Я хочу написать про как «Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется…»
Я думаю, у каждого есть шкафчик со скелетиками. У кого он совсем маленький, а у меня вполне себе ничего, объемный получился. И лежат там мои скелетики стопочками, никому не мешают, но иногда какой-нибудь из них вдруг выглянет в щелочку и вспомнится вдруг…..
У меня была замечательная учительница начальных классов. Это она привила мне любовь к изобразительному искусству. Она на уроки чтения и рисования приносила репродукции разных картин и рассказывала про художников, про историю создания, про то, где эта картина находится. Обожала такие уроки. И вообще обожала свою учительницу. Она была красавица, от нее всегда хорошо пахло, у нее был такой мягкий и добрый голос. Но вот однажды…


Я уже как-то писала про наш детский хор в музыкальной школе. Мне так нравилось в нем петь. Правда, руководитель хора была жутко строгая и злая дама (так она мне запомнилась). И репертуар она выбирала совсем не детский. Хор «Князя Игоря», Хоры русалок из Даргомыжского, «Форель» Шуберта и много всего сложного для детского восприятия. Зато до сих пор помню каждую нотку и каждое слово спетое когда-то.
Однажды наш хор выступал на большом концерте, на котором присутствовали руководители города и всякое начальство. Думаю, это было накануне 7 ноября, потому что мы пели «Варшавянку». Все жутко волновались почему-то. И вот, нас построили, как положено. Нас, мелочь младшеклассную в первые ряды. И мы запели: «Вихри враждебные…» пиано, даже пианиссимо. Потом крещендо: « В бой роковой мы вступили с врагами…», и форте: «На бой кровавый, святой и правый…». Как у нас классно получилось. Жаль я все это слышала внутри хора. Но мне все равно очень нравилось. Все четко, слажено. Хормейстер улыбается. Значит, все отлично. Внутри просто ликование.
На следующий день в школе моя любимая учительница говорит всем ребятам: «Какой вчера был концерт замечательный. А хор музыкальной школы у нас просто чудесный! Только вот у Тани из-под юбки были видны панталоны». Все! Небо на меня рухнуло. Жизнь замерла и обожгла меня внутренними горючими слезами. Я больше ничего не видела и ничего не слышала. Девочки, мои ровесницы, хорошо помнят эти ненавистные всеми нами штуковины. Как же я ненавидела эти розовые, голубые панталончики. Их обязательно нужно было натягивать поверх чулочков, которые крепились резинками к лифчикам. Мама зорко прослеживала, чтобы это уродство было обязательно надето. Иначе «простынешь и не сможешь рожать детей!» Аргумент серьезный, потому что уже в третьем классе очень хотелось детей. Натянешь это голубое убожество под черную юбочку, сто раз наклонишься перед зеркалом, рукой сзади проконтролируешь границу юбки и начало этого ужаса и только тогда выдвигаешься в школу. Видимо, волнение перед концертом помешало перед выходом на сцену окинуть себя взглядом в зеркале. А может, там зеркала не было. А руководительнице не до нас было. Ей главное, чтобы мы спели хорошо.
Как же я переживала. Ненависть к этим панталонам перекинулась на мою учительницу. Она больше не была лучше всех, от нее совсем и не так вкусно пахло, и голос у нее стал противным. Я тогда еле дождалась конца уроков. Мне казалось, что весь мир знает, что вчера я так ужасно выглядела. Дома я зарылась в подушку и долго рыдала. А к вечеру у меня поднялась температура, и я потом целую неделю проболела. И никто на всем свете не догадался, что я болела своим позором (так мне казалось).
А вот если бы моя учительница не обратила внимание на такой пустяк, или просто о нем не сказала вслух, все бы было по-другому. И не лег этот скелетик в мой шкафчик.
Мне до сих пор так жаль эту маленькую, глупенькую девочку. У нее отняли маленький праздник. Но этот опыт своей обиды заставил меня всю жизнь быть очень осторожной со словами. Особенно это касается детей. Они такие хрупкие и ранимые.
Ну, вот, теперь это уже не скелетик. Эту тайну поведала вам. В шкафу стало немного просторнее.