|
|
Пишет iraan (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} iraan)@ 2006-06-07 11:00:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
О Хандке
К дискуссии здесь: http://oleg-jurjew.livejournal.com/18068.h
и здесь:http://community.livejournal.com/yugo_ru/3
Пишет Маша( чьи воспоминания о поездке по Косово я постила) и которая была в той поездке вместе с Хандке:
К дискуссии здесь: http://oleg-jurjew.livejournal.com/18068.h
и здесь:http://community.livejournal.com/yugo_ru/3
Пишет Маша( чьи воспоминания о поездке по Косово я постила) и которая была в той поездке вместе с Хандке:
Type your cut contents here.Про Хандке не могу рассказать ничего особенного. Я не много с ним общалась. В первый день поездки я вообще не знала, кто это, думала, что он обычный турист, который захотел посмотреть Косово. Когда мы гуляли по Ораховцу, он подошел и спросил, откуда я и чем занимаюсь, сказал, что его зовут Петер, и мы познакомились. Первый раз я его заметила в тот момент, когда мы попали в аварию недалеко от Митровицы и ждали нового автобуса. Он стоял чуть в стороне, не разговаривал и за чем-то внимательно наблюдал. У него был необыкновенно поэтичный вид. За нашим автобусом было небольшое поле, все какое-то грязное и бугристое, а дальше албанские дома. Хандке обошел решетку и спокойно гулял по этому полю босиком. И смотрел вокруг. Уже в Великой Хоче, по-моему, когда мы ужинали в доме священника, я спросила у Адама, откуда этот человек. И Адам так восторженно произнес: Вы что?! Это великий человек! Он столько сделал для сербов! Он был с нами все время, все пятнадцать лет. Он рассказал об этом всей Европе! Про то, что здесь происходит. Это великий человек! В общем, сербы его обожают. По-моему, их любовь взаимна.
На Косово мы были на одном маленьком кладбище. Оно принадлежало семье, от которой с 1998 года осталась примерно половина. Другая половина лежит на этом кладбище, уже практически стертом. Заметны только небольшие насыпи, вокруг которых разбросаны осколки камней. Туда ездили семь женщин, у которых в этом месте похоронены мужья, папы и дедушки. В их семье остался один мужчина. Они приехали туда первый раз за восемь лет. На этом кладбище они ужасно рыдали, почти выли, долго и громко. Очищали свои могилы от сухих листьев и албанского мусора, и собирали остатки надгробий. А остальные (я в том числе) стояли и ошарашено на них смотрели.
Еще с нами ездила одна старушка, очень-очень старая. Она совсем не плакала, сидела одна у могилы, и деловито копошилась, ставила свечки. Они тухли, а она зажигала их снова. И Хандке тоже наклонился и стал ей помогать, чтобы свечки не потухли. Это было ужасно трогательно.
Я с ним не разговаривала ни на какие политические темы, потому что не слишком этим интересуюсь. Думаю, его статьи и интервью вполне доступны в интернете. Он был спокойным и молчаливым, и очень внимательным. После кладбища мы снова вернулись в Велику Хочу, там приготовили обед. Моя голова просто раскалывалась, я сидела на лавке и боялась пошевелиться. Хандке подошел, взял меня за руку и спросил, почему я не ем. Я сказала, что у меня очень болит голова, так болит, что я даже не пошла смотреть фрески XIV века. Он принес мне кусок хлеба с водой и сказал, что это можно съесть, что хуже от этого не будет. А еще спросил, могу ли я отличить живопись XIII века от XIVого. Ну конечно , - сказала я с набитым ртом. Он говорит: А чем они отличаются? Я пыталась рассказать ему про особенности стиля, а он сидел, положив ногу на ногу, и мило улыбался. Видимо, мое объяснение показалось ему забавным.
Вот примерно из таких деталей состояло наше общение. Он производит впечатление скромного человека, без позы, без амбиций, честного и искреннего. Он мало говорит, но многое замечает, а потом подробно и аккуратно описывает все то, что он заметил. И, судя по всему, его с большим интересом читают и слушают, не только сербы. Это ведь замечательно. Один мой знакомый считает, что все нужно беспощадно критиковать. На всякий случай, для проверки. Если что-то является недостойным, то критика обязательно вскроет все недостатки, а если что-то хорошо и прекрасно, то критика будет бессильной и ничему не сможет помешать. Хандке не обращает внимания ни на какую критику. Он занимается не легким, но весьма благородным и благодарным делом. И получает свою заслуженную похвалу. От тех, кому посвящены его старания и труд.
От себя добавлю: семья, о которой пишет Маша-это семья Костич из села Ретимле. Главу семьи убили в 1998 на пороге дома. Когда, похоронив отца, близкие возвращались домой ( повторяю, возвращались домой!.. с похорон!...) на них напали албанцы и увели в неизвестном направлении 14 человек. Все убиты. Из семьи Костича остались только старухи.
На Косово мы были на одном маленьком кладбище. Оно принадлежало семье, от которой с 1998 года осталась примерно половина. Другая половина лежит на этом кладбище, уже практически стертом. Заметны только небольшие насыпи, вокруг которых разбросаны осколки камней. Туда ездили семь женщин, у которых в этом месте похоронены мужья, папы и дедушки. В их семье остался один мужчина. Они приехали туда первый раз за восемь лет. На этом кладбище они ужасно рыдали, почти выли, долго и громко. Очищали свои могилы от сухих листьев и албанского мусора, и собирали остатки надгробий. А остальные (я в том числе) стояли и ошарашено на них смотрели.
Еще с нами ездила одна старушка, очень-очень старая. Она совсем не плакала, сидела одна у могилы, и деловито копошилась, ставила свечки. Они тухли, а она зажигала их снова. И Хандке тоже наклонился и стал ей помогать, чтобы свечки не потухли. Это было ужасно трогательно.
Я с ним не разговаривала ни на какие политические темы, потому что не слишком этим интересуюсь. Думаю, его статьи и интервью вполне доступны в интернете. Он был спокойным и молчаливым, и очень внимательным. После кладбища мы снова вернулись в Велику Хочу, там приготовили обед. Моя голова просто раскалывалась, я сидела на лавке и боялась пошевелиться. Хандке подошел, взял меня за руку и спросил, почему я не ем. Я сказала, что у меня очень болит голова, так болит, что я даже не пошла смотреть фрески XIV века. Он принес мне кусок хлеба с водой и сказал, что это можно съесть, что хуже от этого не будет. А еще спросил, могу ли я отличить живопись XIII века от XIVого. Ну конечно , - сказала я с набитым ртом. Он говорит: А чем они отличаются? Я пыталась рассказать ему про особенности стиля, а он сидел, положив ногу на ногу, и мило улыбался. Видимо, мое объяснение показалось ему забавным.
Вот примерно из таких деталей состояло наше общение. Он производит впечатление скромного человека, без позы, без амбиций, честного и искреннего. Он мало говорит, но многое замечает, а потом подробно и аккуратно описывает все то, что он заметил. И, судя по всему, его с большим интересом читают и слушают, не только сербы. Это ведь замечательно. Один мой знакомый считает, что все нужно беспощадно критиковать. На всякий случай, для проверки. Если что-то является недостойным, то критика обязательно вскроет все недостатки, а если что-то хорошо и прекрасно, то критика будет бессильной и ничему не сможет помешать. Хандке не обращает внимания ни на какую критику. Он занимается не легким, но весьма благородным и благодарным делом. И получает свою заслуженную похвалу. От тех, кому посвящены его старания и труд.
От себя добавлю: семья, о которой пишет Маша-это семья Костич из села Ретимле. Главу семьи убили в 1998 на пороге дома. Когда, похоронив отца, близкие возвращались домой ( повторяю, возвращались домой!.. с похорон!...) на них напали албанцы и увели в неизвестном направлении 14 человек. Все убиты. Из семьи Костича остались только старухи.
