Сладостный спазм ностальгии или..
ХРУСТАЛЬНЫЕ ПИПИСЬКИ 2.
Часть 2,(часть 1)
И тут сразу, бессовестно и мощно долбанула весна. Снег провалился сквозь землю, в Джанге появилась особенная, по-апрельски веселая травка. Гопота заняла свои прибитые места, и стояла совершенно ритуальными кругами вокруг пятилитровых банок с разливным совдеповским пивом. Эта весенняя резкая одурь вышвырнула нас из койки, и заставила прогуливать все, что в принципе возможно прогулять. Совершенно безо всякого смысла, взявшись за руки и практически молча (за три года беседы себя исчерпали, так же, как и ёбля), мы бродили по Москве в жестких когтистых лапах влюбленности второго созыва. Влюбленность второго созыва, как правило, острей и продолжительней первого наплыва чувства, и для первых ее недель характерно маниакальное, но совершенно асексуальное возбуждение. Мы без конца в прямом и переносном смысле стояли на каких-то ржавых мостах и коричневых сухих крышах, и я, обняв Г. со спины, прижимался пахом к ее ирреальной трансмиссии, и ловил аромат солнца в ее волосах. 
Единственной циклофренической темой наших бесед стал мучительный вопрос: "Кого выебать первым?". Время шло, а четкого ответа все не было. С полом мы определились быстро. Поскольку я уже давно и плотно ёбся с парнями, а Г. ни разу не пробовала девочку, мы и решили начать с парня. Только вот кандидатура этого парня вызвала споры и разногласия. Перед нами стояла задача найти тело, привлекательное для нас обоих, обладающее по крайней мере зачатками разума, и в тот же момент не нарваться на политическую травлю со стороны тусующейся общественности (все таки Мытищи). Г. считала, что мы должны пригласить в койку О., ее однокласника и школьную безответную любовь, парня с прокачанным, редкой красоты альпинистским телом, и лицом Улугбека. Я же опасался, что О. в силу свойственного ему мощного мачизма может нам отказать, и уж точно не станет трахаться со мной. Моим предложением был М. (тот самый, из жизни с Имморалистом). М. нравился мне внешне, и частенько развлекал меня рассказами о своих педрических съемках на КитаЕ и на Театральной; постоянным фигурантом этих саг был некий дядечка на "Вольво", в шелковом шарфе, в черепаховых очках и далеко за сорок. Обычно он предлагал М. поехать в гости, попить французского вина и послушать классическую музыку. Потом они ехали к дядечке, где "все" и случалось. Что "все", М. не уточнял. Поскольку в тогдашней Москве физически не было такого количества ухоженных дядечек на Вольво, я со временем уверился в вымышленности этих историй. Мы много спорили, выдвигая незыблемые, тяжелые, как покойник, аргументы, и наконец пришли к выводу, что будем ебать Л. Л. представлял из себя длинноволосого, доброго татарина, с длинным, без единой капли жира смуглым и угловатым телом. Л. заполнял в тусовке нишу добряка-непротивленца, а в школьном спектакле "На Дне" играл Луку. Л. любил распространяться в том духе, что «лучше онанизма нет на свете вещей», и мы, решив сыграть на этой струнке, предложили ему пофотографировать нашу ёблю.
Было очень холодное, ветреное майское утро, когда Л. пришел к нам со своим "Зенитом". В памяти остался кожаный запах фотоаппаратного кофра, и ощущение жесткого, сопливого ветра из-под балконной двери. Раздевались мы неуклюже, влажная одежда не хотела слезать. Дело в том, что мы, стесняясь Л., решили на сегодня отказаться от обычных для нас игр с запахами, и помыться прямо перед сексом. Смущаясь встречать Л. голыми, мы напялили шмотки прямо на сырые тела. Как только я понял, что нас в комнате трое, причем мы с Г. совершенно голые, меня схватил за горло ледяной, распирающий кожу залупы сухостой. Добрых два часа мы принимали самые невероятные позы, и еблись без ощущений и эмоций. Состоянье более всего напоминало винтовую заморочку. Полная невозможность прекратить очевидно бессмысленное занятие. Л. хватал нас за части тела, и старался запихнуть объектив, в чью-нибудь задницу. Когда во всем доме не осталось ни коробочки пленки, я сказал, мандражируя, как перед первым выходом на сцену (чувство, словно в груди раскачивается медная прохладная болванка, привязанная к головному мозгу): "Послушай, Л. Поработали, можно и отдохнуть. Хочешь, мы поебемся, а ты на нас подрочишь. Можешь кончить мне на лицо... Или, Г. может тебе пососать. Что скажешь?"

Продолжение следует