Про аристотелевскую логику довольно просто. Когда мы занимаемся голой математикой или любым другим формальным языком, то там всё, что у нас есть - это пустые знаковые конструкции, и грамматические правила. Аристотелевская логика - это набор таких правил. Ничего страшного, одиозного или "ограничивающего" в ней нет. Когда я говорю "по определению", аристотелевская логика тут ни при чём - это я просто обращаю внимание на акт наименования. Когда я говорю "является", тоже ничего страшного - я имею в виду просто "обладает такими-то свойствами", а вовсе не "только такими, и больше никакими".

Берроуз, по-моему, взял свою критику "аристотелевской логики" у Коржибского, который, кажется, критиковал не саму аристотелевскую логику, а её "бытовые" мутации. Иногда мне непонятно, насколько этот момент был ясен самому Берроузу. Вот когда возникают такие сомнения, я готов косяки дедушке Биллу простить, потому что что там обычно называется "аристотелевской логикой", это детали, суть не в этом.

А вот в нашем разговоре такая логика как раз уместна, и избегать "аристотелевщины" так, будто это нечто прямо совсем нежелательное, просто потому что её всякие уважаемые люди критиковали, глупо.

Но это всё тоже детали, и не такие уж важные. Мне интереснее основное русло нашего разговора, про интерпретации и т.п.

Вы, видимо, исходите из известной модели, в соответствии с которой образы мира, имеющиеся в нашем сознании - это типа карта (интерпретация) внешнего мира, так? То есть образ помидора - это только интерпретация, а в действительности там нечто, что я просто вижу, как помидор. Что-то такое, да?