Турция начинается не за морем, а в маленьком старом порту, обустроенном помещиком Скадовским в 1894 году, для экспорта таврического зерна. Прошло сто лет, и выросший у этой гавани Скадовск служит морской калиткой для турецкого импорта. В генделике под акациями, у самого входа на местную таможню, слушают родную музыку представители малого бизнеса из Стамбула, Бурсы, Измита и Эдирне.

– Кухня в нас только турецька, – буркнула на суржике здоровенная тетка, и бойко заговорила по-турецки с уплетающим кебабы клиентом. Даже соусы в пластиковой таре и стеклянные тюльпаны стаканов c чаем выглядят здесь так, как будто вы уже волшебно перенеслись через воды Карадениз, попав в забегаловку по ту сторону моря.

На весь грузовой теплоход «Сармат» набралось четверо пассажиров. Здесь есть каюты для тех, кто сопровождает на судне товар, но судно обычно идет из Украины пустым.

– Из Турции мы всегда везем груз, – рассказывал юный кок-«бармен» Леша, покуривая на палубе, пока дельфины игрались за бортом падающим мячом солнца. – Бытовую технику, плитку керамическую, шмотки, обои, мебель, конфеты, орехи, мыло – да кучу всего. Набиваем под завязку и трюм, и палубу. А обратно вхолостую идем. Пассажиров стараемся брать – вот наш экспорт. Девочки едут, «челноки», то да се. Моряков в Стамбул возим. Там их судовые агенты садят на балкер – и вперед, к пиратским берегам. Кроме наших туда никто не нанимается, а нам деваться некуда. Работы нет. Я вот стажером за полсотни баксов хожу, и считаю – жизнь удалась.

Мы проходили Тендровскую косу, с ее розой морских ветров, воспетой в рыбацких стихах Майка Йогансена.

Бунація. – Стиха сказав старший. –
Проте виходьте. Буде левант.
Як двадцять п'ять лебединих ший,
Випливає двадцять п'ять шаланд.

Бунація. Правда. Сказав старий. –
Але недобір. Недобір до плана.
Греби, хлоп'ята! Воду рий.
У морі гнатиме нас трамонтана.

«Бунация» – это штиль, «левант» – восточный, а «трамонтана» – северный ветры. На таком романском жаргоне говорили в двадцатых годах рыбаки Голой Пристани, Скадовска и Железного порта, выполняя в море план колхозной артели.

Рядом смотрел на закат средних лет турок, отходивший от таможенного стресса. Войдя к нам в каюту, украинские пограничники, здоровые лбы в камуфляже, накинулись на него с азартом охотников и без намека на вежливость.

– Русский знаешь? Слово «контрабанда» слышал? Кокаин героин таман чалар* – издевались они, шмоная пакеты и сумки, так что я успел записать эту прекрасную фразу на телефон.

– Посмотри, сигареты у него есть? Вот кулек из херсонского магазина. Спроси, почему он въехал через Херсон, а выезжает от нас?

– Йок, йок – односложно отвечал турок. Мы даже чуствовали себя перед ним неловко. Солдаты не взглянули на наши рюкзаки, – как, впрочем, и все их коллеги на восьми таможнях, которые мы проходили потом в этой поездке. В них можно было провезти не только кокаин. Зато досмотру подвергся гальюн, с забавными объявлениями, написанными джедайским мастером Йодой:



«Please, in a toilet bowl to throw nothing, vacuum». «From a board any garbage to not throw out. For this purpose there is a garbage can».

У входа в пролив Босфор кругами, как водяные жуки, сновали турецкие фелюги, охватывая косяк скумбрии или кефали. Чайки тянулись за ними по воздуху длинным белым хвостом.





– Турки-рыбаки суда в кредит брали. Это у них обычно семейный бизнес, – говорил нам потом, на обратном пути в Севастополь, капитан частной яхты какого-то российского нувориша, стоящей на приколе в Стамбуле. – Отдавать кредит нечем: рыбы мало, ловить ее у них можно только под самым берегом – глубины большие. Вот они и рвутся в чужую экономическую зону, на шельф, от Констанцы в сторону Тарханкута – там полсотни метров глубины, как раз для донного трала. А наши и румынские погранцы их с пулеметами караулят. Тут уж как кому повезет – либо турки возьмут камбалу, либо их самих возьмут. Вот украинский сторожевик потопил у Змеиного две фелюги, а еще две взял на абордаж. Капитан-турок на месте погиб – расстреляли из пушки прямой наводкой. Целая военная операция, а никто в Турции и не парился – кому эти рыбаки нужны, с их кредитом? Наши погранцы ловят, стараются – они же нищие, а с конфиската премию платят. Даже сами ходят на трофейных фелюгах.

Ночью, выбравшись из Босфора, грузовые суда почти не таясь занимались в море «рейдовой перевалкой» – то есть, перекладывали с судна на судно не учтенный на таможне товар. Капитан яхты по огням определял контрабандистов в сблизившихся борт к борту лихтерах и сухогрузах. Полная луна подсматривала за ними, и черноморские стихи Багрицкого вставали в памяти сами собой:

Три пограничника!
Вор на дозоре!
Бросьте баркас
В басурманское море,
Чтобы вода
Под кормой загудела:
«Доброе дело!
Хорошее дело!»
Чтобы по трубам,
В ребра и винт,
Виттовой пляской
Двинул бензин.
Ай, звездная полночь!
Ай, Черное море!
Ай, Черное море!..
Вор на воре!



Андрей Манчук

Опубликовано

Фото Виктора Шапинова и автора

* «Думаю, это была фраза: kokain geroin tamam çalar – «сработала тревога на (твой) героин/кокаин». «Мы точно (хорошо) знаем, что он у тебя есть» an_observador