Противно бывает часто. И всегда любопытно отчего оно так. Ведь милые же люди, красивые оба, а тела, а запах...  Ведь веселились вчера, целовались втроем у плинтуса, и тут на тебе, противно. И всего-то, лежат поутру голые в ванной в обнимку, но обос*ались слегка, ну плавает оно, ну и что. Многие, чтоб в такой ванне понырять, отдали бы фамильный кулон с портретом Дореана Грея. Но ведь реально противно, и вот опорожняешь ты, в купель с оскоромившейся идилией, желудок, а они спят, как чижики, и такая звенящая боль внутри от всего этого, такой пустопорожний тупик, словно тебя самого больше нету, а есть только это отвратительное тебе отвращение, воющее, как надетый на твою собственную голову медный горшок, в который кто-то пуская слюну, и скалясь беззубо, лупит молотком.
   В прочем это случай скорее обидный, нежели сложный. Сложней и непонятней возникает отвращение, когда некто повествует посреди трудового будня, как он вчера в "Перовиче" длинно томительно кушал, и какая карамельная тончайшая пенка была на каждом гинесе, и
как ее отсвет необычайный сочетался с поразительного блеска кирпичным лаком на, не вот этих вот, а на парадно выходных купленных в Версале ногтях. Впрочем и тут все наружу.
  Самое удивительное плохо объяснимое отвращение я испытываю при вынужденном изучение альбома с чужим отродьем. Таких как я немного, процентов двадцать, остальных процедура осмотра чужого выводка, как правито прет и тащит. Они так все краснеют как-то, начинают подпрыгивать, причмокивать, потеть серебристым потом, с запахом советской автопокрышки, у некотрых на лбу под волосами появляется красная полоса. При этом в потнорезиновом мареве звучит непрестанно:"Ох сладенький! Пышечка! Конфетка! Персик, да и только!" А мне становится черно, безысходно пусто и грустно, словно я четверо суток без сна и еды проехал вдвоем с машинистом Андреем в кабине паровоза без стекол, время от времени дефицируя в окно. Самое главное, что пока идет процесс, помещенья не покинешь. То есть я никогда не пробывал покинуть в такой момент помещенья. Потому что глубоко убежден: стоит попытаться это проделать, и все эти полноватые, в потненьком и крахмальном люди возьмут тебя за разные выступы короткими пальцами, и после с утробным урчанием повлекут к себе в норы кровавые куски. Может я мнителен, может болен. Вы здоровый человек, смелый... вот вы и пробуйте, а я потерплю, непосплю еще сутки, а там может крыса попадется... Говорят существуют они, паровозные крысы... Что же так бесит меня в ситуации этой, что так безмерно тревожит. А ведь я не один такой. Нас есть еще пока.
Думал думал, к выводу пришел. Из далека так: ниодно зверье свое чадо другим в бессильном возрасте не кажет, ибо небезопасно. Прячет свою тварюшку, пока у той не отрастет то, что ей положено по Брему. Знаете что полагаю... Ну вот к премеру какая-нибудь, ну скажем кроманьенская, фамилия. Детей у них, понятно, много, потому-что резина пока еще только в Америке, а вот хавки напротив того мало. Надо например в гости идти, вопрос что призентовать? Дубину, поймут не так. Бабу?  У них уже есть. Книгу, источник знаний. Ну это разве что только вместе с недвижимостью. Современник обыкновенно берет литр косорыловки и не парится. А косорыловку тоже не продают... Что делать? Тортик купить? Нету хавки!!! Ясно!!! До осени не дотягиваем, кстати оттого и и по гостям, что вчерась подмели последних бегемотий хвост. Выход? Выход есть!!! Есть ценный, постоянно возобновляемый и вполне пищевой ресурс, который, кстати сам имеет свойство потреблять драгоценный корм.
   Я думаю что остался понят. Так как вы там говорите? Вкусненький? Сладенький? Конфетка? Извините Мамо, можно я сегодня не пойду с Вами в гости. Нет, нет, у меня и дома полно вкусного, с прошлого года под подушкой лягушечья брызжейка заныкана.