Из архива


Термин “имперские амбиции” был введен в оборот нашей политической риторики сразу после развала СССР, и его значение уже достаточно хорошо известно. Так же четко выделяется и обычный контекст, в котором проскальзывает этот термин. “Имперские амбиции”, проявляемые русскими, стали, благодаря соответствующему освещению в прессе, чем-то вроде дурного тона, вроде ковыряния в носу или пятна на парадно-выходном мундире. Все хорошо в этой стране – экономика либерализуется, свобода нравов поощряется, одно плохо – имперские амбиции. И стоит только западу намекнуть, что, мол, кто-то их тут, восточнее Вислы, проявил, эти самые амбиции, как президент вынужден извиняться и отнекиваться вместо того, чтобы повторить все сказанное и выслушать положенные по такому случаю овации своего правительства, парламента и народа. То есть поступить в точности так, как поступают главы других государств.
Любая попытка заговорить о возрождении армии или флота, о независимой экономической базе страны, о необходимости ревизии политического курса, натыкается на неизменный упрек со стороны либералов – “У вас имперские амбиции!”. Любая попытка выйти, пусть даже умозрительно, за пределы того убогого существования, в которое реформы загнали русский народ, черевата обвинениями в этих амбициях, постепенно переходящими в изгнание бесов “русского фашизма”.
Создается забавное впечатление. Французам можно восстанавливать свою Империю, раздвигая свои границы и захватывая колонии, немцы могут по три раза пытаться строить Великий Рейх, китайцам не только не мешают реставрировать Поднебесную, даже помогают, Гонконг вроде бы отдали. А вот русским “отныне и впредь” строго запрещается проявлять любые попытки не только восстановления былого влияния и силы, но и даже сохранения того, что осталось. Появление американских военных баз в Грузии и Узбекистане – это “обеспечение безопасности”, а нежелание России убрать оттуда свои базы – “имперские амбиции”.
Собственно, такая ситуация лучше всего помогает разобраться в значении термина и его употреблении. Если обвинить США в “имперских амбициях” – можно нарваться на неприятности. Если обвинить Россию – русские утрутся, не впервой. За американскими амбициями – дюжина мощнейших авианосцев, контролирующих все торговые пути мира. За Россией, увы, пока что только ржавые ракеты, ржавые танки и ржавые самолеты еще советского производства. И именно поэтому американские или английские амбиции – это не амбиции, а “государственные интересы” и “обеспечение безопасности” (в просторечии – “крышевание”), а российские амбиции – это амбиции. Вся разница в том, что подкреплено реальной военной, экономической и политической силой, а что нет. “Имперские амбиции” – присказка про слабого, который был сильным и хочет вновь стать таковым. Каждое государство из тех, что когда-либо оспаривали корону мирового лидера, проходило этап “амбиций” и мечтаний о победе над сильными врагами, обращавшихся в пламенные призывы с трибун и жестокие ограничительные постановления, мобилизующие народы на “борьбу за место под солнцем”.
Именно “имперские амбиции”, не подкрепленные военной силой, но подкрепленные волей народа, приводили к столь нужному усилению государства. И именно их отсутствие приводило к ослаблению и падению огромных Империй. Разве не пережила Америка 7 декабря 1941 года грандиозного удара по своей военной мощи на Тихом океане, разве не стали поле этого ее интересы в Юго-Восточной Азии амбициями? Стали, однако это не помешало американцам под руководством Рузвельта в кратчайшие сроки не только восстановить, но приумножить свой военный потенциал, и закончить войну безоговорочной капитуляцией Японии.
Разве не стали претензии Англии на морское господство чистыми амбициями после того как в 1666-м году голландская эскадра де Рейтера, разбив англичан в трехдневном морском сражении, поднялась по Темзе и сожгла лондонские верфи, после чего еще неоднократно била их на море? Однако англичане не только не отказались от морской экспансии, они бросили на нее все силы, открыли широкий торговый путь в Индию и Новый Свет, и через какие-то двадцать-тридцать лет Нидерланды, не обремененные более “амбициями”, пришли в упадок.
Не зная мировой истории, сейчас и не поверишь, что в эту маленькую страну, выращивающую тюльпаны и покровительствующую наркоманам и проституткам, русский царь когда-то ездил учиться строить корабли. И эта страна утратила свои “амбиции”, а потом потеряла и свою империю. Кто сегодня знает, что Тасмания названа в честь пионера Новой Зеландии, голландца Абеля Тасмана?
Новый Амстердам стал Новым Йорком, Новая Зеландия – английским доминионом, прочие голландские вотчины на Тихом океане сначала Новой Британией и Новой Ирландией, потом, при немецких хозяевах, – Новой Померанией и Новым Мекленбургом, потом снова Новой Британией и Новой Ирландией.
Имперские амбиции самых разных стран не только нашли свое отражение в географических названиях, но и вписаны кровью в историю местного населения, однако в наши дни никто не осуждает ни одного африканского, азиатского и американского геноцида, производившегося во славу империй. Не осуждается ни один территориальный захват, ни одна резня, учиненная среди местных сепаратистов в мировой истории, суд, осуждающий имперское мышление и имперскую политику, существует только для России и только потому что она слаба. Для того чтобы вновь обрести силу и встать на путь возрождения империи, следует тщательно изучить истоки этой силы, вспомнить те пути, которыми шло укрепление Российской Империи и СССР.
Начнем с того, что наша страна всегда производила в избытке только одну вещь - волю. Россия могла отставать в промышленном развитии, в производстве сельскохозяйственных товаров, в России мог, как сейчас, падать прирост населения, но скудные земли, жесткий климат и, как следствие, крайне суровые природные (подчеркнем это - природные) условия выживания выковывали человека, неведомого относительно сытой и теплой Европе и Азии. Стойкость в лишениях, упорство, храбрость веками были отличительной чертой русского человека и остаются таковыми до сих пор.
Россия веками производила ни что иное, как квинтэссенцию власти и порядка. Иначе удержание таких огромных территорий было бы не возможно чисто физически. Любителям “чистой и ухоженной Европы”, попрекающим Россию “извечным бардаком” не мешало бы знать, что именно эта Россия остановила в 1941 году не просто немецкий вермахт, разгромивший эту самую Европу в кратчайшие сроки, а соединенную армию всей Европы. Остановила единственно волей, порядком и дисциплиной. Русский человек, оказавшись в ситуации “делай что хочешь” чаще любого другого “делал что должен”. Ответ типичный либеральный вопрос “Кому должен?” в данном случае очевиден – должен своей стране, своему народу.
Ни одна другая страна в мире не воспроизводила из поколения в поколения таких прочных горизонтальных социальных связей, как Россия. Причиной тому все те же суровые условия выживания. Борьба со стихией, с природой, делала русских людей куда более сплоченными, близкими друг другу, да и само “чувство другого человека” обостряло. Люди веками бежали в Россию от европейской и азиатской резни, находя здесь бедную, но относительно спокойную жизнь. Современный человек, приученный к лексике общества, живущего по принципу “человек человеку волк”, сказал бы, что Россия веками принимала поток лузеров из всех сопредельных государств. (Здесь надо заметить, что страна, породившая само понятие “лузер” в свое время занималась тем же самым, если верить надписи на статуе Свободы) Сюда приходили служить варяги, оказавшиеся неконкурентноспособными по месту рождения, сюда приезжали немцы, “не нашедшие себя” в Германии. Россия не давала им погибнуть, позволяя усвоить алгоритмы выживания, отличные от постоянного пожирания себе подобных. Россия учила “раздвигать локтями” не других людей, а обстоятельства. Выплыть самому, а не утопить соседа. Не ограбить того, кто ослаб и не может защититься, а помочь ему, чтобы потом он помог тебе.
Из разнообразного человеческого материала Россия веками выковывала невероятно живучий, стойкий и вместе с тем добрый, душевный, отзывчивый народ. Было время, русскую армию в бой водили Барклай де Толли, потомок осевших в Риге шотландцев, и Петр Багратион, потомок грузинского князя, бежавшего в Россию. И эта армия вошла в Париж, положив конец блистательной карьере Наполеона.
Вообще, все заграничные экспедиции русской армии были куда менее жестокими, чем любые “иностранные походы” других армий, потому что русский человек, русский солдат куда острее ощущал права, чувства и нужды других людей, нежели люди, а уж тем более солдаты других армий. В сознание солдата любой армии мира не укладываются случаи “разоружения” русских солдат на Кавказе начала 90-х. “Подошли, затеяли ссору, драку? Стрелять и никаких рассуждений!” – скажет он. И только русский не пустит в ход автомат: “Все ж таки человек, не убивать же вот так вот, просто так…”
На международной политической арене Россия была подобна своему среднему жителю – бедна, но сильна, сильна но милосердна. Сила России заключалась в том, что она была единственной страной в своем роде. Страной, огромные территории и население которой удерживались в порядке сравнительно скромным государственным аппаратом. Немцы, сокрушавшиеся в войну на тему необозримых людских ресурсов двухсотмиллионного СССР, забывали, что помимо 80 миллионов немцев в их руках вся Европа - 50 миллионов французов, 30 миллионов поляков, 50 миллионов итальянцев, испанцы, венгры, румыны, болгары, югославы. Куда большее число людей, которых, однако не удалось поставить под единое начало. Наполеону это удалось, но оказалось что оккупированные области России не прокормят шестисоттысячную армию, в достатке снабжавшуюся во время пребывания в Европе. Лошади лучшей в мире кавалерии были съедены своими хозяевами, лучшими в мире наездниками, еще до того, как лучшие в мире артиллеристы приступили к поеданию конского состава артиллерийских обозов.
Хорошо вооруженным, профессиональным армиям Европейских хищников Россия противопоставляла свою науку выживания, науку мобилизации страны. Нищие русские отчаянно сражались за свой последний кусок хлеба, и это губило тех, кто пытался сократить территорию России, отрезав себе кусочек. Война с Россией всегда отнимала слишком много сил, агрессор оставлял открытой спину, в которую тут же вцеплялись хищники-соседи. В то же время Россия расширяла свои владения за счет народов, просивших о покровительстве. Россия как гарант безопасности устраивала их, как правило, гораздо больше соседних держав. В лице России они, к тому же, получали удобный рынок сбыта своей сельскохозяйственной продукции, плохо котировавшейся на рынках внешних.
Как бежали в Россию немцы от произвола Наполеона в Германии, как переселялись в Россию греки, армяне и евреи, так целые народы и государства просили Россию о защите “по месту жительства”. Множество территорий из тех, что оказались в составе Российской Империи к моменту ее преобразования в СССР, были завоеваны Россией именно таким образом. Предоставляя малым народам больше политических и экономических прав, нежели другие крупные соседи. Распад образовавшейся Империи в 1991-м году был связан с укоренившейся иллюзией относительно того, что это не так, и большей экономической свободы можно достичь интеграцией в Европейские или Азиатские блоки.
Иллюзия рухнула достаточно быстро, результатом чего стало массовое переселение в Россию обитателей так называемых “национальных окраин”, обусловленное полным или частичным крушением хозяйственной жизни на местах. Результат крушения – десять процентов населения получают Интернет и “Dolby surround”, а девяносто – голодный паек. Ситуация в Восточной Европе, выпавшей из зоны влияния распавшегося СССР примерно такая же и продолжает ухудшаться.
Присоединение к Европейскому Союзу десяти стран Центральной и Восточной Европы только ускорит и усилит процессы социального расслоения, приведет к дальнейшему обострению социального кризис. В этих странах уже произошел огромный рост бедности и безработицы, сокращение зарплат и упразднение социальных гарантий. Все это - во имя выполнения критериев для вступления в ЕС в качестве дешевой рабочей силы относительно европейского происхождения. Разница в благосостоянии среднего европейца и среднего восточноевропейца очевидна и разительна. Ликвидировать ее и поднять относительное благосостояние в Восточной Европе может только очередной “поход на восток”, в этот раз уже “гуманитарная операция”, направленная, естественно, против России и ее “имперских амбиций”.
Кому же встали сегодня поперек горла русские имперские устремления, кому не нужна сильная Россия? Ответ тривиален, ибо раскладка политических сил не меняется резко и среди наших врагов сегодня, как правило, достаточно много вчерашних.
Прежде всего, сильная и самостоятельная политика России невыгодна руководству англосаксонского блока. Действуя самостоятельно, действуя в своих интересах, Россия непременно вновь придет к идее континентального союза, который перенаправит экономическую экспансию Европы и демографическую экспансию Центральной Азии вовне, в том числе и в те регионы, которые уже давно контролируют США и их союзники. Продолжительный мир, отсутствие военных и политических противостояний в Евразии – смертный приговор для экономики и политики США и Великобритании, занимающихся в последнее время настоящим совместным экспортом нестабильности в этот регион.
Другим крылом недоброжелателей, пресекающих всякие попытки возрождения России, являются недальновидные представители европейских экономических структур, недальновидность которых определяется степенью их зависимости от США. Желая продвинуться как можно дальше на восток и получить для себя новые рынки и новые миллионы рабочих рук, они повторяют ошибки предшественников, не отдававших себе отчета в том, что силовое продвижение Европы на восток, в Россию, после определенного момента становится необратимым разрушающим процессом для экономики Европы. Приходится прилагать все больше экономических, политических и военных усилий, получая все меньшие выгоды. В такой ситуации Европа становится фатально зависима даже от довольно скромных по масштабу, но активных действий англосаксонского блока – будь то партизанщина Веллингтона в Испании или высадки в Северной Африке, Италии и Нормандии полтора века спустя. Европа, все силы которой скованы в бесплодной борьбе с Россией, не может им противостоять, и медленно, но верно, теряет влияние на западе и юго-западе. Таким образом, разжигая в Европе антироссийские настроения, проамериканские экономические структуры играют на руку прежде всего себе, жертвуя при этом интересами Европы в целом.
Позиция правительств стран Восточной Европы, третьей силы, противодействующей восстановлению влияния России, тоже не отличается новизной. США поддерживают подобные настроения в их руководстве как прямо, так и через своих заинтересованных эмиссаров в Европе, хотя, опять же, подобная позиция невыгодна никому в Евразии, и больше всего самим восточноевропейцам. Их антирусская позиция, мало чем внятно аргументированная, являлась и, увы, видимо еще будет являться спусковым механизмом неудачной европейской экспансии в Россию. Со времен Наполеона в этом плане мало что изменилось.
Стремление не столько освободиться, сколько подмять под себя кого-то другого, приводит Восточную Европу на тропу войны против России в союзе с Западной Европой, и война эта заканчивается куда большими жертвами, тяготами и разрушениями, нежели любой возможный раздел сфер влияния в полосе между осью Германия-Италия и российской границей. Восточная Европа понимает, что присоединение к Европейскому союзу может возвысить ее только в том случае, если экономическому влиянию Европы будет подчинена западная часть России. Отсюда сочувствие многовековым западноевропейским прожектам “навести в России порядок” и посильно участие в них. И Европа в ловушку этого посильного участия регулярно попадает. Энтузиазм завоевателей-восточноевропейцев существенно падает по мере продвижения в глубь России, так как их местечковые интересы удовлетворены, и для восточноевропейцев война себя уже окупает. Однако для Европы – наоборот, она требует все новых вложений, для Европы на этом этапе, как правило, “все только начинается”. Именно поэтому не дождался Наполеон многих тысяч “польских казаков” в Москве зимой 1812-го, а Гитлера под Сталинградом так подвели румыны, не самым худшим образом показавшие себя при штурме Одессы.
Восточная Европа, целиком интегрированная в очередную версию Евросоюза, может занять там более значимые позиции, чем в случае раздела сфер влияния между Европой и Россией, только в случае экспансии Европы в Россию, однако заканчивается такая экспансия обычно тем, что львиная доля Восточной Европы, истощенной войной, все равно отходит в сферу влияния России.
Это - судьба всех восточноевропейских и русских коллаборационистов, помогавших экспансии Европы в Россию. Она была и будет одинаково плачевна по вполне очевидным причинам. Алчущие самостоятельности от России сепаратисты и раскольники в самой России, собиравшиеся получить власть на чужих штыках, всегда рассчитывали на быструю победу над Россией, раздел богатой добычи и на то, что их европейские хозяева предоставят им “свободу и независимость”. То была наивная надежда на строительство собственной общественной пирамиды в условиях, когда двигающаяся на восток Европа находится в состоянии войны и мобилизации, когда она нащупывает основание для своей пирамиды и, естественно, втаптывает в землю солдатским сапогом песочные куличики “незалежности”.
В реальности затяжные военные кампании против России приводили к тому, что Европа начинала эксплуатировать своих восточных союзников на максимуме их возможностей, выжимая из них все соки в попытке добиться столь желанной победы и наконец-то подставить под свою общественную пирамиду огромное основание в виде России, произвести своих рабочих в “белые воротнички”, а всю грязную работу сдать русским. Самый красноречивый пример – украинский сепаратизм во время Великой Отечественной войны. Приветствуя приход Гитлера, сепаратисты надеялись на “незалежность”, а в реальности дело обернулось куда как хуже - отряды украинских националистов вели бои не только против советских войск, но и против немцев, пытавшихся “поставить сельскохозяйственный потенциал Украины на службу Рейху”. И чем дольше длилась война, тем больше усиливалась эксплуатация “восточных территорий”, которым в начале войны наобещали много вкусной независимости.
Сегодня история повторяется. Порядком обнищав с развалом СССР, Прибалтика тянется к вступлению в Евросоюз, надеясь на инвестиции и кредиты, однако ей оттуда указывают другую кормушку, и прибалтийские политики бросаются на Россию с требованиями возместить ущерб от “советской оккупации”. (Может быть, Литва, требующая компенсаций, согласится вернуть благоприобретенные во время этой оккупации территории – Клайпеду, бывший немецкий Мемель, и Вильнюс, бывший польский Вильно, - России? Или пусть возвращает их Германии и Польше, и деньги пусть тоже требует с них.)
Очевидно, что Европа позволит своим новым союзникам “поднять уровень жизни” только в том случае, если удастся опустить этот уровень кому-то еще. Кому? Вариант прежний – экономическое, политическое и военное давление на Россию с целью укоренить в ней экономический уклад сырьевого придатка, периферийного капитализма, поставляющего нефть и дешевые рабочие руки русских безработных.
Да, грядущий, уже начавшийся передел мира будет еще одной войной за право быть “хозяевами мира”. И Европа, увы, видимо собирается оспаривать это право у США не в союзе с Россией, а в конфронтации с ней. Вместо усиления флота и авиации, Европа старательно воссоздает собственные наземные вооруженные силы и подгоняет восточноевропейские армии к натовским стандартам. Китай пока проводит более сбалансированную военную политику, но давление со стороны США, давление нефтяных цен и поведение Европы могут натолкнуть китайскую элиту на поиск решения растущих проблем путем давления на Россию или прямой агрессии. Единственной стороной, единственным победителем в подобном конфликте, к которому наверняка будут подключены Индия и Пакистан, будут США. Европа, послушная воле американцев, хочет взять реванш за красное знамя над Берлином, не понимая, что сама уже в который раз идет в ловушку, ведомая алчностью, ленью и шапкозакидательскими настроениями. Не лежит ли уже сейчас в каком-нибудь штабе план шестинедельной гуманитарной операции “Барбаросса”? Вполне возможно, хотя и не хочется верить, что Европа второй раз понадеется на то, что США не вступят в эту войну или будут на их стороне.
Какая это была бы чудовищная наивность! Уже через месяц после вторжения американцам не составит труда обнаружить “нарушения прав человека” на занятых территориях. Вскоре пропагандистская машина заработает на полную мощность и, как результат, Европа окажется в блокаде, так и не взяв под свой контроль российские нефть и газ, а доставка нефти из Персидского залива будет полностью контролироваться США. А нефть – единственное сырье для авиационного топлива, являющегося кровью современной войны.
Может быть, Россию спасет от очередного вторжения отказ от имперской политики? Увы, не спасет. Если вторжения еще можно избежать, показав свою силу, то, показав свою слабость, допустив хаос в своих владениях, Россия только ускорит вторжение и сделает его неизбежным. Если в случае усиления России вопрос о вторжении будет ставиться через 5-10 лет на линии Западного Буга и Днестра, как в 41-м, то в случае ослабления – через год или два на линии Днепра. Стоит ли нам упрощать задачу Европе таким образом? Самое интересное в этом вопросе, что упростить ее мы таким образом не можем. Наше дальнейшее поведение в прежнем ключе может изменить нашу судьбу только в худшую сторону, а на судьбы Европы не повлияет вообще никак.
Экспансия в глубь слабой России с берегов Днепра будет для Европы на первых порах менее затратна, но и грабить побежденных при этом, военными или экономическими методами – не суть важно, придется сильнее, и рост движения сопротивления будет прямо пропорционален грабежам. Иными словами, сдавшись уже сегодня, мы просто затрудним себе борьбу за выживание в будущем, которая неизбежна при нынешнем курсе Евросоюза.
Таким образом, единственным разумным выходом для России остается проведение имперской политики, направленной на восстановление экономической и политической целостности страны, на восстановление ее влияния в Европе и Азии, на укрепление военной мощи государства. Единственный материал для этой работы – еще оставшиеся у части русских те самые “имперские амбиции”, которые следует подкрепить единением нации во имя самосохранения. Только единство нации и ясность поставленных целей могут придать “амбициям” силу политики.
Не секрет, что единственным носителем власти является народ. Это же записано и в конституции нашей страны. Страной управляют не политики, а воля народа. Если народ безволен, запуган, то избранные политики, к каким бы партиям они не принадлежали, будут проводить трусливую политику бесконечных уступок. За их повседневной патриотической риторикой будут скрываться принятые законы и политические ходы еще больше разрушающие страну, потому что такова воля избравшего их народа, вернее – безволие. Народ, уставший от тягот Холодной войны, забитый и запуганный “реформаторами” и их западными хозяевами, лишенный не только своей истории, своего прошлого, но и своего будущего, народ дает все большую слабину, теряя единство, позволявшее ему веками противостоять как внешним угрозам, так и внутренним врагам.
Пятнадцать лет назад, в начале реформ, все хотели стать богаче. Никто не говорил о сохранении нашей силы, всем хотелось сбросить с себя тяжелую ношу масштабного военного противостояния. Народ в критический момент Холодной войны сдался и пошел, как ему казалось, на почетную капитуляцию. Мы наивно полагали, что раз в пятидесятилетней войне на истощение не было миллионных человеческих жертв, то не будет и раздела территорий проигравших, не будет контрибуций. Но этот раздел, определенный беловежскими соглашениями, произошел сразу же после подписания “перемирия”. Тут же началось и взыскание контрибуций, вывоз капитала, превративший экономику нашей страны в руины.
Нация, до этого стойко державшая удары противников, скатилась до уровня туземцев, распродающих свою сельву за стеклянные бусы и огненную воду. Это было бы очень злой шуткой, если бы не было еще более злой правдой. Кто не помнит вал китайского ширпотреба и эшелоны с водкой? Национальными героями стали воры и проститутки, космические полеты вытеснены с первых полос газет грязным бельем эстрадных певичек. Нация стремительно теряет силу, скатываясь к пропасти, теряя по миллиону жителей в год из-за низкой рождаемости, преступности, алкоголизма, недостатка лекарств и плохого медицинского обслуживания.
Да, на краю пропасти у нее есть шанс вновь обрести волю к жизни и восстановить свое государство в его прежних границах и правах. Но надо ли откатываться к этой пропасти? Надо ли вновь отступать до Москвы, надо ли позволять и дальше превращать свою столицу из мирового центра науки и культуры в базар пополам с балаганом?
Слабая нация, как и слабый человек, существует своими сиюминутными интересами, надеждами и заботами, не видя за ними будущих событий и масштабных процессов. Сильная нация, как и сильный человек, не боится смотреть в будущее, не ленится планировать далеко и надолго, заботится не только о сегодняшнем дне, но и о завтрашнем. Что может быть глупее попыток за год или два догнать Португалию по уровню жизни, если через три года за эту гонку придется заплатить масштабным кризисом, который вновь отбросит страну на самое дно? Не лучше ли строить более независимую и стабильную экономику, которая не даст резкого скачка сегодня, но зато обеспечит устойчивость страны в будущем. Не лучше ли понять, что в мировой экономике Россия сегодня пешка, которой короли с радостью пожертвуют во время очередного кризиса.
Да, путь в ферзи по этой великой шахматной доске долог и труден. Но наша страна проходила его уже не раз и не два в предыдущих партиях, может пройти и еще раз. Объединивший, забыв на время свой корыстный, шкруный интерес наши люди, наш народ может вновь повернуть мировую историю. Иначе подобные повороты никто и никогда не совершал. Совершали их только те народы и правители и только тогда, когда осознавали, что не отбросив свою выгоду сегодня, завтра не получишь вообще ничего.
Англия не стала бы владычицей морей, не запрети Елизавета Тюдор ввоз иностранных товаров, не запрети потом Кромвель англичанам принимать у себя голландских купцов. Франция так и не получила бы своей промышленности и развитой транспортной сети, если бы не континентальная блокада, введенная Наполеоном. Германия не стала бы той Германией, которую мы знаем, если бы всем миром, всем народом не начала строить собственный торговый и военный флот в конце XIX века. Наконец, мы бы не знали сегодняшней Америки, если бы американский народ не внял президенту Рузвельту, призывавшему в 1942-м году свою нацию к единению во имя победы, к забвению собственной выгоды ради общего блага. Да, это говорил президент страны, которая живет духом свободного предпринимательства, и его речи образца 1942 года не слишком отличались в этом отношении от речей Сталина или Гитлера.
Ни одна Империя не достигала могущества, если ее народ не был един, если она не контролировала свой внутренний рынок, если она не наращивала свою политическую и военную мощь, не поднимала технологический уровень. Да, для столь масштабных мероприятий требуются огромные средства, но, что еще важнее, для них требуется воля, способность каждого мыслить не только категориями себя и своего кармана, но категориями народа, страны, Империи. Империя, как масштабный экономический проект, окупает вложенные в него деньги и труд, важно лишь понять, что иного пути для народа нет.
Сегодняшняя задача – научиться конвертировать имперские амбиции различных групп населения в координируемые и планируемые экономические, военные и политические усилия, направленные на усиление страны. И первый этап на пути решения этой задачи – осознания всеми слоями общества имперских идей как не менее обязательного атрибута “истинной русскости”, чем матрешки, водка, балалайки и медведей на улицах.
Да, есть пути, есть выходы из тупика для отдельных людей. Кто-то уйдет от реальности в алкогольный и наркотический дурман и останется там, кто-то сбежит за границу. Но иного пути для сохранения народа как единого целого нет. Раздел или распад России приведут к ураганной депопуляции страны, к еще более скорому вымиранию народа. И разве что через тысячу лет на какой-нибудь далекой планете группа русских фанатиков-ортодоксов отобьет для себя клочок безводной пустыни и, объявив его своей новой Родиной, начнет собирать разбросанный по свету народ, почти забывший свой язык и культуру. Нужен ли нам такой исход? Нужно ли доводить до этого, покорно отмежевываясь от “имперских амбиций”? Думается что нет. Не следует и полемизировать с любителями попрекнуть Россию имперскими амбициями о том, есть ли у России право на эти амбиции. Пусть они повторяют заученные тексты западных пропагандистов.
Да, у нас есть “имперские амбиции”. И, рано или поздно, мир будет называть их также, как их называем мы - государственные интересы России.

19 августа 2004 года.