Дневник оператора. 7-й ДЕНЬ.

7ой день<?xml:namespace prefix = o ns = "urn:schemas-microsoft-com:office:office" />

 

Из огня да в полымя – иначе этот день и не назовёшь. Сутра начиналось всё как обычно: подъём, завтрак, выход на побережье. Только на заднем плане всё время вертелась мысль о необходимости решительных действий для продолжения эксперимента. Она была так назойлива, что начинала уже утомлять меня и немного раздражать. С  тех пор, как Э доверил мне самому определять сеансы, я немного расстерялся и не могу сообразить, с кем мне общаться, что говорить и какую технику применять.

Наметились определённые сдвиги с моими общими реакциями: я перестал отказывать себе в нестандартном поведении. Раньше, я ни за что не решился бы погладить собаку или завести разговор с парнем, а теперь же делаю подобные мелочи (которые вместе с тем очень сложны) всегда, как только в них возникает потребность. Мне это нравится.

Днём мы с З пошли на побережье. По дороге З ела, мне всё время кажется, что она ест только для того, чтобы хоть что-то делать. И вообще у неё есть тяга что-то делать, но что именно делать она не знает и всё время спрашивает меня, что мы будем делать дальше. Или это думаю я? Тоесть, ей в такой форме могут передаваться мои тревоги за эксперимент: я постоянно в поиске новых форм его продолжения, отчего немного нервозен и раздражителен на любой простой, и эти формы поиска она может трактовать как моё желание вообще что-то делать, которое она принимает за своё (потому, что она хорошая мать). И зачем Э выделил мне мою собственную область эксперимента? Это же такая головная боль!

Мы дошли до пристани и решили поехать на морскую прогулку, чтобы рассмотреть окрестности с моря. Надо сказать, что рассказы о местных красотах, сильно преувеличены. Хотя З говорит, что во времена её молодости, эти места были отмечены богемой, здесь царил творческий дух и собирались примечательные люди: сплошь художники, музыканты, актёры... Сейчас от всего этого остался, мягко говоря, приунылейший вид, который я бы вообще предпочёл бы не видеть. Но вот общая атмосфера вояжа подействовала на меня благоприятно. Сильный ветер, тёплое солнце и вокруг гладь морской синевы, ты мчишься сквозь это пространство вперёд, сидя на корме, и оттого возникает чувство, что летишь над водой неведомо куда, как будто весь мир создан из воды, а ты паришь над нею силою своей мысли.

Во время морской прогулки вновь были трения с З: она по малейшим мелочам советуется со мной, что ей делать, а я довольно резко отвечаю ей, что, мол, что хочешь, то и делай. Она обиделась. Всё это выглядит так театрально, и слова, которые она использует, настолько просятся на строки сценария дешёвой пьессы, что я был поражён, как она сама может верить в то, что говорит и делает! Однако самое важное, что случилось для меня в этом вояже – это потеря страха прыгать с обрыва! Он просто перестал существовать, потому как я смог хорошенько рассмотреть то место с воды и увидел полнейшую невозможность хоть как-то долететь до воды – как ни прыгай – всё равно шлёпнешься на берег! Теперь этот страх становится исключительно символом – а это действительно интересно!

Вернулись с прогулки и зашли в кафе выпить кофе. Я сидел и думал только об одном: откуда такой застой, почему ничего не происходит и отчего у меня такая маниакальная тяга к изменениям? Я ничего не делаю для эксперимента, а Э просто наблюдает, или это тоже часть эксперимента? Зачем ему видеть мои скромные метания по поводу техники эксперимента, если цель эксперимента совсем не в определении техники, а вообще в доказательстве возможности того, чем мы занимаемся? Не проще ли было бы ему просто посоветовать мне, как и когда провести следующий сеанс, и мы занялись бы делом? Зачем ему нужно, чтобы это сделал я сам – он хочет, чтобы я ещё больше стал им – Э?

З опять достаёт меня тем, что спрашивает, что мы будем делать дальше, а я так же кратко отвечаю, что мы можем делать всё, что угодно и что даже наш с ней разговор сейчас – это тоже очень даже ничего себе дело! Я уже стал думать, что, наоборот, это её тревожность передаётся мне (а не моя - ей) и тормозит развитие новых форм надличностного общения. И в сущности мне стало непонятным, чем я отличаюсь от З? Только знанием того, что проходит эксперимент – и она его участник, и чтобы она не делала бы, всё равно здорово, потому как любой результат в таком деле – всё равно результат? Только ведь я понимаю, что если у меня не будет этого эксперимента, то я окажусь в том же положении, что и она, и мне срочно нужен будет новый Э, который скажет, что делать и в каком эксперименте участвовать! Неужели я для З играю роль Э в каком-то её личном никому не веданном эксперименте? Что же это творится такое?

Вобщем, есть смысл расслабиться, понять кому и что говорить, а потом начать эксперименты с техникой. Так и сделаю. Время ещё есть.

Однако, З начала скучать, погода стала совсем портится и я решил, что будет разумно и с точки зрения климата, и с точки зрения изменения условий эксперимента, сменить город проживания и даже лучше всего уехать в другую страну. Я выяснил, как это будет проще сделать в наших условиях и рассказал о своих соображениях З. Она сразу же замкнулась и пошла на попятную, сказала, что на переправе коней не меняют и что мы так не договаривались. На мои аргументы, что то было тогда, а это – сейчас, что условия изменились и мы тоже можем изменить своё решение, она ответила, что условия – ерунда, от себя не убежишь. Я стал ей планомерно объяснять все приемущества моего решения, получаемые выгоды, и несостоятельность, мнимость её аргументов. Она отвечала несуразицу, ушла в роль обманутой женщины и ударилась в плачь. Я остановился и подождал, после того, как З выпила чашку кофе и выкурила пару сигарет, она стала более адекватна, сказала, что изначально пришла в тихий ужас от моего предложения, на неё навалился страх и она ничего не могла сообразить. Теперь она стала задавать реальные вопросы относительно возможной смены места и решила поговорить сутра с хозяйкой насчёт этого дела.

Надо сказать, что в этом разговоре, З оперировала всем тем обиженным, что накопилось у неё за период эксперимента. Она вывалила всё это в качестве аргументов, почему мы должны были остаться на нашем текущем месте. И в те моменты, когда я разоблачал её в этом, мне казалось, что я веду сеанс психотерапии, а её слёзы придавали мне уверенность в собственной правоте (я вспомнил, что именно так люди часто ведут себя на подобных сеансах).

Таким образом, началось всё с обычных метаний и доставаний З, а заканчивается надеждами на продвижение динамики З и глобальным спокойствием относительно эксперимента.

Меня начинают преследовать воспоминания о том самом человеке. Я мысленно всё время стремлюсь к его фигуре, представляю наши разговоры. Я то чем-то недоволен, то просто расслабляюсь и даю полную волю событиям, которые в воображении захлёстывают нас, и тогда его образ растворяется и уходит. Я получаю недолгий передых до нового видения.