не менее дюжины гостей, особенно знатных и приближенных, допущенных до кормушки Высоких Особ, но не сумевших вовремя прибыть на бракосочетание – неотложные дела государственной важности…
Дальше Света помнила смутно. Всеобщее оцепенение длилось не менее пяти минут. Потом Света запомнила какие-то обмороки, вопли, ахи, вызов охраны и скорбный, но царственно-спокойный голос Его Высочества:
- Света, я очень сожалею о случившемся, произошла непростительная ошибка и с нашей, и с твоей стороны. Непоправимые ошибки согласно Общему Закону, караются непоправимой карой. Я вынужден отдать приказ отрубить тебе голову.
- Пошел ты в задницу, - равнодушно и беззлобно сказала Света.
Не обращая никакого внимания на охрану, она вернулась в свои покои, сняла, наконец, осточертевшее платье, покопавшись в шмотье, надела какие-то джинсы, майку, джинсовую рубашку. Потом по сотовому телефону с отвратительным розовым корпусом, выданному ей сегодня утром, набрала номер пункта «Отдых. Знакомства. Развлечения».
- Здравствуйте, я думаю, по номеру вы уже определили, кто вам звонит. Адрес Королевского дворца, я надеюсь, тоже не нуждается в подтверждении. Вызовите ко мне Мика Джаггера.
- Вы хоть понимаете, что времени уже за полночь?
- Это приказ Высокой Особы! – отрезала Света.
В конце концов, она была Высокой Особой. Пока ей еще не отрубили голову.
Мик Джаггер прибыл через полчаса. Она спустилась вниз почти незамеченной из-за своего неяркого прикида и, направляясь к выходу, обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на Его Высочество. Все еще при параде, ни пылинки, он отдавал какие-то торопливые распоряжения. Она жалела только о том, что не успела с ним переспать – красивое было Высочество…
Мик Джаггер ждал ее у входа. У него за спиной была ночь, залитая мягким неярким светом фонарей, заполняющих все близлежащие аллеи. Только увидев Высокую Особу в драной джинсе, он сразу понял, что ей не надо целовать руку и делать церемонный комплимент по поводу прекрасного внешнего вида.
- Привет! – сказала она, плюнув на то, что женщина не начинает разговор первой.
- Привет! – весело отозвался Мик, такой же лохматый и решительный, только лет на сорок постарше. – Ты и есть Высокая Особа?
- Да какая я, в задницу, Высокая Особа? – хмыкнула она, и оба одновременно заржали. – Золушка долбаная, вышла замуж за принца. Пошли пивка попьем.
- Недурная идея! – охотно согласился Мик.

11.08.2003 г. SID NIGHT.