- Отнятое дешевле купленного - так говорят умные люди. Вот тебе и
философия, если потом решишь осмысливать. А теперь засеки в уме десять
минут, считай до шестисот. Петришь? И - ни с места. Потом можешь двигать в
хитрый домик, ну, к ментам, значит, и подымать хай. Врубился?
- Да, - все так же шепотом ответил сутулый и закивал.
- Молоток, мастер, - сказал он. - Аут. Привет красноперым. - И выскочил
со двора...
Через полчаса он был у реки, под мостом. Сорвав свою одежду, он долго
плескался, старался стереть песком краску с лица. Затем натянул одежду
сутулого - она была узковата в плечах, но рост подходил вполне. Свои
запачканные краской пиджак, рубашку и брюки он скатал в узел, впихнул в
середину камень, стянул все ремнем и швырнул в воду.
Потом он перешел мост и сел в такси. Шофер, видно, любил поговорить,
был добродушен.
- У вас, извините, лицо запачкано.
- А... - Он досадливо махнул рукой. - Домашняя оперетта. Сильно?
- Не очень. Краска?
- Ну да! Кистью прошлась благоверная, Не курите? Позабыл впопыхах.
"Беломор"? Годится. Спасибо. Вот тут тормозните, я сейчас. В восемнадцатую
квартиру. На минутку.
Он вышел, юркнул в подъезд, пробрался, лавируя между мусорниками, в
соседний двор, перемахнул через каменную стену и через десять минут шел
уже назад к центру города по другому мосту, оставив добродушного шофера
сигналить до тех пор, пока кто-то из разбуженных жильцов не растолковал
ему, что в этом подъезде восемнадцатой квартиры нет, что надо протереть
глаза и так далее.
В два часа ночи он постучался в полуподвальное окно в старом городе.
Прошло время, и занавеска колыхнулась; мрачный, сонный голос спросил:
- Чего?
- Привет, мастер, - весело отозвался постучавший. - Запалился малость.
Ну, срисовал?..
Потом они сидели вдвоем в грязной, захламленной каморке, и их освещала
пятнадцативаттная лампочка.
- Что, брызнул? - спросил хозяин.
- В командировку отпустили!
- Кому заливаешь?
- Короче - так! - сказал гость. - Ксиву и восемь бумаг. И мы квиты,
мастер. Наших больше нет. Ты и так фазана потянул.
Бородатая физиономия изобразила страдание.
- Или гони все - две косых. Договор помнишь?
- Помню...
- Вот и порядок. Договор помнишь, меня знаешь. - Он налил себе водки,
захрустел маринованным огурцом. - Одно из двух.
Хозяин подумал, затем тяжело поднялся с табуретки.
- Лады. - Присмотревшись, он добавил: - Тебе бы к цирюльнику сперва, а
не ко мне. - И показал на подоконник: там лежала электробритва.
Гость побрился, умылся. Хозяин принес фотоаппарат, кинул на стол ворох
волос. Гость выбрал темно-русый парик, натянул - получилась челка.
- Путем?
- Ажур.
Вспышка ослепила; хозяин приказал не дергаться и ослепил еще два раза.
- Имя оставить?
- Оставь.
Хозяин покинул его; он выпил еще водки и вытянулся на грязной кушетке.
Голове было неудобно и жарко, парик давил, из-под него сочился пот. "Надо
привыкать", - сказал он себе и закрыл глаза.
Перед рассветом его толкнули в плечо - он вскочил. На столе лежал
поношенный паспорт; он был раскрыт, с фотографии глядело плоское скуластое
лицо с темной челкой по самые брови.
- Законно.
- Родная матуха не узнает.
- Родной матухи нет.
Он перевернул страницу: Боков Александр Павлович, 1946 года рождения и
т.д. Из-под обложки торчали сотенные купюры.