Сергей Роганов: осмысление смерти К своему стыду должен признаться, что только на днях узнал о существовании такого интересного мыслителя, как
Сергей Роганов (он, кстати, недавно
появился в ЖЖ). Предлагаемое им осмысление смерти кому-то может показаться чрезмерно пессимистическим, но в глубине и оригинальности отказать невозможно. Эти размышления переходят грань «теории» и воспринимаются как личная позиция, как определенный образ жизни «в смерти».
Самое значительное произведение Роганова – это, конечно,
Манифест HOMO MORTEM. По первому взгляду ясно, что написавший его человек в Валгалле удостоится беседы с Достоевским и Ницше. Очень редко в «писаниях о смерти» удается найти это сочетание соразмерного теме «пафоса» с иронией и... откровенным
оптимизмом:
«...Я сдох как-то сразу, душным летом, где-то на диване между свежим номером «Правды», «Записками из подполья» Достоевского и новым переводом Хайдеггера. Я, человекобог, погиб сам по себе, без надрыва, не с револьвером у виска, а на обычном диване, после чашки кофе с обычной сигаретой! Я был так поражен, что тут же забыл и смерть эпохи, и смерть советского строя...
Я умер... хотя даже не сразу заметил когда. Все произошло так буднично, что удивляться было некогда и нечему. Наступил покой: что бы ни случилось теперь на моем веку, я навсегда останусь тем же самым. Я умер так, как будто кроме меня ничего больше не существует - ни разочарования, ни обид; ни всемирных планов, ни «последних» ценностей. Я остался прежним, только совершенно иным прежним.
( Read more... )Другой интересный текст -
Советская смерть как проект Homo mortem. В нем речь идет о судьбе целого поколения:
«Речь идет не о смерти сталинской империи - она принадлежала иным поколениям, а о смерти советского поколения, которое «взорвало реформами» собственную историю. ... Новая для нас потребность - осуществлять собственную смерть - выступает сначала как внешнее понуждение, которое, как будто, отбрасывает нас назад в собственном мире, но затем проступает, как пока еще скрытая потребность остаться самим собой, вопреки всем устремлениям за пределы своего «прежнего» советского существования. Неважно, каким образом эта нужда раскрывается перед поколением - в созерцании краха собственных замыслов и проектов или в повседневной действительности социальных реформ - и в том, и в другом случае, наше целое заставляет нас возвращаться к своему подлинному существу даже тогда, когда люди забываются иллюзиями политического возрождения или бесконечной игрой философии.
( Read more... )Еще один важный момент – умение автора видеть свои идеи как актуальные, продолжать их на уровне политического. Он обращается к «семидесятникам», к поколению Пелевина и Галковского:
( Read more... )