Сергей Дягилев: первый после бога в балете

Теги: Сергей Дягилев, Вацлав Нижинский, балет, Культура, Мировые СМИ

Сергей Дягилев очаровал Париж своим «Русским балетом» - его влияние в мире танца актуально до сих пор

В запутанной истории искусства 20 века нет более яркой и влиятельной фигуры, чем Сергей Павлович Дягилев. Сын обанкротившегося водочного магната, Дягилев стал выдающимся импресарио всех времен, покорив Европу, а затем и весь мир своим балетным проектом «Русские сезоны».
Этот проект стал больше, чем балетная труппа, он превратился в творческое движение, которое с самого момента своего возникновения привлекает крупнейшие таланты в области музыки, танца и других искусств.  

Предприятие возникло в 1909 году, когда Дягилев приехал в Париж с балетной труппой, которую набрал во время летнего перерыва среди артистов Императорского балета Петербурга. Находясь в возрасте 37 лет, Дягилев был значимой фигурой в русской культуре -  к этому моменту он уже редактировал хорошо принятый в обществе журнал «Мир искусства», организовал крупную выставку исторических портретов и несколько раз возил оперные труппы в Париж.

Артисты балета стали выступать в театре Шатле, причем они показывали совершенно новые номера. Эти танцы, поставленные молодым хореографом Михаилом Фокиным, опровергавшим традиционные устои, демонстрировались на фоне восхитительных декораций, созданных Львом Бакстом (Leon Bakst) и другими художниками. Однако по-настоящему покорили Париж именно ведущие артисты труппы - Вацлав Нижинский с его виртуозной манерой танца, Анна Павлова, поражающая публику своей невесомостью и утонченностью, и Тамара Карсавина, блистающая изысканно чувственной красотой. Для парижан в балете Дягилева гармонично сочетались лирика и экзотика, так что представление имело успех, правда, пока еще умеренный.  

Год спустя второй сезон дягилевской труппы затмил первый. В постановке Фокина «Карнавал» Нижинский исполнял партию загадочного Арлекина, а его партнершей была Карсавина в роли Коломбины. В балете «Шахерезада», очень энергичном и сексуально заряженном, его танец - он исполнял партию Золотого раба - поражал «сумасшедшей виртуозностью», по воспоминаниям одного из зрителей. Однако наиболее значительной постановкой стал третий балет Фокина «Жар-птица» (L'oiseau de feu), в которой зрители в первый раз услышали музыку Игоря Стравинского, молодого и яркого композитора-новатора. Второй раз Стравинский написал мастерскую партитуру в сезоне 1911 года, когда Фокин поставил балет «Петрушка», грустную и немного мрачную сказку о кукле, партию которой опять исполнил поразительно талантливый Нижинский. В этот год Дягилев укрепил свои связи с Петербургом, и «Русский балет» стали труппой, постоянно гастролирующей в Европе. В результате этого артисты балета кроме Парижа провели еще несколько очень успешных сезонов в Лондоне, Берлине, и Монте-Карло.

1912 стал годом становления Нижинского в качестве хореографа - он поставил самый странный и волнующий балет - «Полуденный отдых фавна» (L'après-midi d'un faune). В этой работе, в которой звучала импрессионистская музыка Клода Дебюсси  (Claude Debussy), мужская партия - это танец получеловека-полуживотного, случайно оказавшегося на вечеринке нимф. Он вызвал неоднозначную реакцию, особенно тогда, когда Нижинский содрогался в оргазме, танцуя с шарфом, брошенным одной из нимф, однако она не шла ни в какое сравнение с разгулом эмоций после премьеры балета «Весна священная» (Le sacre du printemps), поставленного Нижинским на музыку Стравинского, поражающую своей первобытной жестокостью. Эта премьера вызвала настоящие беспорядки в Париже, когда люди, принадлежащие к различным фракциям общества, бросали оскорбления в лицо друг другу. Пресса, как и ожидалось, использовала этот день, как возможность повеселиться. «Это именно то, чего я хотел», - признался Дягилев Стравинскому в ресторане после спектакля.

Со временем Дягилев стал все больше увлекаться авангардом, вовлекая в свою орбиту таких разноплановых художников, как Жан Кокто (Jean Cocteau), Пабло Пикассо (Pablo Picasso) и композитор Эрис Сати (Erik Satie), которые сотрудничали во время постановки балета «Парад» 1917 года. В результате получился шедевр эксцентричного искусства, ведь партитура Сати включала выстрелы и щелканье клавиш пишущей машинки. В течение многих лет такие художники, как Андре Дерэн (André Derain), Жуан Гри (Juan Gris), Жоан Миро (Joan Miró), Мари Лоренсен (Marie Laurencin), Жорж Брак (Georges Braque), Жорж Руо (Georges Rouault), Макс Эрнст (Max Ernst) и Джорджио де Кирико (Giorgio de Chirico), создавали для «Русских сезонов» декорации, а композиторы Стравинский, Дебюсси,  Рихард Штраус (Richard Strauss), Мануэль де Фалья (Manuel de Falla), Сати и Сергей Прокофьев писали музыку. На небосклон всходили новые звезды - самыми известными из них были Джордж Баланчин, впоследствии создавший Нью-Йоркский городской балет, Нинетт де Валуа (Ninette de Valois), основавшая Королевский балет (Royal Ballet), Серж Лифарь (Serge Lifar), который руководил возрождением балета Парижской оперы.

Однако наивысшее достижение в этом смысле принадлежит самому Дягилеву. В течение двух десятилетий, с первого парижского сезона и до смерти в 1929 году, он держал свое предприятие на плаву, несмотря ни на какие трудности, причем,  иногда артисты выступали в один сезон сразу на нескольких континентах. Первая мировая война 1914-1918 годов застала труппу рассеянной по разным уголкам света, свою роль в этом сыграли внутренние распри и профессиональное соперничество. С момента первой постановки и вплоть до смерти его основателя «Русский балет Дягилева» находился в состоянии финансового кризиса - ни артисты, ни руководитель не имели даже постоянных квартир.

Стратегические методы, с помощью которых Дягилев преодолевал эти препятствия, выглядят удивительно современными по своему масштабу. Он был мастер интриги, прекрасно разбирающимся в психологии звезд и представителей власти, непревзойденным  знатоком всех хитросплетений жизни, а также умел манипулировать прессой. Например, в 1913 году, когда «Полуденный отдых фавна» показали в Лондоне, а критики не были шокированы, Дягилев организовал утечку частных телеграмм, которыми обменивались Нижинский и Дебюсси, и эти тексты были напечатаны Daily Mail.

Дягилев был гомосексуалистом - в начале 1920-х годов это обстоятельство могло открыть для человека одни двери, но закрыть другие. В Петербурге он был членом узкой группы геев с артистическими наклонностями, которые общались друг с другом, время от времени менялись партнерами и занимались сексом в городских парках. Достаточно рано достигнув полового развития, Дягилев не делал попыток убедить всех, что он придерживается нормальной ориентации. По выражению композитора Николая Набокова, он «вероятно, был самым великим гомосексуалистом, не скрывавшим свою сексуальную ориентацию, которого, тем не менее, признавало общество». К 1909 году он стал любовником бисексуала Нижинского, которого ему передал Принц Львов, танцор-любитель из Петербурга. То, что Дягилев не считал нужным скрывать эту любовную связь, привело в ярость консервативные круги города, и в 1911 году царь прекратил оказывать финансовую поддержку «Русскому балету», что привело к отъезду Дягилева из страны.  

Однако к этому моменту он уже хорошо устроился в Европе. В Париже за несколько лет до этого он подружился с поэтом Робером де Монтескье (Robert de Montesquiou), который ввел его в круг влиятельных геев, куда входили Марсель Пруст (Marcel Proust) и молодой Жан Кокто (Jean Cocteau). Монтескье также познакомил Дягилева со своей кузиной графиней Греффюль (Comtesse Greffulhe), с которой Пруст впоследствии написал герцогиню де Германт (Duchesse de Guermantes), героиню его романа «В поисках утраченного времени» (À la recherche du temps perdu), в то время как прототипом барона де Шарлю (Baron de Charlus) послужил Монтескье. Эта женщина ввела его в высшие эшелоны парижского общества.

Дягилев возобновил эти знакомства, когда «Русский балет» впервые приехал в Париж,  и сделал все возможное для того, чтобы слава его труппы передавалась из уст в уста среди высшего общества, которое также служило источником денежных средств во время финансовых кризисов. В обмен на кредиты поклонники получали возможность пообщаться с актрисами, которые обычно вели себя достаточно вежливо. Черту в этой практике подвела Карсавина, поощрявшая лесбийские знаки внимания со стороны некоей мадам Эфрусси (Madame Ephrussi), жены одного из влиятельных кредиторов.

Куда бы он не поехал, Дягилев всегда старался свести знакомство с теми, кто в будущем мог оказаться полезным. В Лондоне благоволившая к людям искусства маркиза Рипон (Marchioness of Ripon) не один раз помогала ему выбраться из затруднительных ситуаций. Когда Нижинского интернировали в Венгрии во время первой мировой войны, своим освобождением он был обязан дипломатическим усилиям английской королевы Александры, вдовствующей российской императрицы, короля Испании, Австрийского императора и даже папы Римского.  

Среди аристократии одним из наиболее верных ангелов-хранителей Дягилева была принцесса Эдмон де Полиньяк (Princesse Edmond de Polignac), которая пришла ему на помощь после банкротства компании в 1921 году. Ее высочество не только предоставила ему денежные средства, но и договорилась, используя родственные связи с королевской семьей Монако, о том, что «Русский балет» будет в течение года выступать в Гран-Театре Монте-Карло.  

Непреодолимое влечение Дягилева к высшему обществу не могло не привести к скандалу. В 1911 году Ромола де Пульски (Romola de Pulszky), девушка из видной венгерской семьи, увидела танец в исполнении Нижинского в будапештском театре и влюбилась в него. Молодая женщина сумела уговорить Дягилева взять ее с собой, чтобы она могла путешествовать с труппой и брать уроки танца. Ничего не подозревавший Дягилев позволил венгерке сопровождать артистов в их турне по Южной Америке в 1913 году, причем сам остался в Европе. Когда он узнал, что после короткого романа на борту парохода его звезда и де Пульски поженились в Буэнос-Айресе, он пришел в ярость и распорядился уволить Нижинского. Эта история закончилась трагически - Нижинский скоро заболел шизофренией и провел остаток жизни в специальных лечебницах, причем за ним ухаживала жена.

В разные годы его жизни, некоторые из ведущих артистов труппы становились любовниками Дягилева. За Нижинским последовали Леонид Масин (Leonide Massine), Серж Лифарь (Serge Lifar) и Антон Долин (Anton Dolin). Большинство из них подходили к этому весьма прагматично. Масин однажды отметил, что заниматься сексом с Дягилевым - это все равно, что «ложиться в постель со славной толстой старушкой». Однако, если импресарио подозревал, что инцидент, устроенный когда-то Нижинским, может повториться, он становился мстительным. Так произошло в 1920 году, когда у Масина начался роман с балериной Верой Савиной. Согласно легенде, Дягилев напоил Савину допьяна, полностью раздел ее и швырнул Масину со словами «Держи свой идеал красоты!», а затем уволил артиста.   

Для Дягилева такой поступок был предательством не только по отношению к нему лично, но также и по отношению к искусству. Искусство же в тесном кружке труппы «Русского балета» (Стравинский, который не был геем, однажды пошутил, что Дягилева окружает «Швейцарская гвардия гомосексуалистов») считалось чем-то сродни религии - религии, которая давала власть своим жрецам и требовала послушания от слуг. Любовные отношения Дягилева со своими артистами, которые могли показаться скандальными непосвященному человеку, приобретали, таким образом, некий метафизический смысл.  Этот мир блестяще показан в фильме Майкла Пауэлла (Michael Powell) и Эмерика Прессбургера (Emeric Pressburger) «Красные башмачки» (The Red Shoes), вышедшем на экраны в 1948 году. Являясь по сути исследованием произвола и тирании, царивших в мире геев, эта картина показывает, как импресарио по фамилии Лермонтов, личность, удивительно напоминающая Дягилева (его играет Антон Уолбрук (Anton Walbrook), который не скрывает, что является гомосексуалистом), заставляет балерину Викторию Пейдж (Victoria Page) (ее играет Мойра Ширер (Moira Shearer)) выбирать между любовью и искусством, что, в конце концов, убивает ее.

На самом деле, Дягилев относился к своим балеринам достаточно доброжелательно. Когда в 1911 году сестра Нижинского Бронислава вышла замуж за одного из артистов труппы, Дягилев подарил ей дорогое кольцо с сапфиром, не забыв, однако, напомнить девушке, что подарок является «символом вступления в брак с искусством». Он дарил такие же кольца Нижинскому и Масину, но в этих случаях его мысль была выражена четко и ясно - они должны были оставаться верными ему и балету. Дело в том, что искусство танца означало родину для Дягилева, вынужденного покинуть свою страну. Он рано потерял веру, он боялся смерти и стремился ко всему необыкновенному. Из всех чудес света только искусство обещало бессмертие.

Дягилев умер так же, как и жил, то есть по уши в долгах. Последние дни он провел в Венеции, и после его смерти друзьям пришлось заплатить по счету в отеле. Между тем, он оставил такое богатое наследство, что мы только теперь начинаем понимать его настоящие размеры. Как точно заметил Прокофьев, Дягилев - это «гигант, единственный в своем роде, причем он только вырастает в наших глазах, когда отходит на расстояние». 

Оригинал публикации: Sergei Diaghilev: first lord of the dance