О недопустимости близких, а тем более интимных отношений с бездуховными и безнравственными людьми или
ЖИЗНЬ С ИММОРАЛИСТОМ

часть третья
(часть 1, часть2)

- Тебе точно не даст! - ответил я.
- Чего это?
- А того, что ты распиздяй, музыку не любишь, и ебешься с кем попало.
- Так чем же она может меня заинтересовать?
- Тебя... Невиданно огромными сиськами. Ты не представляешь, как удивительно остро чувствуешь молодость мира, когда на фоне крепчайшего утреннего стояка, сквозь похмельный прищуренный глаз, лежа на узорных коврах в оглушительном птичьем щебете на веранде, видишь как проходит она в косых искристых лучах рассветного светила в сторону огорода, помахивая полной двухведерной лейкой и напевая что-то из Пи Джей Харвей, идет поливать огурцы в халате из звезд и фламинго, а в это время ее ОГРОМНЫЕ сиськи...
- Все! Едем! - М. спрятал в карман ключ от машины и допил винтарем бутылку "Пшеничной".
 Певица жила в большом загородном доме с садом, бассейном и резными наличниками. В бассейне мутном, изукрашенном камнями и стрелолистом плавали с невероятной важностью и суетливым достоинством "предпринимателей без образования юридического лица" золотые рыбки величиной с кошку. Садилось солнце. Кутаясь в, крупными звездами изукрашенную, шаль и склонив набок чувственное американское лицо Певица ушла куда-то в глубь комнат, изобильных коврами, зеркалами и драпировками. Вернулась она оттуда с двухлитровым квадратным графином, полным водки. В подобных сосудах когда-то продавали латыши, свинячащим и хмельным русским туристам, приятный на вкус и жутковатый на запах рижский одеколон. В многочисленых гранях сосуда играли малиновые отблески, хозяйка была мила, и состояние общества уже с полчаса балансировало на грани алкогольного обморока.
- Купаться! - Воззвал я.
- В пизду купаться! -ответил имморалист.
- Нахуй купаться! - высказал свое мнение М. и повалился на трюмо.
- Блядь, в натуре купаться! - подтвердила хозяйка, и мы ринулись к пруду.

 По пути Имморалист все тыкал длинным и бледным пальцем в выпуклости Певицы отвлекая ее разговорами о кружевном белье и парфюме. Придя на пруд он разговнился. Имм не любил русской природы, зарослей, комаров и водного спорта.
- В это говно я не полезу! - ткнул Имморалист пальцем в сторону лучшего в области купального пространства, и сразу полез на дерево.
 Сидя на дереве он не успокоился. Он набрал там каких-то мелких и ужасно обидных шишек и стал кидаться ими в М. Тот терпел с полчаса, с кастанедейским безразличием глотая из горлышка "Гжелку", потом посмотрел исподлобья наверх и выдавил.
- Щас стряхну, паскуду!
- Да я, блядь, если спущусь, ты подлюка станешь лизать мой натруженый анус, пока я не скажу, что хватит уже, а я не скажу что хватит, пока ты не умрешь от отравления испускаемым мною во время твоего униженья метаном! - мерзостно завизжал Имморалист и полез повыше.
 М набросился на дерево и стал трясти его ужастно кряхтя и охая. Какое-то время Имм раскачивался на верхушке, вчепившись зубами в ствол. Наконец чувство оскорбленного достоинства преодолело в нем инстинкт самосахранения, "Пизда тебе жопа лысая!" - заорал он. Его зубы при этом конечно разжались, и вращаясь в воздухе наподобие растопыренной буратины, Имморалист полетел в мрачную чащебу. За ним крупными прыжками понесся со звериным рыком М. Следом отчего-то поплелась, непрестанно падая лицом в заячью капусту и всхлипывая Башкирская Женщина. Понимая все неудобство охоты на животных столь разъяренных и обладающих настолько дурацкими и безсмысленными повадками, мы с Певицей допили оставшуюся водку, и приобняв ее чуть выше талии, я осторожно повел девушку домой, роняя, только об самые выступающие из земли корни.
 А в это время М. пользуясь свойственным приметивным натурам животным чутьем догнал таки  Имморалиста, с невероятной, подлой хитростью путавшего след. Случилось это прямо возле непременной принадлежности всякого подмосковного леса, гигантской выгребной конавы, куда сиреневые, вонючие егеря стаскивают в постпраздничные дни, оставшееся от пикников на залитых солнцем полянах разноцветное говно. Имморалист знал, что успешная схватка на окрытом пространстве - есть метод годный только, для недалеко ущедшего от лося, средневекового полководца. Поэтому подпустив М. поближе, с воплем: "Береги ебло!", со всей пьяной дури вмочил М. по яйцам и нырнул дельфином в выгребную яму. Как лев бросается впруд, вслед за навыебывавшимся на него крокодилом М. кинулся вслед за Имморалистом. Два часа продолжалась битва в говне! Имморалист и М. мужественно бороздили пространство выгребной ямы, нанося друг другу сокрушительные и неполюдски подлые удары, каждый из которых был бы дважды смертелен для матерого орангутанга... Кстати этот факт доказывает неимоверную стрессо и удароустойчивость высокоразвитой творческой личности в экстремальной ситуации, впрочем поебать... Два часа по лесу разносился звон стекла, грохот ржавого железа, и жуткий рев, в котором время от времени можно было разобрать:"Жарь ебло, счас откушу!.. Обоссу с шести метров стерву потрохастую!... Оторви себе муде и бросай сюда, посмотришь, что будет!". И продолжалось бы сие вечно, но тут из кустов появились мы, то есть я и Певица. Перед нами грохотала канава, на берегу которой сидела Б.Ж. и пуская мутный слезы по покрытым копотью щекам идиотически улыбалась. А в низу шел бой.
 Дальнейшие событья я помню не в подробностях. Ранним утром мы проснулись, сложенные аккруратным цветочком на веранде у Певицы. М. быстро напялил на себя драную, пропитанную сложнейшего состава говном одежду, принюхался к себе и довольный осклабился. Имморалист же, взглянув на кучу мрачного черно-желтого кала, которой стал его костюм брезгливо отвернулся.
- Голого я его не повезу! - заартачился М.
- Ссышь! - возопил Имморалист. - А чего ссышь?!
- Например ментов!
- А тебе не поебать? У тебя ж в крови одинадцать промиле!
- Так смертельная доза...
- Это у людей смертельная доза!

Так мы и ехали. Машина летела, дребезжа, подскакивая на лежачих полецейских, и теряя запчасти на резких поворотах. А из окна ее торчал голый Имморалист, на радость серым ментам и ярким цветным байкерам.

 Дома я отчего-то страстно возжелал отъебать Башкирскую женщину. Я содрал с нее рыжего цвета (в прошлом синие) в облипку джинсы, укрепил ее конечности в тропической позе, и вогнал залупу, в издающую страшный звериный запах, похожую на желе пизду. А в это время, в кухне, М. попросил Имморалиста сделать себе санобработку пострадавших в бою гениталий, мотивируя такую просьбу наличием у Имма медицинского образования. Когда я наконец завершил всю процедуру, и пошел попить кофейку, посреди заваленной медицинскими прибамбасами китчен-рум я обнаружил на полу сопящий и чавкающий минет, состоящий из М и Имморалиста.Так состоялся первый сеанс "фантазийной ебли". Жизнь с Имморалистом продолжалась. Продолжалась она одинадцать ебоциклов, ухая, хабаля, бренча, и наполняя окружающее пространство опасными метастазами. А потом наступила другая эпоха. Потом мы расстались...

Конец(oIo)