Monday, February 26th, 2007

Time	Event
9:22a	Мое место У меня были две кошки. Когда я вставала с кресла, они норовили тут же заскочить в него, чтобы занять мое место. Кто быстрей. Обе они погибли в конкурентной борьбе. На их место моментально нашелся другой кандидат, которому понравилась моя квартира. «Уступайте место,» - учили меня в транспорте, но как я могу это сделать? Уступив одно, я неминуемо перемещаюсь в другое, которое тоже кажется им чрезвычайно привлекательным. Инвалиды с детьми бегают за мной по пятам. Вокруг любого из моих мест образовывается кучка неприкаянных. В переполненном метро женщина в нутриевой шубе наваливается мне на спину. Я некоторое время делаю вид, что борюсь, и поддерживаю ее. Затем резко отклоняюсь в сторону. Женщина падает на невинного человека, сидящего передо мной с портфелем и тростью. Под его кепкой потеет лысина. Теперь его лицо все в этой нутрии, а трость впилась в зад несчастливице. На пешеходном переходе без светофора машины никогда не тормозят. Вчера я видела, как девушка с ребенком в коляске ринулась по переходу через поток машин, выставив коляску вперед. (Comment on this)
9:24a	Надзиратели "...я не вижу больше никакого смысла стыдиться своего умственного превосходства над остальными и отказывать себе в удовольствии облекать мысли в афористическую форму – никто все равно ничего не заметит." На каком-то отшибе стоит двухэтажный дом. Белый, грязноватый, длинный коробок без балконов, архитектура никак его не коснулась. Окна ползут вдоль стены частыми квадратами, одинаковыми в своем аскетизме. Никто не знает, больница это, или тюрьма, или другое заведение. Мы не знаем, но мы там живем, - психи, заключенные, - и у нас есть надзиратели. По одному на каждого. Мы живем на первом этаже в простых комнатах гостиничного типа (если вы представляете, что это такое), а они – на втором. Выходить из дома не разрешается. Из комнат можно выйти в коридор, но он совершенно пуст, поэтому там нечего делать. Сбоку есть кухонный отсек, но это уже не наша территория. С определенной периодичностью (мы не следим за временем) здесь происходит ритуал, действие, разгружающее психику, или что-то в этом роде. Мы не знаем, зачем это нужно, но ждем его с нетерпением, в общем-то, ждем только его. В определенный час надзиратели закрываются в своих комнатах и не смотрят в окна. А может, и смотрят, но нам не до этого. Мы чувствуем возможность взбунтоваться, сбежать. Все мы возбуждаемся, как в период течки, и с детским визгом удираем из дома. Подталкивая друг друга, подшучивая, кривляясь. Вдыхая свободу. Может быть, кто-то из нас так и сказал другим, эту самую фразу – вдохните свободу. Мы убегаем в лесочек, рассыпаемся за кустами, прячемся – нужно уйти как можно дальше. Длится это недолго. К утру ловят всех, даже самых хитрых, возвращают в комнаты. Там мы опять варимся в собственном соку, как зеленый горошек в банке, занимаемся своими делами, нашими маленькими радостями. Из маленьких радостей у меня были домашние растения. Не так уж я любила растения, но заботилась о них, следила, чтобы росли, а это уже немало для нашего заведения. Однажды мой комнатный плющ начал вянуть. Как же быть? Хорошо бы пересадить его, полить, оборвать сухие листья и ветки. Хорошо бы пойти на кухню, там большая раковина, оттуда можно выйти за свежей землей. Было бы удобно. Я взяла горшок с плющом и отправилась на кухню. На втором этаже хлопнула дверь, зашумели шаги на лестнице – мой надзиратель ринулся за мной. Час был неурочный для побега. Но я и не собиралась бежать. Я думала не о себе, а о живом существе. Поэтому, опустив горшок в раковину, я посмотрела на надзирателя с недоумением. Он немного смутился, я заметила. И вдруг, вдруг-вдруг-вдруг, я и он поняли одновременно, - что сбежать я, разумеется, не смогу. Но я могу уйти, если мне надо, это так просто на самом деле, развернуться хоть сейчас и выйти, оставив плющ в раковине, кивнув надзирателю, - это легко. Я еще стояла со своим горшком в пол-оборота к нему, а он подошел и положил рядом со мной на столик небольшую пачку денег. И затем удалился. Lenin on the market (Comment on this)
9:25a	О марксизме и прочем Вчера мне сказали, что я в общем разговоре нелестно отозвалась о марксизме и выглядело это якобы убого. Стоит записать, что на самом деле я думаю об этом. Теория марксизма о перераспределении капитала и средств производства, а также любая другая социальная теория, апеллирующая к внешним атрибутам и права обладания ими, со стороны всегда выглядит лишь забавно. Как бунт в бараке. Барак стоит на отшибе, окруженный глухими лесами, и поколения заключенных и надзирателей ведут борьбу за свободу и равноправие внутри этого домика. Им не удастся достигнуть общей справедливости, поскольку многолетняя борьба научила их хитрости и манипуляциям, от которых они уже не избавятся, да и не хотят избавляться, а первоначальное деление на два класса генетически вселило в них уверенность в необходимости именно классовой иерархии. Заключенные совершают небольшие побеги из барака, но только по молчаливой договоренности с надзирателями, и они сами желают, чтобы их поймали, потому как в бараке еда и тепло, а в лесу страшно. Поэтому для простоты картины многие в бараке считают, что ходить в лес опасно и приведет лишь к смерти, барак появился ниоткуда, продукты и одежда появляются сами по себе, и так было всегда. Но для разнообразия жизни (а в бараке многое делается для разнообразия жизни) из поколения в поколение передается несколько легенд, например, что великаны с черными головами и красными перьями создали этот дом, а продукты в рассветный час им подкидывает под дверь кухонного отсека хромая собака. По принятому в бараке разделению, этой легенде противостоит другая: что то были не великаны, а голые люди из леса со светящейся кожей, и в услужении у них подземные карлики, которые и выбрасывают еду из-под земли. Ну и так далее. Так вот, въевшееся в материалистов (а также апологетов многих других теорий) смешное представление, что будто бы они способны справедливо перераспределить что-то внешнее для них, будь то территория, или деньги, или станки, или нефть, или культуру, или вероисповедание само по себе игрушечно именно вследствие их генетического ощущения недостаточности, несправедливости, вследствие неистребимого желания перераспределять. Я думаю, они занимаются этим из-за латентного негодования от своей незначительности и бессилия. Лучше хоть как-нибудь, чем никак, потому что так, как есть, им в бараке плохо. Это невероятно унылая, однообразная и фальшивая игра в перераспределение каких-то своих жалких кусочков счастья внутри замкнутого шарика мне давно не интересна. (6 Comments | Comment on this)

<< Previous Day

2007/02/26 [Calendar]

Next Day >>