ПОПРОС
(ПОэтическое ПРОСветительство)

Предыдущая выкладка

Давно собирался продолжить тему представления ЖЖ публике лучших с моей частной, личной, однако неподетски верной, точки зрения, современных поэтов. Сегодня это Мариана Гейде, в ЖЖ именующаяся mariannah@lj. Для православных, ментов, поцтреотов и прочих любителей погон и лычек могу сообщить, что Мариана лауреат какого-то совершенно неприличного количества литературных премий. Однако это её не портит, а напротив добавляет забавную чёрточку к её обаятельному имиджу. Во многом Гейде - это и есть то самое срединное течение современной поэзии. Её поэтика представляет из себя синтетику всего рационального, что есть в отечественном верлибре, традиционалистической рифмованой поэзии и даже в зауми. Вообще рациональность текстов Гейде подкупает. Глядя на эти тщательно простроенные текстовые конструкции, где образы - фермы, а звуки растяжки, с ужасом и отвращением вспоминаеш идиотиков, перманентно пищащих о какой-то неподвластной разуму, текущей "изнутри" словестности. К слову ничего необычного у них изнутри как правило не вытекает. Гейде же, не смотря на свою "срединность" поэтеса очень необычная. Необычна она в первую очередь удивительной способностью к передаче ландшафта, в самом широком его понимание. Рисует она пейзаж, натюрморт, портрет, или просто какую-нибудь щербинку на асфальте, она добивается небывалой в отечественной поэзии выпуклости и отчётливости нарисованного. Что любопытно часто Мариана не описывает существующий ланшафт, а моделирует фантазийный и сюрреалистический, однако и здесь она добиватся таких успехов, что Ерка и Кристенсен частенько обиженно сопят на веранде. Я как то писал предисловие к книге Марианы "Время Опыления Вещей", которое, которое, вместе с книгой можно прочитать туточки (осторожно, пдф). Собственно книгу можно преобрести непосредственно у Марианы вместе с предисловием.
А теперь собственно стихи:

* * *

любит растущий месяц
солёное и сырое,
моль побила холодный ноябрь,
любит растущий месяц какая-то скверная тварь:
караулит, когда он круглый,
и пялится из угла,
отлижет краешек
а потом и ещё, и ещё,
и станет декабрь, и растущий месяц,
и любит какая-то скверная тварь отражённый свет,
и солнце не трогает,
потому что боится:
жжётся.
моль побила холодный декабрь
до самого белого пола,
до самого полога мелкие скользкие дырки,
а скоро и это не будет,
и любит растущего месяца белый живот
какая-то скверная тварь,
засыпанный твёрдой водой, этот город лежит, как живой,
а совсем не живой, и уже не жилой,
любит безглазая моль продырявить январь до костей,
и высасывать мозг, и из сахара, соли и мела
лепить неживой, нежилой
восхитительный город на твёрдой воде
из разрезанных глаз ледовитой пустыни –
а скоро и это не будет.
любит какая-то скверная тварь недоношенный месяц февраль,
и не слышит, как, твёрдая, станет нетвёрдой вода,
постоит и пойдёт, по земле, под землёй,
нетвёрдая, станет невидной, невидная, станет на небе
лепить неживые, жилые, другие –
и любит месяц декабрь месяц январь,
месяц январь – месяц февраль,
а месяц на небе, он нежилой,
он любит висеть над землёй.



IV. ПУГАЛО ПЕЛО


ЗНАМЕНКА: ДАЧНОЕ

1. (паучок)

волосатый крестовик
забрался под козырёк
и слюну из брюха тянет,
пропуская между рук
(или ног?) –
не пойду курить наружу,
если я его увижу,
то от ужаса, наверное, умру.
паучок уполз в дыру,
ножкой держит за сигнальную верёвку,
поджидает мошкару
на свет от лампочки, из двери
убежавший на ступени.
я метлой его, пожалуй, уберу:
пусть отбрасывают тени
толсторылые, с ветвистыми усами,
осыпаются пыльцою
много бабочек, и хлопает жуками
о когда-то полосатые обои...
усмехнётся паучок,
быстро брюшко в щель закатит,
у него внутри большой клубок,
ему до заморозков хватит,
он вернётся и отплатит,
а они и не заметят.

2. (вышка)

мы на вышку парашютную залезли:
я, Оксанка и соседские мальчишки,
для чего там эта вышка –
я уже не помню,
из-под ног
такие ржавые ступеньки,
разлетятся, кажется,
или муха вредная привяжется,
словно просится в зрачок.
или это древний маячок –
делать знаки самолётам,
если он когда-нибудь работал,
то не взяли бы меня туда?
под ногами гнётся в речку
мелкая вода,
видно камышовые залысины,
видно – лес вступает мысом
прямо в поле, где овсяные колосья,
а за мысом начинается гречиха,
если я отсюда упаду –
то не закричу,
а если закричу, то очень тихо,
полететь совсем не плохо,
можно по дороге ненароком
научиться полететь от страха,
ведь раньше так учили плавать иногда,
а воздух – то же, что вода,
только сухо.

3. (плотина)

это старая плотина:
высоченные опоры,
между ними бьётся пена,
пахнет тиной,
кружит
голову, и кажется,
что сами ноги перелезут
через стену, или кто-нибудь удружит,
там на дне – корявое железо
и бетонные обломки,
прыгают с плотины
только недоумки,
мы не такие –
мы едем по делу
за брынзой и кабачками,
а под нами
плотина глотает речку,
потом плюётся
большими плевками
и дразнится пятью железными языками.

4. (храм)

мы прячемся от грозы
в разрушенном храме,
там когда-то были разные образа,
а ныне
только нимбы под сводами блещут тонкими ободками,
обломки плитки
врезаются в пятки:
мы быстро бежали, еле успели,
сандалии не надели,
здесь хорошо играть в прятки.
а вот что сделали
соседские ребята:
залезли на кровлю,
подожгли купол,
он хрупнул и провалился,
остался
один беловатый каменный холмик,
он нам это попомнит:
эти, с тонкими ободками,
схватят невидимыми руками,
защекочут шершавыми языками,
сделают мертвяками.

5. (поле)

мы с огромным рюкзаком
вечерком пойдём на поле
и тайком
натырим свёклы и моркови,
если нас поймают –
расстреляют солью,
если не поймают –
сварим борщ из свёклы и морквы,
из клубней и ботвы,
а к концу недели
привезут консервы из Москвы.

6. (щавель)

за забором дикий щавель,
только он – конский,
мы за лето отощали,
греемся на солнце,
мы за лето посветлели
волосами,
истончились поясами,
научились говорить
нечеловеческими голосами,
как лягушки,
вороны и саранча,
мне на вышке
оцарапало плечо,
я теперь умею плавать,
добывать сырую воду из колодца,
а ещё:
плеваться,
материться,
целоваться,
только не умею расставаться,
а придётся.