«Я живу в заонежской тайге» (Анатолий Онегов) Анатолия Онегова старшее поколение может помнить по передаче «Школа юннатов», которую он создал и вел долгие годы, по его участию в борьбе с
«Поворотом северных рек». Интересна
биография писателя. Онегов воплотил в реальность то, о чем Лев Толстой мечтал всю свою жизнь. В 30 лет он бросил перспективную по тем временам (60-е гг.) карьеру конструктора-ракетчика и подался в заонежскую тайгу. Поясню: не «романтика отпуска», не «творческая командировка», а всерьез: изо дня в день в тайге, в глуши, при любой погоде, зарабатывать себе на хлеб насущный трудом рыбака, охотника, пастуха. И так из года в год, добиваясь полного взаимопонимания с природой Русского Севера и людьми, которые с тайгой на равных.
( Read more... ) «Я живу в заонежской тайге» (1973 г.). Это книга о людях в той же мере, в какой о природе. И не просто этнографическое описание таежных «резкИх мужиков», попытка передать их мысли, строй речи, а настоящая «философия тайги», тот взгляд на мир и на жизнь, который она воспитывает. Чем больше вчитываешься, тем важнее становится не ЧТО описывает автор, а КАК он это описывает: его манера видеть самые простые и обыденные вещи. Для примера приведу отрывок, героем которого стали... дрова. Советую мысленно «озвучить» этот текст в исполнении актера Льва Дурова, на которого писатель немного похож:
«Мне всегда казалось, что ель, угрюмая, неразговорчивая, живет тяжелой жизнью. {...} И эта сырая, трудная жизнь, работа не оставили дереву времени на радость и песни. Если некогда было даже поговорить с подругами, а когда срывался тупой бурелом и она, не выдержав, должна была упасть, есть успевала только один раз вскрикнуть и с глухим стоном свалиться на седой мох.
Сейчас ель в печи рядом с огнем. И смолистые, жилистые от трудной жизни еловые дрова и сейчас остаются добрыми тружениками. Но дерево еще не хочет умирать, не хочет перестать жить, не зная, не встретив счастья, песен, никогда не одевшись настоящим цветом, и ель будто сердится, немного потрескивает, а иногда, вспомнив что-нибудь слишком трудное, вдруг выбросит в сердцах из печи тяжелый уголь: ведь
в свой последний день, день огня, дерево всегда вспоминает свою прожитую жизнь...»
Жирный шрифт (мой) - чтобы читатель мог задержать внимание и просмаковать эту фразу. Удивительно: человек кладет в печь дрова с тем же чувством, с каким японцы заваривают чай. Больше всего проза Онегова напоминает подстрочник для
хокку, танка – или какую-то особую, русскую манеру писать танка, обходясь без вычурной формы:
«Иногда я выбираю из поленницы трудные, чуть кривые ольховые чурочки. Я не варю на них уху, не кипячу чай, я просто подбрасываю их в печь и недолго слушаю последний рассказ ольхи о своей не очень веселой жизни...
( Read more... )